Свежий кусок # книги "Реки текут к морю" ( Ю_ШУТОВА ).
Мы движемся вглубь времени от поколения к поколению. Вот уже и до бабушки добрались. До ее детства.
Томка допускала, что она в этом мире появилась, и до этого момента мир как-то обходился без нее. Но представить себе такое не могла. Это не имело смысла. Она всегда была в самой середке мира, и он накручивался на нее теплым пуховым платком. Он существовал для нее: если она хотела есть, во рту сразу появлялось вкусное, если вдруг становилось холодно или мокро, стоило только пискнуть, и мир снова становился сухим и теплым. Потом в мире появилась мама. Она принадлежала Томке, и только ей одной. Как и все остальное. Но мама была важнее, она управляла миром, тем вкусным и теплым, что делало его прекрасным.
Потом мир здорово расширился, в нем появились большие черные дома, куры, яблоки и огромная лужа. Вода в ней была мутной, а дно мягким. Томка шлепала по ней, и между пальчиками ног просачивалась жижа. Она была нежной на ощупь и чуть соленой на вкус. Лужа пахла, как корова Зорька, что по вечерам приходила откуда-то к ним на двор, пряталась в хлеву, вздыхала, поводя раздутыми боками и все время что-то задумчиво жевала.
Они с мамой жили в доме, сложенном из толстых бревен. Надо было подниматься под самую крышу по высоким деревянным ступеням. В самом низу под ними стояли старые сани. На них никогда не ездили. Чтобы ехать нужна лошадь. А ее нет. Зато в санях можно прятаться. Выше саней жила Авдотья со своим семейством, а еще выше — они с мамой. Рано утром Авдотья кричала снизу:
— Юля! Спишь? Или живешь?
Юля — это мама. Если матери не было, на двор вышла, Томка выскакивала на лестницу и, перевесившись вниз, звонко кричала:
— Зивем! Мы зивем, Адотя!
— Подикось, молока налью, — отвечала Авдотья.
Надо было взять большую кружку и спуститься с ней в комнату. И там костистая высокая тетка с лицом задумчивым, как у коровы, наливала в эту кружку молока. Зачерпывала его ковшиком из ведра и наливала. В свою посудину она никогда не нальет, ей ихний бог не позволяет.
Бог у Авдотьиного семейства строгий, он много чего запрещает. А еще он любит, чтобы ему читали вслух. Иногда в нижней комнате собирались дядьки и тетки, и муж Авдотьи Сысой доставал толстую книгу и читал вслух. Дядьки и тетки слушали. И бог слушал. Томка тоже любит, когда ей мама читает. Но Томкины книжки тоненькие, и там все понятно: про колобка и зайку с лубяной избушкой. А то, что Сысой читает своему богу совсем нельзя понять. Ни словечка. У мамы тоже есть бог. Но совсем другой. Он нарисован на маленькой картонке и живет в шкафу за жестяной банкой с пшенкой. У него темное лицо и борода. Бог похож на Авдотьиного деда Васю. И так же, как дед Вася, бог постоянно все забывает. Старый, память дырявая. Так Авдотья говорит. Про деда, не про бога. Мама каждый вечер вытаскивает картонку, смотрит на нее и напоминает богу, что он должен делать. Она шепчет: «Спаси и сохрани Сергея, Тамару и меня, грешную... Упокой душу усопшей Людмилы...» Мама долго шепчет, повторяет, чтобы бог все запомнил правильно, не перепутал.
— Мама, а усёпсяя Юдмия, это кто? — Томке интересно, она никакой Людмилы не знает.
Мама вздыхает:
— Так, девочка одна. Она умерла.
Томка не понимает, зачем нужно говорить богу про девочку, которая все равно уже умерла. Пусть занимается теми, кто живет: мамой, Томкой и Сергеем.
Сергей — это Томкин папа. Так мама говорит. Мама-то знает. Он появился в мире после всех, после мамы, после Авдотьи и коровы Зорьки, и, уж конечно, после самой Томки. Он появляется и снова куда-то пропадает. Мама говорит: «Папа работает». Это понятно. Многие мужики в их деревне тоже исчезают. Работают на лесоповале. А папа нет. Он работает на пароходах. Томка видела пароход в книжке на картинке, он белый, плывет по морю, из трубы валит черный дым. Как пароход ухитряется не перепачкаться сажей, не понятно. Вот она, Томка, обязательно бы перепачкалась.
Томке не нравится, когда папа объявляется у них дома. Он отбирает маму. Занимает Томкино место на кровати, а ее саму перекладывает спать на широкий сундук, что стоит возле двери. Сундук жесткий, в дверь дует, ночью она подмерзает и начинает скулить.
—Тише, папу разбудишь, — шепчет мама, поглаживая голову трехлетней дочери.
Но в кровать к себе не берет.
Отец поднимает Томку на руки высоко-высоко, и ей страшно: вдруг она ударится головой о потолок. Он щекочет ей пальцем под подбородком, а она куксится, выкручивается у него из рук. Она выходит во двор в новеньком платьице, привезенном отцом. Оно красивое, белое в синих горохах. Мама говорит, городское. У деревенских такого нет. Во дворе копошится крохотный поросенок Борька. Он розовенький, с белыми редкими шерстинками на спинке. Его надо поймать. Обязательно. Томка ловкая, раз и поймала. Она прижала к себе брыкающегося поросенка:
— Будесь моей доцей.
Свиненыш обкакался, черная вонючая струя потекла по новому платью.
— Ма-а-ама-а-а!
Мать выскочила из дома, увидев изгвазданную дочь, всплеснула руками:
— Снимай скорей, Томочка, надо простирнуть, пока папа не увидел. Расстроится. Такой подарок тебе привез, а ты сразу уделалась. Не стыдно тебе, дочка?
— Это не я-а-а, — тянет Томка сквозь рев, — это Бойка, дула-а-ак.
Она тоже боится, что отец увидит испорченное платье. От отца одни только неприятности.
До и Дальше здесь .
Постоянно обновляющийся текст книги Ю_ШУТОВОЙ "Реки текут к морю" можно # читать на ЛитРес .
Самое популярное на канале :
Русский кот во Франции - птица вольная. Ни замки, ни заборы его не остановят
Невыносимое счастье первой любви
У французской пары не было детей, и они взяли их в советском провинциальном детдоме
Большая стирка в Кастелламмаре и сарацинская башня в Вико-Экуэнсе
Урок географии