У каждого в жизни есть четверостишие, которое он нет-нет, да повторяет...
У меня таких два. Есть, конечно, стихи Есенина, Пастернака, Ахматовой и Цветаевой, которые я очень люблю, есть синий и прозрачный Блок, совершенно смолистая Юлия Друнина , но стихи других, не очень известных поэтов, чаще всего приходят мне на память в критические моменты.
Первое из них четверостишие Юрия Черноусова.
Вот оно;
Снова солнце закатом дразнится,
День взорвался светло и коротко,
Я устал от забот и праздников,
Хочу белого снега в городе...
Правда,здорово? Кто такой этот поэт Юрий Черноусов?
А бог его знает...Я с ним знакома была очень шапочно, совсем немного...
Помню только, что был это очень бурный и неудобный человек, который жил уже в солидном возрасте в молодежном общежитии.
Ну, такой неприкаянный какой-то...
А еще я помню, что от черноусости в нем было очень мало, да и вовсе он был лысый...
Познакомилась я с ним тогда, когда бредила созданием рукописного журнала. И в конце концов создала его.
Это был сборник рассказов, стихов, культурных статей авторов нашего маленького туманного города на берегу могучей реки Амур. Города Комсомольска-на- Амуре.
Это было перестроечное время, разброд в душе, сплошные трамваи и автобусы...
В Комсомольске стреляли из ракетницы по прохожим, стояли бесконечные очереди в винные отделы, закрывались детские сады, постоянно меняли свою номинальную ценность деньги, в стране было какое-то безвластие, и в это же время кипела работа разных неформальных объединений и студий. И я тоже часто бывала в двух из них. В театральных студиях ,,Игра,, и ,,КнАм,,.
Это были две молодежные студии камерных театров. Действие в них происходило на маленьких сценах, расположенных в виде чаши в глубине залов.
Залы вмещали всего около тридцати человек, сиденья в них были в виде ступенек, поднимающихся кверху, а действие ритмически, как сердце, билось внизу, на помосте, обтянутом черной тканью.
Один из театров, КнАм ( Комсомольский- на- Амуре молодежный - так расшифровывается его аббревиатура) стал настоящей изюминкой города на Амуре. Это первый в России частный театр со времен НЭПа. То есть после времени новой экономической политики в России частных театральных организаций не было. КнаМ открыл свои двери в 1985 году и стал первым в постсоветской России. Труппа его обьездила много стран, была во Франции, Бельгии, США, Сингапуре и везде выступала с большим успехом.
Так вот и я подвизалась в этих театрах и даже исполняла некоторые роли на их таинственных подмостках.
Однако журналистика меня тоже влекла, я неплохо умела рисовать, и очень хотела воплотить в жизнь свою мечту о своем рукописном издании.
Поэтому я моталась по метельному Комсомольску, в желтой кишке ,,Икаруса,, и собирала материал для своего альманаха.
Юрий Черноусов, выскочив ко мне на рецепшн своей рабочей общаги, с большой насмешкой сунул тогда мне свои стихи о городе, и так же ретиво удалился.
А я принялась за оформление журнала.
Вскоре он вышел, и назывался по перестроечному ,,Блеф,, , и лежал одно время на лакированных столах в салонах ,Игры ,, и ,,Кнама,, ,пока не замурзался...
А я вскоре ушла работать в газету, и проработала там месяца два.
Газета была маленькой, почти неофициальной, обслуживала она одно предприятие - ПСМО ,,Северовосток энергострой,,. Это было строительная организация, которая занималась возведением ТЭЦ на Дальнем Востоке.
Строительные бригады данного объединения объехали множество северных строек. Возводили электростанцию в Нерюнгри. Были еще в каких- то не менее значимых в советское время, гремевших, союзного значения стройках.
Но мне- то, девчонке, учившейся на заочном отделении Дальневосточного университета, было это очень муторно. Для меня все эти многочисленные реле и электростанции были непроходимым лесом.
Я оглушалась и путалась во внутренностях ТЭЦ, как только заходила в нее, делалась совсем очумевшей от множества расплывшихся добродушных и крутых дядечек с бушлатами на голове,в конце- концов, дошло до того, что я совсем запуталась в работе данной организации и ездила на работу, как на каторгу.
Была тяжейшая зима. Она была тяжела не только ощущением совершенного крушения бывшего строя, но еще сама по себе - метельная, синяя с сиреневым жутким отливом.
Я ехала в редакцию на автобусе минут сорок, ТЭЦ строили за городом, я окоченевала, прислонившись ногами к благословенной печке внутри ,,Икаруса,, , и с тоской думала о рабочих бытовках, разбросанных на склоне горы, где раскинулась стройка, балагурных оскалах поднаторелых рабочих и еще с большей тоской о своем начальнике, который требовал от меня работу, а я никак не могла освоится и собраться.
Он толкал меня в бригаду за бригадой, а я путала названия инструментов и объектов, в голове у меня мешалось завывание вьюги и крики бригадных запевал.
Сейчас я уже не помню, написала ли я хоть что-то нибудь в это несчастное издание, но помню то, что я усвоила навсегда.
То, что трудяге и при Советской Власти давали немногое, а начальство купалось в роскоши.
Как я поняла, ,,ПСМО ,,Северовосток Энергострой,, скиталось по всему Дальнему Востоку с одной ударной стройки на другую. Конечно же, во главе предприятия стояли бонзы - специалисты, а может быть и карьеристы, как мой начальник...
Был он совсем молодым, очень юрким, продвинутым типом, который, на мой взгляд, больше всего ценил деньги , престиж и собственную значимость.
Он даже газету организовал, чтобы выделиться, продвинуться, заслужить положение среди других замов. У него не было специального образования, но он тащил ее из собственного тщнславия. И абсолютно ,,зверски,, относился ко мне. Он не мог объяснить мне никакой работы, ни ввести в курс дела , ни познакомить с людьми, ни просто придти на помощь, а только всегда говорил: ,,Кто у нас тут журналист? А? Ты? Ну, вот сама и делай.,, И выпуливал меня в сплошную круговерть снега и ледяной, морозной шуги.
Но дело не в этом, а в том, что я проведала, что куда бы не приехала эта организация, везде ее верхушка устраивалась очень неплохо в самом городе, в дорогих, престижных квартирах, которые в любую минуту могла оставить за собой, а рабочие... Рабочие, которые прокочевали по стройкам из тайги в тайгу, с одной реки на другую, жили в бараках, выдаваемых за достойное жилье.
Никогда не забуду, как я по заданию своего ,,безумного,, начальника, отправилась в гору на ,,свидание,, с одним из опытных старых бригадиром этого стройтреста.
Я увидела высохшего от сигаретного дыма старика, с лысиной во всю голову, с руками, похожими на иссохшиеся корни дерева, который отмечал свой День Рожденья в одиночку, видимо, надоел шум на работе...Он сидел на продавленном диване в своем продуваемом, каком-то почти картонном двухэтажном бараке, в крохотной квартирке на втором этаже, и кругом были голые стены, перекошенный пол и один какой- то цветок на подоконнике запотевшего окна. Я тогда почувствовала, что этот человек осознал вдруг на склоне лет, что все то, что он заработал, то чем он вознагражден, за свой самоотверженный, и ударный труд на гремевших социалистических стройках, подогреваемых бравурными лозунгами и призывами, это
вот эта одинокая, составленная из каких- то дешевых деревянных блоков квартирка с перекошенным полом, одиночество и фикус на окне...А одиночество - бич таких рабочих.Кто будет мотаться за работягой со стройки на стройку, с одной общаги в другую...
Еще были разные ,,цацки,, , которые он мне показывал, вытаскивая из ящика серванта, грамоты, медали.
А потом я приехала в гости к начальнику. По делам, конечно...
Меня встретил запах дорогой квартиры, ковров, чистоты и достатка, хорошей еды.
В глубине жилища ходила молодая женщина, бегали дети - жизнь была, как оазис, бьющий восточным, благоуханным ключом.
А ведь самому начальнику было едва за тридцать. Просто энергия, умение жить, приспосабливаться сделали свое дело.
А те, кто проработал на морозе и холоде всю жизнь, кто принес славу и регалии, вместе с материальными благами своему начальству, коротали остаток дней с фикусом на перекошеном подоконнике .
Я и до того, не очень любила начальника, а после этого сравнения, возненавидела еще больше. Мы стали с ним прямо чувствовать классовую неприязнь друг к другу.
И я еще больше не хотела писать. В его газетенку ..
В конце- концов, промучившись со мною, он дал мне последнее задание, а сам... уехал в командировку. Задание было таким: смакетировать газету и отдать макеты в типографию, вместе с материалами.
Дело это было очень ответственное. Потому что рабочий газик уходил в типографию утром в пять часов с одной из автобусных остановок в городе. И я не могла опоздать. Если бы я опоздала, я бы загубила выпуск, привела в недоумение типографским рабочих, да и, вообще, в газетном деле это не положено.Хоть под танк ложись , а газета утром ,чтобы лежала на столе вместе с утренним кофе.
Макетирование...Легко сказать:,,Смакетируй и передай...,, А если ты пропустил в университете именно эту тему, именно на этой паре ты смотался в столовую на левой стороне Океанского проспекта в ветренном, вечно голодном Владике, поесть вареных кальмаров.
Я очень хорошо запомнила эти кальмары, в маленькой, неглубокой чашке, политых майонезной заливкой.
А сейчас мне...досталось от противного начальника, от человека, с которым у нас развернулась какая- то борьба, задание именно - составить макет газетного выпуска. А иначе я буду посрамлена и выброшена из газеты с позором.
Прямо на дорогу, под колеса маршрутного автобуса. .
Ох, как я измучилась тогда...Мне казалось,что небо надо мной трещит по швам от напряжения. Но что мне было делать?
Я НЕ ЗНАЛА, как макетировать газету...
Интернета в то время еще не было, справочник журналистики, что валялся у меня дома на полке, был таким убогим, таким бесполезным и политизированным, что я забросила его, едва пролистав.
Это был полный тупик.
Я уже слышала, как поют литавры над моей головой. Литавры торжествующего начальника , доказавшего- таки мне, что я ничего не стою в выбранной профессии.
Мне не мог помочь ни один человек в мире. Я падала, разбираясь о волны, как буревестник Горького.
И вдруг я вспомнила о полной уютной женщине, работающей в редакции нашей городской четырехполоски.
Уже не помню совсем ее имени. Но помню доброе, мягкое, энергичное лицо очень неплохого журналиста, которая учила меня писать, подготавливая к поступлению на факультет журналистики. Я вспомнила ее теплый голос, мягкое, очень сердечное, профессиональное участие ко мне, и отправилась к ней. Она мне в два счета объяснила смысл этого злосчастного макетирования (по сути это был простой план, со свои масштабом, который надо было выполнять по неким правилам и больше ничего).
Вернувшись домой, я быстро справилась с этой работой и утерла нос редактору.
Но это был бы не до конца утертый нос этому прощелыге, если бы я не поменяла некоторые материалы...
Я набралась наглости и вместо зряшных поздравлений- объявлений поставила на последнюю полосу - стихи.
Свои, о рабочих строителям, которые зря прожили свою жизнь на комсомольских стройках и стихи Юрия Чеиноусова о снеге.
Да вот это четверостишие, в котором солнце ,,дразнится,,. ( Стихотворение на самом деле было значительно больше, но я уже все его не помню)
Наша газетенка вышла на следующее утро со стихами авторов- комсомольчан, висела на стендах во всех бытовках ПСМО, а у начальника случился чуть ли не приступ. Он вращал своими карими смоляными глазами, рвал волнистые волосенки, на пахнущей дорогим шампунем голове и рычал на меня, как лев...
Чем все закончилось? Закончилось тем ,что газету через две недели закрыли из- за отсутствия бумаги.
Были такие дефициты в то провальное время. И мы расстались с начальником, даже не попрощавшись
А стихи Юры Черноусова сохранялись на одном экземпляре строительной газеты у меня в книжном шкафу долго, и долго сияли на странице рукописного журнала ,,Блеф,, пока наша семья не переехала из заснеженного , бредового в то время Дальнего Востока сюда, в глухие леса Тверской области.
Но даже сейчас, я, когда хожу по асфальту уже фабричного, провинциального городка Валдайской возвышенности, если вдруг попадаю в некий ритм колючим ветрам, если где- то закрадывается комом в горле тревога, я отсчитываю шаги и приговариваю;
Снова солнце закатом дразнится,
День взорвался светло и коротко,
Я устал от забот и праздников,
Хочу белого снега в городе...
( О другом стихотворении, ритмичном состояниям моей души, я расскажу в одном из следующих выпусков.
P.S. Что касается автора стихотворения Ю.Черноусова, то мы с ним встретились еще раз в КнАме позже, почти перед самым моим отъездом на запад России. Он устраивал в салоне театра выставку своих картин. Он оказался неплохим, но очень амбициозным художником. К этому времени он съездил в Тибет, в поисках смысла жизни и удивительной страны Шамбалы и благополучно вернулся, нарисовав множество пейзажей этих чудесных мест. Со мной он разговаривал, как всегда резко, нервно. Таков уж он был - Юрий Черноусов. Поэт из города Комсомольска- на - Амуре. А вы встречали поэтов не со странным, а подчас не харизматичным характером?
Я нет...
Читайте...
Если вы хотите почитать о девочке, которая мечтала о большем..
то почитайте здесь.