«Запрокинула голову вперёд. И в ещё чуть влажные волосы — на затылок, где-то ближе к шее — прыснула духи. Выпрямилась, встряхнулась и пятернёй причесала вихры.
По комнате плыл резкий аромат болиголова. Болотная дымка окутывала сугубо городские квадратные метры. Казалось, вот — и из камышей, что застоялись горько-коричневыми гильзами, по осени. Ждут не дождутся морозов. Выпорхнут утки-шилохвость. И — вразнобой — хлопками крыльев вспугнут ноябрьскую тишину.
В оконную щель подтягивал холодный свежий воздух. Но не разбавлял, а казалось концентрировал опьяняющий флёр. Запах резкий — не кисейным барышням носить — подходил ей. Как нельзя боле! К глубокой синеве глаз, внезапной смене настроений, порывистости души. А так же, к плавности хода и вальяжности поз. Он раскрывал её сущность, не разглашая тайн.
Выглянула из окна, кинула взгляд на стенные часы. Не спеша оделась и вышла из квартиры. После одиннадцати — ближе к полуночи — город редел прохожими. А те смельчаки, что ещё шлялись — себе на голову приключения ища — держали дистанцию. Ярко горели иллюминации, мчались мимо такси — осень добивала крайние деньки. И гордилась своей не замутнённой, не заснеженной красой. Ничто не предвещало перемен. Одни праздники на уме. И только.
Из-за уха доносился… Горький амбре болота в ряске. Уханья сов, поздняя клюква на сухих местах и багульник по окраинам. Небо в мрачных тучах, безвременье и зыбкие прогнозы. Ни единой живой души и только шелест листвы карликовых осин и шипение полозов. Все сроки вить гнёзда прошли — затерявшиеся..
Она передёрнула плечами. Сладко зажмурилась. И ускорила шаг. Он ждать не любит. Рассказывай потом небылицы. Про змей, не заснувших. Вовремя!..»