Лет пятнадцать назад я работал в одном научно-исследовательском институте. Так себе – средненькое заведение. Оно тянуло свою лямку, не принося особой пользы отечеству. Научные работники старались честно работать. И в кое в чем преуспели. Я обязан этому институту одному очень занимательному знакомству.
Недалеко от моего дома – буквально в двух шагах, жила наша институтская директриса. Можно сказать, мы были соседями. Она уезжала на работу на служебной машине. И в восемь утра уже была на рабочем месте. А мы, подчиненные, появлялись в своих отделах в девять часов.
Как-то раз директор позвонила мне с работы и сказала, что забыла дома папку с документами. Попросила захватить по дороге. И вот звоню в дверь. Открывает щупленькая старушка, на вид очень старенькая. Она мне обрадовалась, схватила за руку и насильно затащила в квартиру.
Первый же вопрос меня ошеломил: «Вы по-татарски умеете говорить»? Отвечаю, что нет. А сам в недоумении. А старушка продолжает тащить меня в гостиную. Ей очень хотелось похвастаться.
Достала стопку русско-татарских разговорников. И учебник для первоклассников. Показала тетрадку, исписанную диалогами. А еще в конверте – карточки. На одной стороне слово на русском языке, а на другой – на татарском.
В изумлении смотрю на это. А она затараторила радостно, что три месяца изучает этот трудный язык. Особенно сложно дается произношение, но Аня (это ее дочь и наша начальница) записывает с кем-то на диктофон. Приносит домой, а она, бабушка, тренируется.
Так, она освоила названия почти всех предметов в квартире. Может сказать по-татарски, что у нее есть или нет хлеба. Что у нее есть хорошая книга. А еще она выучила, как надо здороваться и прощаться, и благодарить.
Я мычу невнятное, потому что не знаю, что сказать от удивления. Очень уж случай далек от стандарта. Не похожа бабушка на обычных наших старичков.
А она мне объяснила, что начала учить язык для упражнений. То есть мозг тренировать. Заставить его работать вместе с памятью. А еще добавила, что у нее в молодости много было друзей-татар. Росла с ними, а их язык выучить не захотела. И сейчас в память о том времени - учит.
Рассказывает, а глаза горят от радости. Очень увлеклась.
Затем решила сдать мне «экзамен». Подошла к стене, ткнула стареньким пальчиком, и слово по-татарски произнесла. Потом стол, стул, диван, книга, тетрадь, ручка. Одно слово забыла, и тихонечко заглянула в записи, и первая рассмеялась.
Когда я уходил, она печально сказала, что времени у нее мало: не успеет так выучить язык, чтобы с людьми общаться. Но об этом «лучше не думать».
Передал директору папку с документами. Высказал свое восхищение ее старенькой мамой. А она сказала так: «Если бы вы говорили по-татарски, то она вас не выпустила бы. Замучила вопросами».
Я узнал, что она бабушке даже репетитора нашла. Ученица в восемьдесят лет!
Заговорить, конечно, не успела: следующей зимой простыла. И не встала. Но у нее перед уходом хобби было – изучение татарского языка – в память о друзьях детства. Значит, и радость была.