«Из-под «мышки» посверкивал синий огонёк. «Я больше красненький люблю..» — застенчиво заметила девушка. Кадровичка строго зыркнула — «будут ещё!. огоньки выбирать!» И тяпнула штамп в анкету. Барышня поправилась, решив что снагличала: «Так я свою принесу. Из дома. Можно?»
«Девушка. Не о том думаете», — и развернулась к следующему клиенту.
«А о чём надо?» — её уже отобрали, на испытательный. А она всё выбривала «тонзуру» на плеши почтенной дамы. Дама втянула широкой ноздрёй затхлый конторский запах. И отчитала настырную, но глуповатую. «О работе, милочка. О работе», — и снова застучала двумя перстами по клавиатуре офисного монстра. «Так и я ней. О ней, родимой. Ваша «мышечка», конечно, — блеск. Но если меня синий раздражает, то и работать стану хуже. Глядишь, и пропущу что важное. И меня вычислят. И вычистят..» — крайние слова разжалобили бы и танк 34. Но тёртая нач.отд. по кадрам и не такое видывала. И уговоры, и слёзы, и подношения со стыдом, и скандалы. Хотя, что уж к ней, она-то и ни при чём.
Девица помялась и добавила, чтоб уж наверняка: «У меня мама болеет. Сильно. Место уж больно сытное и оно мне нужно!»
«Всем нужно», — уже не оборачиваясь и не отвлекаясь процедила кадровичка. Стоявшая следом — такая же претендентка на «сытное место», и тоже, вероятно, с мамой! — подпихнула конкурентку в бок. И шепнула в ухо: «Может ты прям сейчас, заявление заберёшь? Раз уж цвет не подошёл». В тихой комнате слова прозвучали зловеще. «Вы мне что. Вы мне сейчас угрожаете, што ли?» — правильно поняла намёк «будущая звезда среднего сословия». «Так я и пожаловаться могу. Вот прямо теперь и пойду. И нажалуюсь..»
«Ябеда и зануда», — протянули громко, с конца очереди. Очередь отреагировала типично — поржали и затихли. Самим ещё — «про маму..» Статус-кво восстановилось, но ненадолго.
Вакантное рабочее — не голодное! — место находилось тут же. В углу кабинета — стол, комп с причиндалами и стул офисный. Манкую пядь уже осмотрели со всех ракурсов. И посидели бы, но никого не пустили. Рано! Вот пройдёт испытательный,.. Однако, экран помигивал, кулер шумел, перевёрнутая «мышь» синела. Догадайся кто вернуть ей исходное — свары и не произошло бы. Одиозная девица и не заметила бы раздражающий момент. Но всеобщий пофигизм нагнал ситуёвину!
Осознав в полной мере, что сердцевина и хвост очереди — гиена огненная и клубок аспидов. А своё несравненное реноме уже пошатано. Приходилось идти «до конца!» Любительница «красного» насупилась, побагровела и рванула вразнос. «Значит так!» — поставив кулачки в боки, отрезала неофитка кадрового дела. «Вот уж точно, направляюсь к шефу. И описываю всё, как есть. Я за себя постоять умею!»
Где-то — четвёртая с конца, вроде — промямлили: «Тут главнее полежать «за себя». А стоять — ещё настоишься. Если «лежать» больше не предложат..» Очередницы вновь всколыхнулись — шутка оказалась кстати, разговорчики про начальство вились ещё те. Настырная дура вспыхнула. Сдёрнула с кипу документов верхние, свои. И вылетела фурией из «чистилища».
«И правильно», — лаконично резюмировала приёмщица клерковых душ, — «если уж шас бесится, дальше и вовсе кукухой поедет. У нас тут— «не приведи господь», и бывалые стульями кидаются. Неврастеники не выживают. Так-то!»
И задолбила французским маникюром новую строку.
Спускаясь по лестнице, «застенчивая» — матерясь, в полсилы. Обещала все лютые казни провинившимся. Зачитывала подробности и казусы исполнения наказания. Смаковала красочные детали, ухмыляясь и дёргая бровь.
Через три дня она устроилась в приличное заведение. Без испытаний, «сутки через трое». Лежать не предлагали, про стулья ничего не упоминали. Да, и «мышка» на её новом столе помаргивала красным!»