Алексей ехал по пустынной дороге, виляющей, как хвост змеи, то вправо, то влево. Над дорогой свисали ветки деревьев, покрытые пожелтевшей листвой, и клонились друг к другу, создавая огненный туннель. Сквозь ещё густую листву пробивались яркие лучи солнца, медленно опускавшегося за горизонт. Через несколько мгновений оно скроется где-то там далеко, уступив место ночи. А пока, напоследок, бросает яркие вспышки в лобовое стекло, ослепляя своим ярким светом.
Он ушёл сегодня пораньше с работы. И раньше бывало, так делал, когда хотел провести время со своей любимой женой Танюшей. Только в последние несколько месяцев всё так изменилось, и домой его перестало тянуть. Находил постоянные причины, мол, на работе завал, в командировку внезапно отправляют, лишь бы сбежать от вечно обиженной, недовольной жены. А сам спешил к Насте, она ведь совсем другая: всегда весёлая, в прекрасном настроении, макияж, прическа, сексуальные платья, страстная и обворожительная. Её глаза горят огнём, а глаза Тани давно потухли и часто наполнялись слезами. Надоело! И слёзы эти надоели, и упрёки постоянные, сам, как струна натянут. Хочется расслабиться, настоящим мужиком себя почувствовать хочется.
А как всё начиналось. Он ведь был в неё влюблён с первого курса, добивался, стихи писал, под окнами общежития ночами ходил и ждал, пока она в окошке появится, чтобы хоть глазком… Цветы дарил, всю стипендию на подарки тратил, пусть недорогие, но до сих пор все до единого сохранила. После института поженились, любили так, что слов не найти. Десять лет прошло, и что стало? Быт съел всю романтику, вроде Танечка всё такая же красавица, мужики до сих пор головы сворачивают на улице, только Алексей не видит этого. Весь в работе с головой, ведь для неё старается, для семьи, чтобы и дом красивый, и шубка песцовая, а ей всё не хватает чего-то. Любит её? Не мог ответить. Наверное, если бы разлюбил, ушёл бы. А может одна привычка и осталась. Сердце уже в пятки не уходит от её небесных глаз, от фигурки стройной, от рук нежных, от голоса, что словно ручеёк течёт. Всё приелось. А Настя его снова в молодость вернула, юнцом прежним себя почувствовал, когда крышу сносило и на подвиги тянуло. Чувство вины грызёт, каждый день, каждый час изнутри съедает. За это на Таню ещё больше злится. Мечтал о семье большой, да только детей им Господь не подарил. Про себя Таню винил, вслух нет, конечно. Понимал, что подло, как ножом в самое сердце, вот и молчал. А изнутри всё равно подъедало.
Машина мчалась мимо большого старого кладбища, и Алексей поёжился. Музыку громче включил, и подпевать стал. А потом, в конце кладбища увидел мужчину, идущего вдоль дороги. Сгорбившийся, сухой старичок медленно перебирал ногами, постукивая тростью по опавшей листве на обочине. Идёт себе человек, и пусть идёт, мало ли дела какие. А нога сама на тормоз нажала.
- Дедушка, вас подвезти, может? Смеркается уже.
- А подвези, коль не жалко.
Уже сидя в машине, старичок потирал сморщенные замёрзшие руки. От него пахло сыростью и старостью. Алексей подбавил печку. Осень медленно пробиралась в окрестности, и в его сердце, окутывая тоской.
Старичок заметил огромный букет красных роз на заднем сиденье, и бутылку Мартини.
- На свиданку спешишь к любимой?
- Ну да – смутился Алексей. – А вы здесь что делали, если не секрет? До ближайшего населённого пункта далековато пешком. А если бы никто не подобрал?
- Да заболтался, о времени забыл, вот на автобус и опоздал, старый дуралей.
- Меня Алексей зовут, а вас как?
- Трофим Николаевич – ответил старичок, дрожащим голосом. - Ты меня сынок до Нижней Слободки довези, пожалуйста, я заплачу.
Ну вот, сделал в кой то веки доброе дело, туда минут тридцать пилить, потом ещё до Насти обратно минут двадцать. Ну не высаживать же его. Взялся помочь, так валяй. В следующий раз подумаешь десять раз, прежде чем незнакомцев подбирать.
- Довезу, конечно, платить мне не надо, так довезу.
Алексей смотрел на дорогу, и думал о своём. Болтать с дедом не хотелось. Он набрал скорости, если повезёт, минут за двадцать до Нижней Слободки доберусь, а потом скорей к Настеньке.
- Я тоже на свиданку ходил – прервал тишину Трофим Николаевич, снова грустно бросив взгляд на алые розы, а потом на Лёшу, – к Любушке своей ненаглядной. Каждый день сюда приезжаю на автобусе, потом пешком с километр. И в дождь, и в снег. Ни на один день её в одиночестве не оставляю.
Лёша изумлённо посмотрел на старика, и усмехнулся. Во даёт дед, еле ходит, а всё туда же, на свиданки бегает. Слушать рассказы старика Алексею не хотелось, и он ничего не отвечал, в надежде, что Трофим Николаевич всё поймёт, и доедут они до Нижней Слободки в тишине. Но Трофим Николаевич не унимался.
- Ох и любил я свою Любушку. Она же первая красавица в селе была, за ней все парни увивались. И даже Мишка, сын председателя колхоза. Всё село мою Любушку и этого Мишку в жениха и невесту записали. А я решил, не бывать этому! Моя будет, и ничья больше! Красиво ухаживал за ней, тоже цветы дарил, вечером водил на холмы на звёзды глядеть, песни пел, на гитаре играл под окнами. А кто на неё хоть глазком взглянет, всем носы до крови разбивал. А Мишка к ней всё равно свататься пришёл, подлюка. И родители её мою Любушку уговаривать стали, мол, зачем тебе этот Трофим пройдоха, лучше сына председателя партии для такой красавицы не найти. А она меня выбрала, наперекор родителям пошла, со всей роднёй разругалась. А Мишке я потом тоже нос сломал, чтобы на чужой каравай рот не разевал. Только позже оказалось, что недостоин я её, лучше бы она замуж за Мишку вышла, авось жизнь бы свою счастливо прожила.
Лёша всё смотрел на дорогу, но музыку выключил, и с интересом слушал старика, будто в его голове картинки из жизни Трофима Николаевича кто-то рисовал.
Как женился на Любушке, так возомнил о себе невесть что. Добился, мол, своего, а теперь сиди дома, детей воспитывай и щи вари, нечего с подружками-клушами лясы точить, да по селу шастать, чтобы мужики своими масляными глазёнками мою собственность не разглядывали. А она спокойная такая была, ни слова мне не перечила, всю себя мне отдавала, любовью окружила, словами ласковыми встречала и провожала. А я дураком стал, крышу совсем снесло. Начал с дружками выпивать, по селу куролесить, да пакости всякие по пьяни делать. Домой то как собака побитая, приползу, то вообще голышом, грязный весь, на ногах еле стою. То Любушка меня бегает по всему селу ищет, а я под забором чьим-то в навозной куче валяюсь. Так она домой за тачкой, меня бугаюку кое-как погрузит, домой отвезёт, искупает и спать уложит. А я наутро с бодуна столько слов ей гадких наговорю, и снова к дружкам своим закадычным. И опять по новой, то напьюсь до беспамятства, то по бабам. Сначала меня из комсомола попёрли за аморальное поведение, а потом вообще сел на три года за разбойное нападение. А она ждала, каждый день писала. Я вроде там-то и понял, что жизнь свою гублю, а жене своей любимой и подавно. Как вышел, так за ум взялся по началу. Да только меня со сроком на нормальную работу уже не берут, так, шабашил то там, то сям. Где-то и за бутылку. И опять пошло поехало, снова связался не пойми с кем. А Любушка мне всё глаза пыталась открыть, так я ей рот затыкал, мол не смей про моих друзей слова плохого сказать, баба глупая. Начал снова по девкам гулять, они то другие, чувства новые. А супруга приелась, смотреть на неё сил не было, аж до тошноты. Вот и стал на стороне ярких эмоций искать. Да и нашёл на свою голову. В соседнее село с дружками своими поехал на танцы. Там одна так в душу запала, я к ней и подкатил наглым образом. А меня её хахаль на улицу вывел, и со своими кентами до полусмерти избил, пока мои «товарищи» с бабами выплясывали. А потом дружки мои меня нашли, на машине довезли до родного села, и перед калиткой меня, полуживого и выкинули. Отбили они мне там всё, у меня половину правую почти полностью парализовало. Дружки говорят, ничего не видели, ничего не знаем, и как ветром их сдуло из моей жизни. Рядом одна Любушка и осталась. Выхаживала меня инвалида, ночей не спала, а я невыносимым стал, ещё пуще прежнего. Сам на себя злюсь, что вот она такая красавица, умница, заботливая, чего мне дураку ещё надо было – живи да радуйся. А я из-за своих выкрутасов теперь калекой на всю жизнь остался. Да только Любушка все силы свои положила ради меня, и на ноги то меня поставила. А я взамен что? Только словами колкими бросался, дурной совсем был, будто сам чёрт в меня вселился. А когда от болезни я оклемался, тут на горизонте то снова Мишка появился. Весь такой из себя важный. И начал мою Любушку подарками закидывать, да словами красивыми. Вот тогда мне что-то в голову то и тюкнуло. Я на жену свою, Любушку, словно глазами прозревшими посмотрел, на колени перед ней упал, прощения просил. Да только поздно было. Извинилась она, сказала, чтоб не серчал на неё. Она всё, что могла, отдала мне сполна. И к Мишке то моя Любушка ушла. Как ни пытался я её вернуть, упустил своё счастье. А через год моя Любовь захворала и померла. 1 мая 1970 года навсегда я её потерял.
Трофим Николаевич достал из кармана старого заштопанного пиджака носовой платок, и стёр слёзы, стекающие по морщинистой щеке. Машина давно стояла у покосившегося забора старого обветшалого дома в Нижней Слободке. Алексей смотрел на несчастного старика, и сердце его сковала невыносимая боль.
- Я тогда запил снова, сильно запил, а потом мне моя Любушка приснилась, красавица, в белом платье, словно снова девчонка семнадцати лет, улыбчивая, смотрела на меня своими глазами огромными, не бранила, нет. И осуждения во взгляде её не было. Да только после этого я к водке проклятой больше не притронулся. У меня ведь кроме неё в жизни то никого и не было, друзей и баб многочисленных и лиц не вспомнить. Не ценил, потерял на веки вечные Любушку свою ненаглядную. Вот теперь на кладбище каждый день на свиданки к ней хожу. Часами с Любушкой моей беседы веду. Слова сами рекой текут, которых не успел при жизни ей сказать. Каждый день молю Любушку о прощении, да только слышит ли она меня. Сам знаю, что поздно. Скорее самому так легче, а её словами то уже не вернуть. Не ценил. Вот Господь у меня и забрал подарок дарованный, навсегда забрал.
Старик повернулся к мужчине и пристально посмотрел ему в глаза.
- А ты сынок, езжай домой, не дури. Ждут тебя дома, очень ждут. Танюша пирогов напекла, с вишней, как ты любишь – с этими словами старик вышел из машины, и, опустив голову, медленно побрёл к дому. А Алексей постоял ещё несколько минут, пребывая в оцепенении, и поехал домой. По пути букет роз и бутылку Мартини в помойку выкинул. А Танюше купил огромный букет ромашек, которые она так любила, и плюшевого медвежонка, почти такого же, что дарил ей на первом курсе. На пороге их уютного дома встретила его красавица супруга. Как букет ромашек увидела, так глаза былым огнём загорелись, у Алексея даже дух захватило.
Платье нарядное надела, по кухне порхала, такая нежная и лёгкая. Пока муж ароматные пироги с вишней уплетал, смотрели друг на друга влюблёнными глазами, и тепло внутри по венам растекалось, и в груди сердце восторженно билось. И не было в жизни Алексея ничего дороже этих счастливых небесных глаз его любимой Танюши.
***
Всю неделю старик из головы Алексея не выходил. Жалко ему его стало. Так жалко, что сердце тоской каждый раз при мыслях о нём наполнялось. Не выдержал. Поехал в Нижнюю Слободку. К дому подъехал, крутился, звал, да никто не выходил. Наконец женщина к нему местная подошла.
- Ты, милок, чего горло то дерёшь? Уж давно тут никто не живёт – обратилась к Алексею женщина.
- Как не живёт? А Трофим Николаевич?
- Так помер Трофим, уж полвека назад помер, через год после кончины своей супруги, Любы. С горем своим не справился. Их рядом то и похоронили, хоть они и в разводе были. Тут, минут тридцать на машине, старое кладбище большое.
- Как помер? Я его неделю назад сюда домой привозил – ошарашенно ответил мужчина. А женщина только перекрестилась трижды, и пошла своей дорогой.
Алексей долго по кладбищу плутал, пока наконец не нашёл два памятника - Трофима Николаевича и Любови Степановны. Оба умерли 1 мая, только Любушка в 71-м, а Трофим через год, в 72-м. Лёшка так и замер перед их выгоревшими фотографиями, не мог осознать, как так получилось, что покойный Трофим ему повстречался на пути. А потом решил, что Господь ему его послал, чтобы на правильную тропинку его вернуть, чтобы не повторил Алексей страшной ошибки Трофима Николаевича. Ведь дарована ему любовь на всю жизнь, да только её беречь надо, коль потерять не хочешь навечно.
Спасибо большое, что дочитали эту историю до конца. Вам понравилось? Тогда буду благодарная за лайк и комментарий.
Советую также почитать другие рассказы канала:
© 2021, Арина Соболева (Надежда Савенко). Все материалы канала защищены авторским правом. Любое копирование и распространение материалов разрешено только с указанием ссылки на первоисточник.