Две сестры во втором подъезде. Выходили гулять, друг друга поддерживали. Старенькие, грузные, с трудом передвигались.
Когда-то были преподавателями. Я это понял по обрывку разговора. Проходил мимо и услышал, как одна другой что-то про «свою кафедру говорила». Речь литературная, правильная, неторопливая.
Как правило, они молча обходили вокруг дома раза три или четыре, и возвращались. Обменивались репликами: «ты не замерзла», «ты не устала», «может, домой пойдем»?
В магазине я их ни разу не видел. Значит, за ними кто-то ухаживает.
Как они жили? Почему вдвоем? Никто не знал, потому что интеллигентные старушки были нелюдимыми. И у них лица у обеих суровые. Губки поджатые, и смотрят себе под ноги. С такими заговорить не решишься.
Но я решился. Решился, когда на прогулки стала выходить только одна сестра. Я подошел, извинился, сказал, что рядом живу. И спросил про здоровье второй сестры. Все ли с ней хорошо?
Она остановилась, чтобы рассказать. И я узнал о драме. О драме очень пожилых людей.
Бабушки действительно сестры. Они поселились после пенсии в старой, еще родительской квартире на Уралмаше. А вторую или продали, или детям с внуками отдали.
Жить вдвоем было тяжеловато. Спорили часто, даже ссорились. Иногда по целым дням не разговаривали. Каждая про другую думала: «Как же ты мне надоела». «Надоела» потому, что все давным-давно обговорили. Обсуждать больше нечего. Прошлое наполовину забыто, наполовину не обсуждаемо. Настоящее уныло, будущего нет. О чем говорить? Вот они угрюмо и молчали.
Ссоры вспыхивали, когда кто-нибудь из них плохо себя чувствовал. Тогда сразу же капризы и ворчание, жалобы на судьбу, на безысходность, на глубокую бесчеловечную старость.
И вот одна из них не выдержала: уехала в дом старости. Потому что там медицинские сестры и уход. И «на унылую рожу сестры» смотреть не надо. Вероятно, кто-то из внуков нашел приличный дом престарелых. Подписали договор, и она уехала.
А вторая сестра осталась в одиночестве. Когда собирались вещи, когда Нина (так уехавшую сестру зовут) убрала в сумку часть фотографий, какие-то документы, то было все хорошо. «Я даже думала, что никто теперь стонать не будет под боком», - так она мне рассказывала.
Нину под руки вывели и посадили в машину. Она уехала. И сестра осталась одна.
- Вижу, на подоконнике стоит ее кружка с недопитым чаем. А в ванной нашла зубную щетку, которую она забыла. И вот кружка с щеткой такую тоску нагнали.
И она сидела и плакала, пока «не наплакала себе» повышенное давление.
Решился спросить, почему она тоже в дом старости не поехала? А бабушка просто так ответила, что ей квартиру свою жалко. «Помирать дома буду», - заключила.
Проводил ее до дверей. Руку пожал.