Друзья, взгляните на материал Огонька 1972 года о Хайтинском фарфоровом заводе в Иркутской области. Статья значима упоминанием полного имени живописца и представлением Валентины Аркадьевны Владимирцевой. А экспонаты с неполным указанием ФИО художника из Госкаталога позволяют поставить вопрос о возможной атрибуции. Выношу на ваш суд находки под знаком вопроса. Жду комментариев.
Мончинский Л. Фарфоровая песня // Огонёк, 1972. – № 32 (2353). – С. 24–25, цветная вклейка.
С первых шагов начинающим ремесленникам поседевший мастер внушал: «Только тот до конца познает наше дело, у кого в душе живёт фарфоровая песня». Руки и вкус мастера давали фарфору право на жизнь. Долго всматривался он в бесформенную серую массу, прежде чем в его воображении рождался изящный сосуд, напоминающий цветок подснежника, или скульптура трепетной кабарги, настороженно вскинувшей точёную голову. Это было древнее и тонкое искусство. Оно пришло в Сибирь сто лет назад, когда в 1869 году на берегах рек Белой и Хайтинки была учреждена фирма «Фарфоро-фаянсовая фабрика торгового дома Переваловых». Лучших мастеров переманивал из больших городов России и Европы расторопный и оборотистый мужик Иван Перевалов. И вскоре сибирский фарфор стал появляться на заграничных и местных выставках. Это был самый белый и просвечивающий фарфор, с нежным мелодичным «голосом». А запасы ценного сырья для его изготовления считались неограниченными.
В 1869 году на Иркутской губернской выставке фарфоровые изделия завода получают первый похвальный лист, в 1873 году – серебряную медаль. Затем награды в Екатеринбурге, Новгороде, Москве, золотая медаль – в Омске. Первый приз в Антверпене в 1905 году прославил сибирский фарфор уже в мировом масштабе.
Когда началась революция, с дедовскими берданами уходили в лес и рабочие фарфорового завода. Сражаться за власть Советов. В округе зверствовали белобандиты. Лишь в августе 1920 года в Мишелёвку вернулся мир. Многих умельцев недосчитались на фабрике: кого смерть нашла, кто убежал от бандитских пуль в деревню. Но фабрика заработала. Взялись за обучение неграмотных. Стар и мал пошли в школу, которую построили на воскресниках в 1924 году. Синеблузники организовывали самодеятельность, рабочие дружины и до первых петухов просиживали на комсомольских собраниях...
К 1929 году завод коренным образом реконструировали, начали внедрять новую технологию и впервые в Советском Союзе соорудили туннельные печи. Сконструировал их инженер Николай Емельянов. Техника техникой, а держался фарфор всё же на добрых мастерах.
Одним из них был Владимирцев. Вышел и он на работу, хотя был уже стар, и сказал: «Хочу народную власть поддержать...» Работал словно волшебник: фарфор у него пел, смеялся и даже грустил. Но только как ни искусны были мастера, они не справлялись с неимоверно выросшим спросом народа на изящную посуду.
...Сейчас на заводе трудится внучка знаменитого умельца Валентина Аркадьевна Владимирцева. Она лучший живописец цеха. Попадёт в её руки обыкновенная белая чашка, и на ней появляется замысловатый орнамент или рисунок – точно выхваченный кусок жизни.
...Пушистой змейкой скользит по замшелому кедру таёжный король-соболь; несётся оленья упряжка молодого каюра-эвенка к черноглазой хозяйке чума; тихо дремлет над вечерним озером одинокая красавица ель... На рисунках Владимирцевой нет ничего лишнего, только сдержанная красота, словно одухотворяющая фарфор.
В начале прошлого года коммунисты завода избрали Валентину Аркадьевну делегатом XXIV съезда КПСС. Вернулась она из Москвы торжественная, с каким-то особым, праздничным настроением. Первое её выступление было в профессионально-техническом училище. Говорила о задачах, которые ста вит партия перед работниками этой отрасли промышленности, о том, что решать их придётся им совместно. Получился хороший разговор опытного мастера с мастерами будущими. Деловой и задушевный. И, наверное, многие из ребят именно тогда почувствовали себя причастными к большим заботам страны.
А у себя в бригаде Владимирцева сказала:
– Беру обязательство выполнить пятилетку за три с половиной года. Предлагаю каждому посидеть часик с карандашом и подсчитать свои возможности.
Тягаться с лучшим живописцем, конечно, не многие рискнули, но во всех личных планах пятилетка сократилась: у кого на год, у кого на полгода.
За первые шесть месяцев 1971 года выдали 66 тысяч фарфоровых изделий сверх плана. На 8 процентов возросла производительность труда. Стал на конвейерную линию чудесный сувенир – «Хаитинка». Видели вы когда-нибудь нераспустившийся сибирский жарок? Сходство «Хайтинки» с этим цветком поразительное. Даже светится чашка по-солнечному весело.
В заводском музее гостям показывают китайский, немецкий, японский фарфор, давнишние изделия фирмы Переваловых, и, наконец, экскурсовод подводит вас к громадной экспозиции последних лет. Вы можете хвалить, или осуждать, или спорить, но молчать не имеете права. Ничто так не обижает хайтинцев, как равнодушное отношение к их труду: в каждом фарфористе живёт художник, а для художника самое горькое – безразличие.
...Чтобы понять и почувствовать местных художников, нужно побыть наедине с чудесными здешними просторами. И вот брожу я по полям, берёзовым рощам, по лесистым, похожим на ощетинившихся ежей, сопкам. Голубая лента реки ныряет в узкое горло громадного ущелья и, с шипением вырвавшись из него, разливается бесконечной умиротворенной гладью. Чистый сосновый бор за околицей. В бору – старое кладбище. Скорбные кресты на могилах декабристов, ссыльных польских повстанцев, партизан-революционеров. С холма хорошо видна поседевшая церковь. За её каменной оградой сохранился казацкий острог, срубленный из стволов железной лиственницы более трёхсот лет назад. Всё здесь трогает душу: и ива, уронившая в реку зелёные косы, и старая мельница со сломанными колёсами, и степенный, с толстовской бородищей дед, дымящий на завалинке крепким самосадом.
– Наш край вдохновением никого не обходит, – говорила мне художница завода Дина Воронцова.
Григорий Михайлович Азаров, директор завода, который только десяток лет назад был студентом Томского политехнического института, рассказывает нам о тех рубежах, на которые выйдет предприятие в годы пятилетки. Мы осматриваем готовые к завершению цехи, где разместится механизированное производство.
– Интерьеры цехов и участков будут отвечать строгим требованиям современной производственной эстетики, – объясняет Азаров. – Исчезнут последние тяжёлые профессии, не станет газовщиков, грузчиков... Формовка и литьё изделии полностью перейдут к полуавтоматам. Одним словом, новые цехи помогут нам выполнить требование Директив XXIV съезда партии – увеличить объём производства фарфоро-фаянсовой посуды в два раза. Но мы строим не только завод. Год назад сдали столовую на 200 мест, дарим детям большой детский комбинат. Словом, пятилетка – нам, мы – пятилетке...
– Ну, а как же всё-таки мастер? Что он будет делать на полностью механизированном производстве, машина его не обидит?
– Когда мы делаем всеми уважаемый ширпотреб, – улыбнулся директор, – то мастер прикасается к фарфору лишь мыслью, но существуют вещи, которые не осилить машинному разуму, и лишь мастер сделает их собственными руками. Нужда в умельцах остаётся столь же великой, как и при наших дедах. Вспомните древнюю заповедь: «Только тот способен до конца познать дело наше, у кого в душе живёт фарфоровая песня».
Подписывайтесь на мой канал, давайте о себе знать в комментариях или нажатием кнопок шкалы лайков. Будем видеть красоту вместе!
#явижукрасоту #ясчастлив