Она опять проснулась резко, как от толчка изнутри, наяву продолжая додумывать то, что началось во сне. Вымещала ли она на дочери свое одиночество, несчастную любовь, брошеность, или она была плохой матерью и делала бы так же, будь у нее муж? Если бы с Сашей было все хорошо?
Ее отец ведь очень любил свою внучку. Любил и горевал о том, что растет без отца. Для него это была настоящая личная трагедия. Надо же, его дочь и вдруг – мать-одиночка! Надо же такому случиться именно в его семье! С какой болью и грустью он смотрел на них – большую и маленькую. Так и не привык, так и не смирился за десять лет. Изо всех сил старался заменить внучке отца. Как же она была ему за это благодарна… Сама, ожесточившаяся и раздражительная, она редко чувствовала к своему ребенку настоящую затопляющую все существо материнскую нежность. А дед с лихвой восполнял нехватку ласки и тепла, которую она не давала. Когда они садились пить чай вместе по воскресеньям, Тайка залезала к деду на колени и пыталась пальчиками расправить глубокие морщины-лучики, расходящиеся из уголков его глаз.
- Дедушка, почему морщинки такие глубокие?
- Потому что смеялся часто, моя лапушка.
- Почему смеялся часто, дедушка?
- А жизнь веселая была, Таечка!
У несентиментальной, даже где-то черствой Анны от этой сценки каждый раз подкатывал комок к горлу. Она отворачивалась и усиленно гремела посудой.
Пока отец был жив, она внутренне все время его как бы контратаковала - подумаешь, замуж не вышла. Многие так. Когда она объявила отцу, что беременна и будет рожать, он очень ругался. Как?! Без мужа?! Да как же так! Докатилась! Но это был единственный выплеск гнева и осуждения. После – он помогал ей во всем, трогательно заботился о ее питании, о необходимом приданом для ребенка, вместе с ее друзьями ездил встречать в роддом. Не говоря уже о трепетном отношении к внучке. А сейчас ее начинало грызть чувство вины. И как, действительно, ее угораздило. Ведь были же парни. И с серьезными намерениями. Надо было замуж выходить. И не было бы у отца этих терзающих сердце дум. И чего она зациклилась на этом Сашеньке? Какой смысл был в этом? Стоило столько страдать, выжидать его, завоевывать, чтобы всего лишь через десять лет уже саму себя не понимать – чего с ума-то сходила? Мужик оказался дерьмо. Почему она не видела этого? Отец хотел заставить Сашку на ней жениться. Поговорить с ним. Пойти к его родителям, пойти к нему на работу, повлиять, так сказать, через коллектив. Но она убедила отца этого не делать. Объяснила, что сама преследовала его, сама соблазнила, что ребенок – это только ее ошибка. И ее решение. И отец сдался. Ее откровения пошатнули его мир. Он ужаснулся тому, что его дочь, воспитанная, спокойная, послушная, могла не только бегать за мужчиной, но и лечь в постель. Без бракосочетания! Без свадьбы. Как же ты могла? Где ты такого набралась? Анна догадывалась, что он винит себя. Недовоспитал. Не справился. Эх! Материнская мудрость, материнское слово нужно!
Мать парализовало за год до рождения Тайки. Сначала была надежда, что она встанет, но этого не случилось. Последние года два ей становилось все хуже. И вот теперь умер отец. Умер сразу. На работе. Инфаркт. Конечно, завод помог с похоронами, и друзья подтянулись, и ее и отцовские. Но теперь, в ночь после похорон, она осталась одна. Прислушалась. Из комнаты родителей не слышалось ни звука. Тайка громко сопела опухшим от слез носом. Придется совсем переселиться к матери в комнату. Чтобы постоянно быть рядом. Господи, а что же делать, когда она на работе? Они с отцом чередовали смены. А сейчас… Боже, она еще не раз оценит, как много ее отец тащил на себе, как же он ее поддерживал… Сиделку? А деньги? Со смертью отца вопрос денег обострялся. Чем больше я буду работать, тем на большее количество времени потребуется сиделка. Все больше денег ей будет уходить. Замкнутый круг. Тайка? А справится? Придется. Воды подать бабушке, покормить ее супом через поилку… Много ли надо? И позвонит, если что. Она уже время от времени подменяла ее. Теперь это станет ее обязанностью после школы.
Надавить на Сашку? Чтобы давал больше денег? Ага, как ты на него будешь давить? На жалость? Ну, может быть, один раз и выдавишь. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Когда трехлетняя Тайка спросила у нее: «А где мой папа?», Анна ответила: «А нет у тебя папы. Я тебя сама родила. Одна». Она с напряжением ждала следующих вопросов, но Тайка ничем больше не проявляла интереса к отцу. Наверно, когда дедушка умер, она снова начнет спрашивать. Что сказать-то? Что нагуляла? Что была несчастная любовь? Что ее отец – скотина? Все, видимо, рассказать, придется. А там уж как переварит – так переварит. Бедная, бедная моя Тайка! Какая из меня мать! Меня – то нет, то я от усталости злая мегера. Могу только командовать да отфутболивать. Дедушка был, так хоть любил по-настоящему. А как она теперь-то будет… Тоже одна. И как маленькую ее теперь на ручки не возьмешь, и под бочок не положишь. Все. Момент упущен.