Луша сидела на мостках, смотрела в воду. Андрей сделал ей эти мостки такими, каких не было во всем селе - крепкими, мощными, далеко выступающими с берега, с резными полированными перилами и лавочкой - не мостки, а настоящий корабль.
Они хоть и потемнели со временем, но красоты своей не потеряли, все так же торжественно устремлялись с обрывистого берёжка к глубине реки, все так же резали быстрое течение крепкими бревнами. Луша и раньше любила приходить сюда одна, да все времени не хватало, а сейчас, когда столько помощников появилось, время чуть растянулось податливо, и Луша часами сидела у воды, думая и вспоминая. Сегодня был жаркий день, зато вечер опустился ласковый, все вокруг дышало лёгкой прохладой, по воде плыл нежный, еле уловимый аромат кубышек, и Луша, как будто на минутку вернулась туда, в свое счастливое, золотое время, к своей памяти.
Лодка вынырнула из-за крутой излучины неожиданно, как будто проявилась из лёгкого, лишь начинающего плотнеть и сгушаться, тумана, и Луша даже немного испугалась - мало ли. Однако испуг быстро рассеялся -сидя на лодке, упершись крепкими ногами в дно, откидываясь мерно широким, слегка квадратным туловищем, греб невысокий мужик. Делал он это умело - лодка шла по воде уверенно и точно, и вся эта картина - густеюший туман, жёлтая от кубышек плоскость воды, изящная лодка и крепкий человек, красиво делающий свою работу, выглядела так потрясающе, что Луша залюбовалась. И лишь когда лодка подошла ближе, она узнала Вадима, помахала ему рукой и, круто развернув свою судно носом, он подгреб к мосткам, накинул верёвку на крученый столбик, торчащий из воды, улыбнулся.
-А я думал, вы меня проигнорируете. Уж полгода, как в сторону смотрите, я уж боюсь и подойти. Думаю, обидел, наверное, чем. Иначе, почему?
Луша смутилась, вдруг покраснела, как девчонка, аж слезы навернулись.
-Нет, Вадим. С чего мне обижаться-то. Просто дела все как-то, все недосуг. Да и люди…
-Лукерья Степановна! Вот честно, ни дня без мысли о вас. А люди… люди всегда найдут причину позлословить, природа у них такая… Людская…
Вадим улыбался широко и так приветливо, что у Луши сами растянулись губы в ответ. Она старалась отводить глаза, но ничего не получалось, уж больно красиво смотрелась мужская, как будто высеченная из мрамора шея, широкая грудь, рыжие волоски которой выглядывали в распахнутый ворот свободной светлой рубахи. Молчание затянулось, Луша очнулась, проговорила чуть слышно
-Вадим, вы если хотите, заходите к нам. Я по субботам блинчики пеку, очень вкусные. Димка вон знает, всегда прибегает. Вот и вы.
-Обязательно, Лукерья.. А можно я вас Лушей буду называть, уж больно имечко у вас заковыристое. Как? Не обидетесь? И вообще, что вы стоите там? Садитесь в лодку, я такой островок видел, поросший лилиями. Просто, как в раю. Я вам букет наберу, помните, как в детстве мы - надергаем их охапку, девчонки в косы вплетали, да в венки. Русалки.
Луша встала, постояла в нерешительности, а потом, крепко ухватившись за плечо Вадима, села в лодку.
…
Маша возвращалась из библиотеки затемно, ей оставляли ключ, зная, что девушка может засидеться и до утра. Она так усиленно готовилась к поступлению в училище, что больше не оставляла времени ни на что, да, впрочем, ей ничего и не казалось серьезным кроме этого. Уже у своего переулка она столкнулась с Димкой. Тот сидел на перевернутом ящике и, воровато зажав сигарету в кулаке, тихонько дымил.
-Два часа уже жду, Маш. В девять обещала, а сама?
Маша щёлкнула парня по носу, да так звонко, что сама испугалась, и, пока тот тер свою пострадавшую красоту, ворча что-то нечленораздельное, она выхватила у него сигарету и растоптала каблучком. Димка ещё больше запыхтел, став похожим на обиженного рыжего ежа. Маша ткнула тонким пальчиком ему в грудь и, чётко отделяя слова, сердито проговорила.
"У тебя! Здесь! Тёмное! Я старалась убрать, оно осталось. Это с твоего заплыва в проруби тебе приз. Оно пока тихонькое, слабое, но будешь курить - окрепнет. И тогда с ним ни черт, ни дьявол не справятся. Помни об этом.
Димка стоял, как пойманный школьник перед учителем и молчал. Потом вдруг сгреб Машу, крепко прижал к себе, поцеловал. Маша чуть высвободилась, погладила Димку по шеке, грустно и ласково.
-Пойми, Дим. Мне сейчас не до этого. Мне в училище позарез, я день и ночь занимаюсь. Подожди, может, немного.
-Маш. Ты вот честно только скажи, не увиливай. Я тебе… нравлюсь?
Маша отвела глаза, помолчала. Потом посмотрела Димкп прямо в лицо, прошептала - тихо-тихо, еле слышно
-Дим. Честно… я не знаю…
…
Утро над селом занималось пожаром - жаркое, яркое, красное. Луша, почему-то крадучись, пробиралась к своему дому, стараясь, чтобы никто её не заметил. Наконец, облегчённо вздохнув, она остановилась у палисадника, сорвала горсть вишен, оборвала черешки, сунула в рот. И тут - просто остолбенела.
Через всю черную плоскость огромных ворот наискось тянулась надпись, неаккуратно наляпанная белой краской.
"Нежить! Дочь юродивой"...