К берегам полуострова в несметных количествах подходит сельдь, треска, камбала, палтус, минтай, минога, навага, корюшка, мойва. В камчатских водах живут голец, озёрная форель, хариус, щука, окунь, налим. В реках и озерах Камчатки нерестятся тихоокеанские лососи — кета, горбуша, красная, чавыча.
Трудно ловить рыбу в камчатских морях. Часто нежданно-негаданно налетает шторм; и моряки Камчатки, выходя на промысел, зорко следят за морем, небом, ветром, полетом птиц. А когда по всем признакам надвигается буря и белые барашки появляются на гребнях воды, рыбацкие суда немедленно выбрасываются на берег: безсмысленно бороться с жестоким камчатским штормом.
Рыбацкие лодки и кунгасы, перегруженные богатым уловом, подходят, наконец, к приёмным плотам рыбных комбинатов. Море бурлит. Пенистые волны грозят каждую минуту расколоть в щепы маленькие судёнышки, опрокинуть их, разбить на коварных отмелях. И вот тогда-то входят в воду отважные, смелые люди. На Камчатке их зовут «курибанами». Стоя по пояс в холодной воде прибоя, они подхватывают сильными руками пляшущий на воде кунгас и вытаскивают его на берег или на приёмный плот комбината.
Я побывал в Усть-Большерецке, на крупнейшем рыбном комбинате Камчатки. Он расположен на Морской Кошке. Так называется клинообразный участок земли между Охотским морем и рекой Большой.
На комбинат я приехал в конце июля, когда шел массовый ход лососёвых рыб. Люди работали с полным напряжением сил: эти короткие недели решали судьбу годового плана. Не только все мужчины Усть-Большерецка, но даже домохозяйки и подростки были заняты на консервном заводе, в засольных цехах, на разделочных пристанях. Круглые сутки трудились машины-автоматы: они отрубали рыбам головы, отрезали плавники, вспарывали брюшко, очищали от внутренностей.
В иные дни комбинат принимал и перерабатывал два — два с половиной миллиона лососей. И всё же не было конца и края непрерывному потоку рыбы, идущему в цехи по ленточным транспортёрам и жёлобам с водой.
Несмотря на обилие рыбы, научные работники Камчатки неустанно заботятся о пополнении рыбных запасов. Мне пришлось побывать на озере со странным именем — Ушки. Стояла лютая зима. Мы ехали на собаках. Вокруг лежали огромные сугробы снега. Бушевала пурга. Казалось, отойдёшь пять шагов от упряжки — и непременно заблудишься.
И вдруг среди снегов — тёплое, незамерзающее озеро и на озере — стаи белоснежных лебедей. Вытянув свои длинные гибкие шеи, они величаво плыли по зеркальной воде. Иногда лебеди взмахивали могучими крыльями, разбрасывая вокруг сверкающие брызги.
К вечеру пурга стихла. Широкая полоса заката отражалась на зеркальной водной глади, окрасив и её и лебедей в нежно-розовый цвет. Розовыми были и вершины сопок, обступивших озеро. У подножья холмов розовый цвет переходил в лиловый.
Далеко на горизонте виднелся кратер Ключевского вулкана, окаймлённый, будто радугой, многоцветной короной. Это редкое сочетание цветов на берегу незамерзающего зимой камчатского озера и белые лебеди среди снежных сугробов создавали просто сказочное впечатление.
Ушки — крупнейшее на Камчатке нерестилище лососёвых. Но площадь его слишком мала, чтобы вместить огромные массы рыбы, которые ежегодно заходят сюда. Рыба борется за место и гибнет, не оставляя потомства. Только самым сильным парам удаётся пробиться к укромным местам и отложить икру.
На берегу этого удивительного озера расположился рыборазводный завод.
Когда из икринок начинают выклёвываться мальки, их переносят в мальковый питомник, а затем выпускают в озеро. Весной, когда поднимается вода в реках, из этого громадного рыбного инкубатора каждый год двадцать пять миллионов молодых лососей уходят на простор океана.
Я видел и другой комбинат на Камчатке. Ещё недавно на его месте стоял тихий посёлок Ключи с двумя десятками домиков таёжных охотников и рыболовов. Сейчас здесь, на берегу тёплой протоки, у подножья Ключевской сопки, вытянувшись на пять километров вдоль берега реки Камчатки, раскинулся деревообрабатывающий комбинат. Сюда по реке сплавляется лиственница, ель, береза, осина, тополь, ольха. И когда попадаешь на этот комбинат, чувствуешь здоровый смолистый запах свежераспиленного леса, слышишь звенящий свист механических пил, видишь ярусы новых бочек, огромные чаны для посола рыбы, горы клёпки, ребристые остовы строящихся катеров и кунгасов, готовую мебель.
Здесь, в Ключах, хорошо помнят об извержении Ключевского вулкана в 1944 году. Это произошло зимой. Из кратера вылетали столбы пламени, окутанные клубами дыма и пепла. Висевшую над вулканом чёрную тучу пронизывали молнии, слышались раскаты грома. По склонам стекала раскалённо-красная, светящаяся лава. В домах звенела посуда, раскачивались лампы. Пепла было так много, что его тучи закрыли солнце и в Ключах днём приходилось зажигать электричество. Потом пепел осел, покрыл снег на громадной площади, радиусом в триста километров, и до следующего снегопада собаки были безсильны везти нарты по этому толстому серо-пепельному слою.
