Вождь пролетариата Владимир Ленин не особо жаловал первого пролетарского поэта и певца революции Владимира Маяковского. Писатель Максим Горький, большой друг вождя проводивший с ним много времени в беседах, вспоминает как он отзывался о творчестве поэта:
«Кричит, выдумывает какие-то кривые слова, и всё у него не то, по-моему, — не то и мало понятно. Рассыпано всё, трудно читать. Талантлив? Даже очень? Гм-гм, посмотрим!»
Максим Горький много разговаривал с вождём об искусстве, ведь у нового государства непременно должна строиться и развиваться новая культура. Футуристы во главе с Маяковским как раз считали их направление одно из самых главных, они так и писали в одной из своих газет:
«Лишь футуристическое искусство есть в настоящее время искусство пролетариата».
Эти лозунги и высказывания время от времени видоизменялись, но мысль оставалась прежней. И всё-таки для Ленина футуризм являлся неким подобием кривляния. По словам того же Горького к футуристам Ленин относился пренебрежительно, в каком-то смысле они его даже раздражали. Даже знаменитую поэму «150 000 000», которую напечатали тиражом в 5000 экз. Ильич разнёс в пух и прах:
«Как не стыдно голосовать за издание 150 000 000 Маяковского в 5000 экз.? Вздор, глупо, махровая глупость и претенциозность. По-моему, печатать такие вещи лишь 1 из 10 и не более 1500 экз. для библиотек и для чудаков. А Луначарского сечь за футуризм».
К тому времени в молодой стране развивался не только футуризм, но и бюрократизм. Росло и влияние Маяковского как пролетарского поэта. Он постепенно отдалялся от своих прежних предпочтений и старался писать стихи, которые должны идти в ногу со временем. Менялось и отношение Ленина к Маяковскому. По крайне мере есть одно воспоминание Крупской, которое говорит о смягчении вождя и шаг в сторону Маяковского. Было это в 1921 году, Ленин посетил одно из детских учреждений:
«Они показывали ему свои наивные рисунки, объясняли их смысл, засыпали его вопросами. А он смеялся, уклонялся от ответов, на вопросы отвечал вопросами: „Что вы читаете? Пушкина читаете?“ — „О нет, — выпалил кто-то, — он был ведь буржуй; мы — Маяковского“. Ильич улыбнулся: „По-моему, Пушкин лучше“. После этого Ильич немного подобрел к Маяковскому».
И наконец в 1922 году выходит знаменитое стихотворение Маяковского «Прозаседавшиеся» обличающее бюрократическую систему. Сам Ленин высказался о нём так:
«Вчера я случайно прочитал в «Известиях» стихотворение Маяковского на политическую тему. Я не принадлежу к поклонникам его поэтического таланта, хотя вполне признаю свою некомпетентность в этой области. Но давно я не испытывал такого удовольствия, с точки зрения политической и административной. В своем стихотворении он вдрызг высмеивает заседания и издевается над коммунистами, что они всё заседают и перезаседают. Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно».
Собственно, если взглянуть на это стихотворение через призму современности, то ничего за сто лет не поменялось. Бюрократия как была, так и есть по сей день. Впрочем, что говорить – оцените стихотворение сами, если не читали его.
Прозаседавшиеся
Чуть ночь превратится в рассвет,
вижу каждый день я:
кто в глав,
кто в ком,
кто в полит,
кто в просвет,
расходится народ в учрежденья.
Обдают дождем дела бумажные,
чуть войдешь в здание:
отобрав с полсотни —
самые важные!-
служащие расходятся на заседания.
Заявишься:
«Не могут ли аудиенцию дать?
Хожу со времени она».-
«Товарищ Иван Ваныч ушли заседать —
объединение Тео и Гукона».
Исколесишь сто лестниц.
Свет не мил.
Опять:
«Через час велели прийти вам.
Заседают:
покупка склянки чернил
Губкооперативом».
Через час:
ни секретаря,
ни секретарши нет —
голо!
Все до 22-х лет
на заседании комсомола.
Снова взбираюсь, глядя на ночь,
на верхний этаж семиэтажного дома.
«Пришел товарищ Иван Ваныч?» —
«На заседании
А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома».
Взъяренный,
на заседание
врываюсь лавиной,
дикие проклятья дорогой изрыгая.
И вижу:
сидят людей половины.
О дьявольщина!
Где же половина другая?
«Зарезали!
Убили!»
Мечусь, оря.
От страшной картины свихнулся разум.
И слышу
спокойнейший голосок секретаря:
«Оне на двух заседаниях сразу.
В день
заседаний на двадцать
надо поспеть нам.
Поневоле приходится раздвояться.
До пояса здесь,
а остальное
там».
С волнением не уснешь.
Утро раннее.
Мечтой встречаю рассвет ранний:
«О, хотя бы
еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний!»