Довольно занятно, насколько расхожий образ Древней Греции с подбухенькими философами в окружении классической архитектуры и спортивного вида юнош почти полностью игнорирует важнейшую черту греков – их воинственность. В массовом сознании она присуща разве что спартанцам, да и там благодаря мифологизации подвига 300 представляется чем-то благородным. В то время как никакого благородства в греках не было и в помине. По сути, с первого своего появления в истории во времена кризиса бронзового века, греки никогда не переставали быть агрессивным и воинственным народом, чьё культурное развитие никоим разом не делало их миролюбивее. Вспомните хотя бы их главный эпос, который знал почти каждый грек - Илиаду, где описано, как ещё более древние греки устроили войну длиной в поколение с кучей трупов из-за… женщины. Или то, что персы пришли на Пелопонесс не из-за того, что мечтали овладеть Грецией, а потому что греки постоянно вмешивались в дела Малой Азии, подчинённой персам и вообще-то сами войну и развязали. Причём в то время, пока в Италии шёл объединительный крестовый поход римского Империума, в Греции было скорее вечное сражение племён орков друг с дружкой в больших и малых ВАААГХах. Иногда они объединялись в очень большой ВААААГХ, чтобы постукать соседей-персов, но потом обязательно, перессорившись друг с другом, начинали вновь упоённо меситься.
Собственно, в очередной раз такая ситуация повторилась в конце V века до н.э., когда в Греции собралось два мощных военно-политических ВАААГХ – Афинский Морской Союз, где Афины были первыми среди равных диктатором этого союза, и Пелопонесский союз, где все были равнозначны и если военным лидером была Спарта, то экономическим – Коринф. Оба этих альянса люто ненавидели друг друга, так как остро конкурировали в экономике, а потому война была неизбежна. Вот только когда она начиналась, никто не думал, что продлится она целое поколение, что война придёт в каждый уголок Греции, принеся туда разруху и запустение, и в конце концов разрушит всякие надежды на объединение Греции греками. К концу войны оба альянса находились буквально на последнем издыхании и у Афин запас прочности просто закончился чуть раньше, чем у Спарты. Итог противостояния оказался в полной мере неожиданным для всех. Так как, во-первых, никакого экономического профита Коринф с этого не поимел, а Спарта в ходе войны, как военный лидер, возвысилась многократно. Во-вторых, фактически под властью Спарты оказалась вся Греция и это было проблемой, так как спартиаты банально не знали, как закрепить свои завоевания, кроме как силой.
Ранее я уже писал про проблемы с подчинением одних полисов другими, так вот, спартанцы наступили сразу на все грабли, какие только можно. Они установили в завоёванных полисах коллаборационистские режимы, которые держались исключительно на штыках спартанских гарнизонов. Но мы же помним, что армии полисов были ополчением и вечно держать под сариссой ополченцев-земледельцев нельзя. С одной стороны спартанцы не были земледельцами – у них для этого были илоты, но, с другой, будучи аристократами, стоять в гарнизонах хрен знает где спартанцы не хотели. Поэтому они решили проблему гениально и стали требовать для гарнизонной службы войска союзников, причём их вообще не интересовало, что там у союзников будет с экономикой из-за выключения из неё экономически активных граждан, призванных на войну. Естественно, что такое положение не могло не привести к взрыву. Разразились восстания, где на стороне восставших уже выступила часть бывших союзников Спарты. И хотя они и проиграли, но через десять лет разразилась новая, ещё более масштабная война против гегемонии Спарты, которая закончилась внезапным поражением обеих сторон. Потому что после одержанной союзниками победы в финальном сражении над спартиатами и открывшейся им свободной дороги внутрь Лакедемонии, война сама собой закончилась, так как и у победителей, и у побеждённых просто кончились солдаты. Последним же аккордом станет гибель второго Афинского морского союза, ровно по той же причине, по какой умер и Пелопонесский.
70 лет почти непрекращающихся войн привели к тому, что Греция буквально лежала в руинах – из-за огромных людских потерь некому стало обрабатывать землю, не из кого стало набирать воинов, некогда цветущие виноградники были уничтожены, поля – сожжены и вытоптаны, а рудники – разорены. Из-за этого в Греции, где статус свободного гражданина был всегда накрепко связан с владением землёй, начинается процесс концентрации земли в руках аристократии, которая может позволить покупать рабов для её обработки или позволять арендовать землю негражданам, так как иначе обрабатывать её было бы некому. Так как многие земли пришли в запустение, значительно выросла роль торговли – мало какой полис мог самостоятельно обеспечить себя всем необходимым для восстановления, причём из-за этого происходит взрывной рост товарного производства и монетного обращения. Торговля буквально опутывает всю Грецию, но общая торговля не приносит умиротворения. Из-за роста влияния земельной и торговой аристократий происходит эррозия старых полисных институтов – равенства между гражданами больше не существует, аристократы требуют себе больших прав, так как они больше вкладывают в полис своих денег. При этом главная функция гражданина – защита полиса в ополчении – в этот период практически отмирает, так как граждан на это самое ополчение не хватает, зато по Греции ходит полно ветеранов войн, которым не нашлось места в мирной жизни. Их-то и начинают нанимать власти полисов, что приводит окончательно к упадку демократии – солдаты верны лишь тому, кто платит им деньги, а делает это не полис, а люди в его главе. Таким образом наёмники становятся не только защитниками полиса, но и главной опорой олиграхических и тиранических режимов, которые, как грибы после дождя, начинают появляться по всей Греции.
При этом наёмники довольно быстро становятся чуть ли не основным фактором политики полисов – они провоцируют войны, ради стяжания славы и богатства, подкупаются заговорщиками, поднимают мятежи и просто грабят соседей, потому что могут. Причём всё это происходит в Греции максимально фрагментированной, так как после проигрыша Спарты своим союзникам в Греции не осталось ни одного центра силы, точнее их теперь были сотни. И все они стремились постукать соседей ради жубов (зачёркнуто) денег и рабов. Войны становятся перманентными, никаких устойчивых союзов не существует в принципе, так как никаких общих интересов у полисов больше нет. Даже, казалось бы, общие торговые интересы в реальности не сближают, а наоборот отталкивают, так как каждый полис заинтересован продать как можно больше и ни с кем не делиться деньгами. Вчера вы лучшие друзья, а завтра ваш варбосс решает постукать соседа за то, что тот не пускает его корованы к себе под надуманным предлогом. Парадоксально, но такая ситуация становится даже благом для некоторых полисов Греции, позволяя эффективно перераспределять материальные блага от менее эффективных полисов к более эффективным, точнее агрессивным, но тут разница невелика. Но в то же время в этом положении крылся и весь ужас ситуации – в битве равновеликих центров силы победить мог только тот, кто сможет начать кушать своих соседей, как Рим. Но в том то и беда, что никакого нового инструментария для подчинения соседей греки так и не смогли придумать – каждый полис всё ещё был замкнутой сама на себя общиной, граждане которой получали экстраординарные права на завоёванных территориях, но вот завоеванный полис не приобретал ничего, кроме бездны анальной оккупации разной степени глубины. А значит и любое завоевание могло, как карточный домик, в любой момент обрушиться на голову самому завоевателю, как это случилось со Спартой или Афинами.
И единственным, что могло объединить Грецию в этой обстановке, была внешняя сила. Грекам повезло, что такой силой оказались македонцы - огречившиеся варвары, которых в самой Греции всё равно хоть и считали унтерменшами, но нашими унтерменшами. Они отставали от остальной Греции в общественно-политическом развитии, находясь всё ещё на стадии разложения родоплеменного строя, но это внезапно оказалось их силой, а не слабостью. Так как пока вся македонская держава не развалилась на самостоятельные полисы, цари македонян сумели в централизацию, подчинив местную аристократию и создав мощную постоянную армию, на прокорм которой, по сути, работало всё остальное население страны. Не будучи зависимы ни от ополчения, ни от наёмников, македонцы начали потихоньку зажёвывать Грецию. Подчинённые полисы получали от них с одной стороны военную оккупацию, с другой – включение в экономическую жизнь остальной Македонии на почти что равных правах. Такой подход позволял подсластить пилюлю подчинения, ну а набор рекрутов укреплял лояльность и в будущем гарантировал формирование в полисе прослойки ветеранов-сторонников Македонии. Таким образом варбосс Филипп II Македонский как-то незаметно завоевал половину Греции, а второй половине поставил ультиматум, что либо они присоединяются к его ВАААГХ, либо их ждёт и война, и позор. Причём Филипп был не дурак и собирал свой ВАААГХ вокруг нежно любимой каждым греком идеи – пойти и постукать всех персов.
И знаете, это сработало. Угроза военной оккупации и наличие общего врага позволило Филиппу сколотить Грецию впервые за столетия в нечто единое. Да, это всё ещё была Македония и куча греческих союзников. Скорее такой аналог СРИ времён Гогенштауфенов или даже Римской Республики того же периода, нежели централизованное государство в привычном нам понимании. Но у Македонской Греции всё же была перспектива. Филипп начал нащупывать механизмы, которые позволили бы удержать всё это вместе, но в самой концепции этого объединения и были заложены причины его краха – оно строилось вокруг подготовки к войне и когда война закончится, то ниточки, удерживавшие всё вместе, начнут обрываться. И, хотя Филиппу увидеть результатов его трудов не удалось, его сынишка Сашка взял отцовский ВАААГХ и так постукал персов, что греки буквально за жизнь одного поколения покорили половину известного им мира. Но в этой лёгкой победе уже была тень поражения – Александру было нечего предложить в плане управления своей огромной империей. После победы над персами она держалась исключительно на новых завоеваниях – пока шли войны, пока богатства текли в Грецию, то все мирились с неустроенностью и даже некоторой временностью конструкции государства. Но как только война прекратилась, всё начало расползаться. Попытка стянуть империю воедино, взяв персидскую модель, ожидаемо натолкнулась на неприятие греков – ранее их заставили силой считать себя равными друг другу греками и они смирились, но считать равными себе с равными им правами персов или египтян?! Немыслимо. Проживи Александр подольше, и, вероятно, империя, собранная огромным трудом, рассыпалась бы у него в руках из-за невозможности решить все противоречия, имевшиеся в ней, только силой. Александр слишком быстро пытался провести преобразования, которые в иных случаях велись поколениями.
Как только имперка развалится, Греция довольно быстро рассыплется вновь на кучу воюющих друг с дружкой варбанд, но в этот раз объединённых в несколько чуть более структурированных ВАААГХ для противостояния вновь ужавшейся Македонии. То есть греки кое-какие выводы сделали. На обломках империи станут возникать новые федерации полисов, которые ради противостояния Македонии и соседям вынуждены будут чуть плотнее интегрироваться друг с другом. Общие федеральные представительные органы власти, общая экономика, общая монета, общие законы и суд, и самое главное – общее федеральное гражданство. Но был нюанс, все эти федеральные органы власти решали лишь вопросы федерации в целом, в то время как внутренние дела полисов-членов оставались на усмотрение самих полисов, а общесоюзное гражданство не давало всей полноты прав во всех полисах союза. Тем не менее, это уже было очень близко к римской системе управления – греки наконец получили в руки инструментарий, который позволит им интегрировать завоёванных. Но поможет это не сильно, так как таких федераций возникнет несколько, примерно равных по силе, и все они будут люто ненавидеть друг дружку.
А вот македонцы-то как раз уроков и не извлекут. Они раз за разом будут пытаться военной силой объединить Грецию и раз за разом будут случаться былинные отказы, и всё завоёванное будет вновь разваливаться на куски. А потом из-за узкого моря придёт Рим и за два десятка лет в кровь и кашу разобъёт всех, вообще всех, но поочерёдно. Разделяй и властвуй, и вот это вот всё. После чего в Греции впервые за столетия установится мир. И грекам это странное состояние настолько понравится, что несмотря на весь тот некрасивый развод на бабки, коим было положение провинции у Рима, Греция станет надёжным тылом Империи, которому всего один раз придётся выписывать профилактическую порку. И, знаете, в чём самый большой прикол всей этой истории? Что греки, только видя перед собой пример Римской империи, наконец в полной мере осознают, что же они таки потеряли после гибели Александра.
Автор - Владимир Герасименко
