Галина Ицкович приручает верблюда, страдает от зноя и наслаждается марокканской народной музыкой, попутно открывая для себя и читателя Ифран, Мидельт, Еррахидию, Мерзугу и безымянный, но типичный для Марокко оазис.
Дорожные достопримечательности и рыжий поцелуй пустыни
Как и следовало ожидать, ситуация с кондиционером никак не изменилась, но жар снаружи постепенно спадает. Чем дальше в лес — а мы едем по лесу — тем легче дышать. Не встреченные нами на гибралтарской территории макаки, их называют ещё берберскими маготами, происходят именно отсюда. Подтверждение сего факта не заставляет себя ждать: мы наталкиваемся на первую засаду небритых лесных разбойничков практически сразу же за городской чертой. Не успев сфотографировать мелькнувших за ближними деревьями особей, мы огорчаемся, но ненадолго: как только джип тормозит, из лесу прямо-таки бегут любопытные и нахальные, как деревенские ребятишки, макаки. Мы останавливаемся и выходим из машины, и тут уж начинается форменный праздник непослушания. Так вели бы себя трёхлетки в группе без воспитателя: макаки лезут в окна и сумки в поисках вкусненького, запрыгивают на капот джипа, изображая мойку стекол, и с удовольствием позируют перед камерой.
Кедры плотно обступили карабкающуюся в гору дорогу. Это значит, что мы проезжаем мимо Ифрана. Каждой горной стране полагается кусочек Швейцарии местного разлива. Марокканская Швейцария находится в Ифране. Мохаммед с гордостью указывает на очаровательные домики, самые что ни на есть шале. Мне кажется, он гордится ими гораздо больше, чем, например, мединой Феса… Ифран построили «с нуля» для туристов, богатых берберов-любителей горных лыж, руководствуясь хрестоматийными европейскими образцами. Что уж там, все мы отравлены Швейцарией, всем хочется эдельвейсов. До двадцатого же века местные жители жили в землянках. Выходим из машины размять ноги, вдохнуть вкусный горный воздух. Наш гид полон энтузиазма, он готов сфотографировать нас на фоне потёмкинской деревни и неприятно поражён мимолетностью нашего интереса и отказом позировать…
В Мидельте все туристы обычно останавливаются на обед; мы не являемся исключением. Да, а где же туристы? Их (нас) немного — то ли мы слишком возбуждены аутентичностью происходящего, чтобы замечать большие туристские автобусы, то ли действительно удается избегать тех мест, куда ездят «массы», но в основном мы натыкаемся на туриста-мизантропа, избегающего толп себе подобных, вроде нас самих.
Обед в помпезном, но пустом и полутёмном ресторане прекрасен, спору нет, но самое главное — это висящая в дальнем уголке иллюстрированная карта региона, и именно благодаря ей становится ясно, что мы выезжаем из Среднего, въезжая в Высокий Атлас. Так вот почему так изменился ландшафт! Куда-то незаметно отступили леса, склоны покрыты низкорослыми шариками-кустами. Вдоль обочины тянется смесь пейзажей; среди мотивов южнорусской степи периодически возникают типичные отроги Колорадских гор — Мидельт расположен на перекрестке горных цепей.
Еррахидия. Какие они разные, эти городки, нанизанные на дорогу!
— А местные, местные-то какие? Что за динамика между Востоком и Западом? — не терпится редактору.
А динамика простa. В больших городах чужаков пасут и не выпускают из виду. Мы для них не люди, а необходимое зло — но туристам усиленно улыбаются. А в маленьких городах и в деревне жизнь более самодостаточная и от туризма независящая, а потому более закрытая и не очень дружелюбная. Сидят себе люди на завалинке, занимаются своими делами, но стоит проявить к ним интерес, как они задраивают отсеки и готовятся к погружению. А потому что нечего тут рассматривать.
Намёк на пустыню появляется в лобовом стекле. Мы совсем недалеко от границы с Алжиром. Дорога как дорога; вот только жар снова становится нестерпимым. Кусты, хоть и зелены пока, всё больше напоминают перекати-поле; в почве всё больше песка. Мы пьём и обтираемся мокрыми салфетками, мы пыхтим и обмахиваемся теми же, превратившимися в трухлявый ком салфетками. На них остаются рыжие потёки. Это пустыня, её фирменная печатка.
Путь в Эрфуд лежит через сменяющие друг друга ущелья и каньоны, по краю отвесных скал, вдоль других скал, нависающих над дорогой. В Эрфуде остановка, но совсем ненадолго, надо успеть до темноты. До чего же напоминает кашмирские мои приключения! Но присутствие цивилизации и некой предсказуемости в Марокко намного выше, чем в Джамму-Кашмире, а потому Мерзуга возникает в окне как запланировано, прямо перед закатом.
На самом краешке дороги, в начале дюн, стоят домики, чем-то напоминающие какой-нибудь среднестатистический «Мотель-8» — если б не оранжевая глина, если б не пустыня в нескольких минутах ходьбы, если бы не невидимый, но совсем близкий забор на границе с Алжиром. В Мерзугe мы предполагаем заночевать и утром присоединиться к группе, отправляющейся караваном в ближнюю часть пустыни, где разбили лагерь берберы-пастухи. Лишние вещи (то есть абсолютно всё наше «только-самое-необходимое» барахлишко) останутся в Мерзуге (а если мы с ними больше не встретимся, у травелога появится шанс дорасти до мемуара. Шутка).
Берберы — Меркурии арабского мира. Они соединяют несоединимое и доставляют недоступное жителям пустыни. Очень кстати появляются стаканы мятного чая, и наступает облегчение и сладкое такое расслабление всех органов. Чай этот можно пить бесконечно. Утоляя жажду, сам он становится источником новой жажды…
Продолжение следует…
Читайте также:
Из Андалусии в Марокко. Часть первая
Из Андалусии в Марокко. Часть вторая
Из Андалусии в Марокко. Часть третья
Из Андалусии в Марокко. Часть четвёртая
Из Андалусии в Марокко. Часть пятая
Из Андалусии в Марокко. Часть шестая
Из Андалусии в Марокко. Часть седьмая
Из Андалусии в Марокко. Часть восьмая
Из Андалусии в Марокко. Часть девятая
