Меня зовут Георгий Джеджея, я геолог-поисковик. 10 лет работаю в компании, которая ищет месторождения золота на Чукотке.
Работать в таких местах не всегда приятно: летом может пойти снег, а в тёплую погоду комары и оводы не дают спокойно сходить в туалет.
Ещё эта работа бывает опасной: десятки раз я встречался с медведями, спускался в дождь со скал, иногда больно с них падал. Но без всего этого я уже не могу.
Восемь из десяти своих полевых сезонов я отработал на Чукотке, поэтому рассказывать буду о ней. В других местах геологи могут работать иначе.
Обычно мы ищем золото, потому что на Севере добывать другие полезные ископаемые нерентабельно.
На Чукотке практически нет дорог, заправок, магазинов, аэропортов и вокзалов: привезти что-то дорого и сложно. Из-за этого себестоимость добычи руды выше, чем в регионах с нормальной инфраструктурой.
Рентабельно добывать только золото или, например, медь, — если месторождение огромное, и рудник будет функционировать десятки лет.
Просто взять и начать добывать золото не получится. Сначала нужно получить лицензию: это сложно, дорого и долго
Какие нужны документы, чтобы законно добывать золото
Месторождения золота бывают россыпными и коренными
Сейчас будет немного теории, но без нее будет неясно, чем я занимаюсь.
Россыпные месторождения относительно несложно искать и добывать
Это просто кусочки золота в земле: вместе с землёй их сгребают в кучу и промывают водой.
Компании, которые добывают золото таким образом, называются старательскими артелями. Люди, которые работают в артели, называются старателями. Это необязательно геологи, для такой работы не нужно знаний о земной коре и минералах.
Коренные месторождения находятся глубоко в земле, их сложнее найти и добыть
Эти месторождения ищут с помощью дорогих приборов и специалистов с геологическим образованием.
Такое золото разведуют буровыми вышками и бульдозерами, добывают тяжёлой техникой и потом перерабатывают на фабриках.
Поиски и разведка месторождения — это разные вещи
Сначала геологи проводят поиски руды
Чаще всего это происходит на голом месте, когда рядом на территории есть крупный рудник, или место известно своими геологическими особенностями. Бывает так, что раньше здесь нельзя было пройти, а теперь к месторождению провели дорогу и можно начать поиски.
Искать руду — не значит 100% ее найти
Поиски дают только примерные данные о потенциале территории. Такая работа обычно « полевая » : ведётся под открытым небом.
Поиски бывают геохимическими, геологическими, геофизическими, космическими и другими. Мы занимаемся геохимическими и геологическими
В геохимических выкапывают песок и глину. С такой работой справится любой студент.
В геологических откалывают кусочки от горных пород. В такие экспедиции ходят только специалисты с образованием геолога. Здесь вместо песка отбирают расколотые камни: не все подряд, а в которых предположительно есть золото. Глазами его часто не видно, поэтому обращают внимание на минералы-спутники золота.
После поисков начинается разведка
Компании прокалывают горные породы скважинами и скребут с поверхности бульдозерами. Геологи могут взять породы с глубины и покрутить в руках.
Если геолог что-то находит, на это место приезжают буровые вышки и бульдозеры заказчика
Моя работа — это поиски коренных месторождений золота « в полях » .
На практике это выглядит так: геологи выстраиваются в шеренгу на расстоянии от десятков до нескольких сотен метров. Потом начинают идти параллельно по профилям, через каждые несколько десятков метров копают ямки и складывают землю в мешочки.
Пробы в мешочках сушат, просеивают через сито, засыпают в конвертики и отправляют в лаборатории. Лаборатории сообщают, сколько металла в наших пробах. Потом геологи анализируют данные, пишут отчёты, рисуют карты и передают заказчикам. Заказчики принимают решение, пригонять ли тяжёлую технику.
С улицы в геологическую экспедицию попасть трудно
Чтобы работать в экспедиции я окончил МГУ по специальности «Полезные ископаемые». Еще защитил диссертацию по их поискам.
В отряде экспедиции обычно 4-10 человек: вездеходчик, несколько пробоотборщиков, пара геологов средней квалификации и пара поопытней.
от 4 человек идет в экспедицию за золотом
Количество человек зависит от объёма и типа работ. Если надо отобрать 15 000 проб за сезон, в отряде будет человек 12. Если проб мало, но они за десятки километров друг от друга, то в отряде достаточно 4-х человек, включая вездеходчика. Так проще кочевать.
Отбирать пробы в земле может любой, кто умеет пользоваться лопатой и gps. Чаще всего мы поручаем эту работу студентам. Когда студентов не хватает, привлекаем людей со стороны. Но студентам-геологам приоритет, потому что это важно для их карьеры. Я сам так поехал впервые после 4-го курса и к 6-му сезону дорос до начальника отряда.
Дипломированные геологи тоже иногда отбирают почвенные пробы, но чаще ходят в геологические маршруты. Чтобы найти камни с минералам-спутниками золота, нужно знать, где их искать, какие они в принципе бывают и правильно их определять. Для такой работы мы привлекаем только людей с высшим геологическим образованием и многолетним опытом.
Практически все наши сотрудники каждый год ездят в поля. Самым возрастным полевикам за шестьдесят. К этому времени в СССР уже переставали выезжать на поля и оставались в городе работать над отчетами. Но сейчас это нормальный возраст для полевика.
При этом мы обращаем внимание на физическую форму тех, кого берём. Носить приходится много, а ходить далеко. Люди с большим лишним весом, откровенно хилые или с проблемным здоровьем не смогут там работать.
Также мы не возим с собой поваров, врачей или охранников. Готовим, лечимся и защищаемся от диких зверей сами.
В среднем состав каждый год обновляется процентов на 30-40%. Новых людей ищем по знакомым и во ВКонтакте: там до сих пор полно студентов. Ко мне обращается человек 100, из них остаются 20.Обычно новых людей в поля подыскиваю я, потому что в социальных сетях у меня много читателей.
Экспедиция стоит дорого: все расходы на себя берёт наша компания
На Чукотке несколько аэропортов. Мы чаще всего летаем до Кепервеема, это Западная Чукотка.
Билет из Москвы стоит около 45 000 рублей в один конец: 15 тысяч — это рейс до Магадана, 30 — из Магадана до Кепервеема.
45 тыс. рублей стоит билет Москва-Чукотка
Из Кепервеема мы за час по грунтовой дороге доезжаем до Билибино.
В этом городе последние лет 15 находится наша база. Там вся техника, инструменты, посуда, палатки, — в общем всё, что может понадобиться в поле. Сюда же мы по зиме завозим рабочую одежду, мешочки, палатки и консервы из Москвы. Сначала всё это едет по железной дороге, а потом по зимнику. Зимник — это такая накатанная по снегу автодорога. Регулярного автосообщения между всеми чукотскими городами нет.
Мы закупаем большую часть снаряжения в Москве, потому что в Билибно почти ничего нет. А то, что есть, стоит очень дорого. Например, в 2018-м картошка стоила 400 руб. за килограмм весь июнь. Стандартная цена обычного полиэтиленового пакета в районе полтинника. Самый дешевый торт — 600 руб/кг. В среднем, билибинская цена это 2-3 московских.
Дешёво стоят только услуги. Например, цена такси по всему городу — 150 рублей.
После того, как мы докомплектуемся всем необходимым в Билибино, мы грузим палатки, раскладушки, генераторы, еду и всё остальное в вездеходы или в вертолёт. Это два основных способа добраться до мест, где мы работаем.
Когда отряд большой, забрасывать приходится несколькими бортами.
Стоимость перелётов может достичь 6-7 млн за сезон. Заброска вертолётом не означает того, что вездеход не понадобится на самом участке. Поэтому на месте он обычно есть.
>1 млн. руб. аренда вездехода за сезон
> 300 тыс. руб. стоит час вертолётного времени
Сами работники не несут никаких расходов с того момента, как выходят из дома. Мы оплачиваем продукты, перелёты, связь, спецодежду и выдаём всё необходимое для работы: от рюкзаков до геологических молотков.
Дополнительно нагружает смету солярка для вездехода, которую не столько сложно купить, сколько доставить от участков работ.
12 тыс. руб стоила бочка солярки в 2020 году
Бочка солярки весит 200 кг, иногда их нужно несколько за сезон. Вертолётом завозить дорого, а вездеход ГАЗ-71 тащит максимум тонну. Проблема решается каждый раз по-разному. Иногда договариваемся с местными старателями или рудниками, иногда забрасываем отдельно бортом, иногда ищем в тундре.
Чукотка по площади в четыре раза больше Московской области, при этом количество населения — как студентов в МГУ. Из-за климатических условий плотность населения очень низкая, работать приходится практически на пустом месте. Иногда мы первые, кто вообще до этих мест добирается.
В экспедицию я собираюсь минут за 20. Как-то за сутки переехал с квартиры на квартиру и потом вылетел в поля
Чем больше я езжу, тем меньше вожу одежды и все больше — техники.
Мне хватает пары комплектов трусов и носков, свитера, шапки, спортивных штанов, упаковки шампуня, тюбика пасты, полотенца и резиновых тапочек. Это всё занимает треть рюкзака.
Основа моего груза — это фотокамера, несколько объективов, ноутбук, планшет и квадрокоптер. Я много снимаю в экспедициях, а квадрокоптер нужен в том числе и для работы. С его помощью я делаю фотографии для отчётов и планирую маршруты.
Ребята с туристическим опытом любят с собой возить швейцарские ножи, спички, перечные спреи от медведей и дорогущие рюкзаки. На практике это пригождается редко, а всё, что надо, выдают в компании.
Реально нужны разве что хорошие трекинговые ботинки. Но я обычно хожу весь сезон в болотных сапогах, и мне нормально.
До Чукотки я ездил на производственную практику в Забайкалье. До того практики были только учебные. Они проходили в Крыму, где были домики с кроватями, туалет под крышей, связь, кое–где интернет. Это сложно назвать дикими условиями.
В школе я тоже ездил в «экспедиции». Мы раскапывали римские башни под Геленджиком, освобождали от берёз места под можжевельник. Три недели жили в палатках, сидели у костра и умывались холодной водой из рукомойников.
Раньше я не особенно любил все эти вылазки: я городской, еще и москвич. На Чукотке это практически ругательство.
До первых полей я не был уверен, что вообще совместим с геологией. Но оказалось, что мне просто не нравится петь с гитарой у костра.
Красота дикой природы воздействует на меня гораздо сильнее опрятных мощёных улочек. Лазать по горам я люблю. А жить без душа три месяца меня совсем не парит.
Почти все время в экспедиции мы живем в палатках
Иногда везёт, и получается заселиться в какой-нибудь заброшенный дом на месте бывшей артели.
Руду часто ищут неподалёку от известных месторождений. Поэтому периодически рядом с нами встречаются какие-то постройки. Но чаще всего приходится ставить палаточный лагерь.
Часть наших палаток — брезентовые и за последние 70 лет особенно не изменились. Это деревянный п-образный каркас, на который вешают и растягивают кольями брезент.
Они быстро ставятся и мало весят. Это важно, когда отряд небольшой и часто переезжает с места на место. Двое опытных геологов полностью поставят её минут за пять.
Последние лет 5 мы потихоньку отказываемся от таких палаток, потому что они плохо держат тепло, протекают и быстро изнашиваются.
Палатки из полимерных материалов с металлическим каркасом стоят в 2-3 раза дороже: самые большие до 80 тысяч с печкой, но служат лет по 5-6. В них суше, светлее и теплее.
до 80 тыс. рублей стоит палатка геолога
Палатки бывают жилые и нежилые
В жилой палатке живут 2-3 человека. Внутри раскладушки, стол, розетки и печка-буржуйка.
На Чукотке даже летом может резко похолодать до нуля и пойти снег. Деревья растут не везде, дрова на голых территориях ищем на заброшенных стоянках, везём с собой — либо ставим печки на солярке.
Непременный атрибут любой палатки до августа: дымящиеся спирали от комаров. От мошек они не помогают, но мошки почему-то не кусаются в палатках. В маршрутах от комаров помогают репелленты. Когда комаров очень много, за день может уйти тюбик.
3-4 упаковки спиралей расходуется за сезон в одной палатке
Помимо жилых палаток иногда ставим отдельную — для обработки проб. Еще почти всегда в стационарном лагере есть баня, склад и столовая.
На складе хранятся продукты, на кухне они готовятся. Ставится простенькая брезентовая палатка, в неё кидают фанеру, складывают на неё коробки. Обычно в них лежат гречка, рис, макароны, тушёнка, сухие супы. В начале сезона — овощи, хлеб, картофель, сладости, сыр, масло. К середине сезона это либо съедают, либо оно пропадает.
Если еда вдруг закончилась, заказываем ещё вертолётом, — не голодать же. Вертолет стоит целое состояние, поэтому вызвать его крайне нежелательно. Такое редко случается, обычно всё точно рассчитываем.
В этом году на отряд из 10 человек я взял примерно полторы тонны еды. Этого хватило на 3 месяца.
1.5 тонны еды нужно на сезон для отряда из 10 человек
Банные палатки ставят недалеко от воды. Внутри печь, деревянный настил и тазы. В тёплое время моемся каждый день, к осени иногда забиваем и вычищаем себя пару раз в неделю. В немаршрутные дни — еще реже.
Распорядок рабочего дня зависит от начальника отряда
Мы включаем спутниковый телефон каждый день в 9 утра и в 9 вечера, чтобы связаться с другими отрядами.
В своих отрядах я всех поднимаю в 8 утра. Никаких дежурных не назначаю: просто встали и работаем. Кто-то набирает воду, кто-то заправляет бензиновый генератор, кто-то моет посуду или готовит. К 9-и завтракаем и едем работать.
На Чукотке почти всё лето полярный день, поэтому по времени работы мы никак не ограничены. На Алтае в сентябре приходилось вставать в половину шестого, чтобы засветло вернуться в лагерь. На Чукотке можно вернуться хоть в полночь, и всё равно будет светло.
Я стараюсь рассчитывать нагрузки так, чтобы заканчивать до 18:00. К полуночи в основном возвращаются те, кто по пути накосячил: потерял молоток, забыл gps-навигатор или мешочки для проб.
В плохую погоду я устраиваю выходные. Работать в дождь или снег попросту небезопасно. Будет дождь или нет — понятно не всегда.
Жена присылает СМС на спутниковый телефон с прогнозом погоды, но он не всегда точный. В непонятных ситуациях я полагаюсь на чутье или квадрокоптер. Поднимаю его, и если вижу на горизонте тучи, то откладываю маршрут на пару часов. Пронесло — идём, нет — сидим.
На Чукотке отдыхают без интернета
Иногда дождь идёт несколько дней подряд.
В первый день все приводят в порядок полевую документацию: проводят ревизию отобранных проб и кратко описывают их. На второй хлопочут по хозяйству: готовят что-то необычное, заготавливают дрова, латают палатки. На четвёртый спят, читают книги и смотрят скачанные фильмы. За последние 10 лет большую часть книг я прочитал в полях.
Бывает, что приходится ждать по 3 недели, пока нас заберёт вертолёт.
Из-за юридических проблем компания, которая все время нас возила, не могла за нами прилететь. Мы сидели в лагере буровиков, которые работали за 3 года до нас и ничего не вывезли. Наверное, надеялись продолжить там работать, а возить домики туда-сюда дорого.
Три недели читали, слушали подкасты, спали по 16 часов в день. Московская самоизоляция-2020 со стримингами, доставкой пиццы и Ютубом показалась после такого детским лепетом.
Развлечения в тундре найти сложновато.
За полевой сезон я встречаю больше животных, чем людей
Больше всего эмоций приносят встречи с медведями.
За свою карьеру я видел с десяток медведей. Самый неприятный случай был в 2017: медведь пришёл прямо в лагерь и явно никуда убегать не собирался.
Я сидел в столовой и обрабатывал фотки. Медведя увидел в окно. Сначала подождал — может, сам свалит. Но он пошёл в сторону жилых палаток, где спали геологи. Я был тогда уже начальником отряда: надо было разруливать, а ружья под рукой не было.
Медведь стоял где-то в 50 метрах от палатки. Я взял топор, вышел и стал громко орать в сторону медведя.
На мой крик выскочил один из геологов, быстро понял, что к чему, и на цыпочках проскочил на кухню. За ним выбежал другой: позже вспоминали, что в тот момент он на адреналине выпрыгнул из спальника и так вывернул его наизнанку, что оторвал завязки.
Вместе мы засели на кухне: кто с топором, кто с ножом, а кто с газовой горелкой. Недалеко от кухни стояла большая фляга с мясом, медведь потоптался рядом и двинулся к нам. Тогда я ударил топором по железному ящику: медведь напрягся и свалил. Позже в наш лагерь подтянулся вездеходчик с ружьём.
Иногда медведи встречаются в маршрутах. Обычно они просто убегают, но так бывает не всегда. В 2012 году медведь побежал на геолога. Геолога спасло дерево, на которое он залетел. Медведь подбежал к дереву, начал фыркать носом и искать, куда геолог делся. Через минуту из кустов вылез второй медведь, и они вдвоем куда-то убежали.
Кроме медведей к нам в гости заглядывают лисы, олени, лоси и другие звери и птицы. Никакой опасности они представляют, но могут напугать. Из хищников по Чукотке бродят ещё волки и росомахи. За 10 лет я ни разу не видел волков, а росомах — пару раз, мельком с двухсот метров.
Людей во время экспедиций мы практически не встречаем. Иногда попадаются стоянки чукчей-оленеводов, иногда артели. Заглядываем в гости, пьём чай и едем дальше.
Врачей в экспедиции нет. Заболел — отправляют домой вертолетом
Вместо врача в отряде всегда есть геолог, который прошёл курсы оказания первой помощи. Если кто-то получает серьёзное ранение, за счёт компании прилетает вертолёт и увозит в больницу. На моей практике такого не было, но инструкции именно такие.
С инфекционными заболеваниями мы тоже встречаемся редко: зараза передаётся от человека к человеку, а мы там изолированы от других людей. Но на всякий случай у нас есть аптечки с основными медикаментами. Наибольшим спросом пользуются бинты и пластыри от мозолей: большая нагрузка на суставы, много ссадин и ушибов.
Когда люди пропадают, вызывают вертолёт и начинают поисковые работы.
В моём отряде был случай, когда неопытный рабочий заблудился, несмотря на рабочий gps-навигатор и карту. Погода испортилась, и он выбрал не лучший маршрут домой. Спустился со склада и не смог подняться наверх из-за дождя. В нашем случае не дошло до вызова вертолёта: рабочий вернулся сам, голодный и без травм.
Ликвидация лагеря после работы — сложный процесс
К концу сезона еды и топлива становится меньше. Но вывозить обратно приходится всё равно примерно столько же груза: место занимают накопленные пробы. В 2020 году набралось 2 тонны проб, — при том, что вертолёт может унести максимум полторы.
Как именно выезжать, решаем каждый раз по обстоятельствам. Иногда всё сами вывозим, иногда довозим до ближайшего рудника, иногда часть вещей оставляем до будущего года.
Мы не вывозим даже дрова и пустые топливные бочки. Убирать пустые бочки разорительно дорого, потому что придётся заказывать дополнительный вертолёт или возвращаться на вездеходе. К тому же, эти бочки могут понадобиться тем, кто будет работать после нас.
Железные бочки смотрятся устрашающе только на разворотах National Geographic. Природа от них особенно не страдает. Железо разлагается в природных условиях за несколько десятков лет. Те же месторождения, которые мы ищем, сами по себе закисляют почву гораздо сильнее.
То, что выглядит как помойка для городского жителя, на самом деле супермаркет для тех, кто работает в тундре. Сломанные деревянные каркасы от палаток пойдут на дрова, вездеходные детали на запчасти. Посуда, оборудование — всё может пригодится тем, кто будет работать после нас.
Обычный бытовой мусор мы, конечно, сжигаем.
Сколько зарабатывает геолог за полевой сезон
Студентам мы платим 70 000 в месяц, полностью их всем обеспечивая. В конце сезона за три месяца работы они получают 200 000 руб.
Геологи, которых мы берём на сезон, получают минимум сто тысяч в месяц. Зарплата начальников отрядов крутится в районе полутора сотен. Если человек отработал у нас 2-3 года, — получает на несколько десятков тысяч больше.
70 000 рублей зарабатывает студент за месяц полевых работ
от 100 000 рублей зарабатывает геолог за месяц на « полях »
В межсезонье люди из штата нашей компании, которые обрабатывают полученные данные в городе, получают тысяч 50-70. То есть, разница между зарплатой в экспедиции и в городе более, чем двукратная.
Наш доход за сезон зависит от того, сколько времени просидим в полях. Больше всего я заработал на Алтае, потому что пробыл там 4 месяца. За все время вообще ничего не потратил и по приезду получил сумму, которой хватило на небольшой ремонт дома.
Зимой я немного подрабатываю фотографом: в среднем, получаю 30-40 тысяч за съёмки и рекламу в телеграм-канале.
Еще продаю фотографии из своих экспедиций. Для этого заморачиваюсь со съемкой и обработкой.
На полевые деньги часто покупаю новый объектив.
Я вожу с собой в поля техники, стоимостью на полмиллиона рублей. В 2020 году взял камеру Nikon Z6 и три объектива для съемки:
- пейзажей: Nikon 14-24/2.8
- людей: Nikon 50/1.4
- животных: Nikon 70-200/2.8.
В маршрутах снимаю на iPhone 11 Pro. Качества камеры хватает для публикаций в блоге.
Обрабатываю фотографии на Macbook Pro 2015/15’, на нём же планирую маршруты. Компания выдаёт ноутбуки, но у них не очень хорошие дисплеи, — и мне в целом не очень нравятся ноутбуки на Windows.
Каждый год я езжу в поля не только ради денег
Первое чукотское поле поразило самим фактом, что можно чувствовать себя счастливым в задубевшей от пота рабочей одежде, стёртыми в кровь ногами и искусанной комарами спиной.
Оказалось, что физический комфорт — это необязательно. Можно и без него.
Позже я заценил отсутствие интернета и привычного режима. Мне понравилось, что можно не знать какой сегодня день недели: есть только сегодня и вчера.
Приезжаешь в город, видишь сотню непрочитанных уведомлений и сообщений — и понимаешь, что 90% можно пропустить.
С возрастом для меня стала важна реализация в профессии: любому геологу хочется что-то найти.
С тех пор, как стал зарабатывать на блоге о фотографии, посты о Чукотке стали моими флагманскими. В них сочетается всё то, что я умею лучше всего: снимать, писать и попадать в дебильные ситуации.
Еще позже я проникся идеей, что получаю деньги за то, что другие готовы доплачивать.
Так, после каждого полевого сезона я возвращаюсь загоревший от северного солнца, отдохнувший и с деньгами.