Все началось, когда мне было восемь.
Третий класс стал для меня не самым приятным временем. Конечно, были тогда и светлые моменты, они всегда есть. В целом же я оценил бы третий класс примерно на 1/10 и еще неслабо бы ему польстил.
Мои родители не были для меня образцами для подражания. Отец всегда оставался холоден и, если судить с высоты моего текущего опыта, почти наверняка был социопатом, ну или нарциссом, как минимум. Он редко проводил со мной время, а, когда такое все же случалось, было видно, насколько это его тяготит. В основном он просто делал все возможное, чтобы забыть о моем существовании.
Мать была добрее. Она всегда отвозила меня в школу и даже иногда помогала с домашним заданием. Прощаясь у перед занятиями, она всегда махала мне рукой и, как по заученному сценарию, говорила, что любит меня и желает хорошего дня. Мама мне нравилась. Иногда кажется, что я даже ее любил.
По крайней мере, когда она не пила.
Этот порок многое объяснял в ее жизни, в том числе и выбор мужчины, с которым она решила связать судьбу. Но для восьмилетнего меня это все не имело никакого смысла. Особенно те грязные оскорбления, которые она постоянно бросала мне в лицо. “Ленивый. Пустое место. Сопляк. Тупица”. Эти слова были основой ее небогатого словарного запаса и то и дело слетали с ее пропитанных вином губ.
Единственной передышкой от кошмара и уныния домашней жизни для меня была школа. Со временем я все в ней полюбил. Мне нравилось встречаться с друзьями, нравилось каждый день изучать что-то новое, а особенно нравились учителя. Они всегда находили для меня время, никогда не пили и помнили, как меня зовут.
Одним из таких учителей был мистер Гилад. Всегда оживленный и деятельный коренастый мужчина с кустистыми бровями обладал магической способностью освещать комнату одним своим присутствием. Я не учился у него, но мой лучший друг Оскар – да, поэтому мы часто пересекались.
Он запомнил мое имя с первого раза и каждый день после этого приветствовал меня гулким голосом с сияющей улыбкой: “Уолтер! Как прошли уроки?”
И я рассказывал ему про свой день. Обычно все было хорошо, но иногда бывало скучно или случались неприятности. Несмотря ни на что мистер Гилад всегда внимательно слушал меня, смотрел мне в глаза и дружелюбно улыбался. Это был первый человек из всех, кого я встречал, который вдохновил меня стараться стать лучше. Первый человек, убедивший меня в том, что я и правда могу быть лучше.
Однажды я чувствовал себя особенно плохо. Прошлой ночью мать разбудила меня. От нее пахло вином, и я спросил, пила ли она снова. Но она сказала, что это не мое дело, и велела заткнуться. Она, покачиваясь, стояла над кроватью и смотрела на меня. Я помню нервную дрожь, сотрясавшую мое тело, из-за глубокой ненависти в ее глазах... Она изучающе меня рассматривала, будто принимая какое-то решение.
Помню, как спросил ее:
– Мама? Можно мне снова засыпать?
Она ничего не ответила. Просто вышла из комнаты.
Я свернулся калачиком под одеялом, дрожа от страха, хотя и не мог бы точно сказать, чего так испугался. Наверное, сработала интуиция. Что-то глубоко внутри меня, что-то первобытное кричало, что тот взгляд, которым мама смотрела на меня, был глубоко порочным и неправильным.
Через пару минут я услышал скрип двери. Она снова возникла на пороге, на этот раз с полупустым бокалом вина в руке.
– Лучше бы я никогда не встречала твоего отца, – сказала мама, глядя на меня остекленевшими, мертвыми глазами. – Ты бы тогда никогда не родился, а у меня было бы достаточно денег, чтобы наслаждаться жизнью.
Она стояла там, уставившись на меня, и допивала свое вино. А затем ушла. Я долго плакал, пока не уснул, уткнувшись в мокрую подушку.
На следующий день я провел весь обед в одиночестве на дальнем конце площадки. Я не заслуживал друзей. Не заслуживал веселья. Казалось, вообще ничего не заслуживал. Когда прозвенел звонок, я медленно потащился в класс. Школа встретила меня пустым коридором: все ученики, видимо, уже расселись по местам.
Я сглотнул, вдруг отчетливо осознав, что меня ждет тяжелый разговор с учителем и, возможно, даже наказание. Кто-то окликнул меня знакомым голосом. Мистер Гилад.
Я мог бы сейчас пересечься с любым учителем, но почему-то перед мистером Гиладом почувствовал себя ужаснее всего. Он был единственным взрослым, который, как я искренне верил, заботился обо мне и любил таким, какой я есть. И вот он сейчас видит меня не на уроке… после такого точно испарится все его уважение.
– Простите, мистер Гилад, – пробормотал я, опустив глаза.
Он не рассердился. Наоборот, присел и участливо заглянул мне в лицо:
– Уолтер, что-то не так?
Я покачал головой, но слезы уже рвались на свободу. Лицо сморщилось в жалкой гримасе, я начал всхлипывать… И вот даже сам не заметил, как разрыдался в безлюдном коридоре школы.
Он положил руку мне на плечо и завел в пустой класс. Закрыл дверь, усадил за учительский стол.
– Что случилось? – спросил он спокойным и добрым голосом.
Я рассказал ему все. О холодном равнодушии отца, о том, что мама пьет… О том, как она разбудила меня прошлой ночью только для того, чтобы сказать, что хотела бы, чтобы меня никогда не было на свете. Я выдавливал слова между всхлипами, из носа текло, а по щекам струились слезы.
Мистер Гилад крепко обнял меня.
– Мне очень жаль, Уолтер. – Наконец он отпустил меня и вздохнул. – Знаешь, иногда сложно говорить о таких вещах, но нужно. Мои родители тоже относились ко мне не очень хорошо.
Я с трудом мог поверить, что у мистера Гилада – самого доброго человека из всех, кого я когда-либо знал, – родители могли быть не святыми людьми. Я не знал, что на это ответить, но мне и не пришлось, потому что он продолжил говорить.
– Есть важная вещь, которую, мне кажется, многие люди узнают слишком поздно. Никто из нас не определяется ни нашими родителями, ни воспитанием. Каким будет наше будущее, решаем только мы сами. Мы сами выбираем, кем стать.
– Мы выбираем? – Я понемногу успокаивался. Шмыгнул и вытер мокрый нос рукавом.
– Да, верно. Мы выбираем. – Мистер Гилад заговорил серьезнее. Его обычно веселые, светящиеся глаза теперь сделались угрюмыми и полными печали. Он будто блуждал мыслями где-то далеко. – Мне потребовалось много времени, чтобы понять это, Уолтер. Долгое время я был уверен, что должен поступать так, как этого хочет общество, быть человеком, каким меня хотели видеть родители. И только недавно понял, что таким образом проживаю чужую жизнь.
Мистер Гилад вздохнул, покачал головой и что-то пробормотал себе под нос.
– Я никогда не чувствовал себя удовлетворенным, потому что каждый день будто был актером, вышедшим отыграть очередной акт пьесы, – продолжил он. – Я бесконечно боролся со своими инстинктами, и это только обострило желание отпустить их. – Он закусил губу. – Я никогда не был счастлив.
Это был тяжелый разговор. Особенно для восьмилетнего ребенка. И хотя большая часть его слов не отпечаталась у меня в голове, я решил, что понял суть:
– Значит, что бы ни говорили мама или папа, я просто должен оставаться собой?
Он улыбнулся, и печаль, казалось, враз испарилась с его лица. Передо мной снова стоял сияющий и радостный учитель, которого я знал и любил.
– Что-то в этом роде, – сказал он, взъерошив мне волосы. – Эй, у меня возникла прекрасная идея! Почему бы тебе не присоединиться к Оскару и остальным моим ученикам завтра утром? У нас назначена викторина. Оскар говорил мне, что ты один из самых умных ребят в своем классе, будет жаль, если тебя там не будет.
Я улыбнулся,шмыгая носом.
– Не знаю, разрешит ли мне миссис Эпплфиг. Я, если честно... – Я посмотрел на часы над дверью – уже 10:32. – Наверное, у меня и так будут неприятности из-за опоздания на сегодняшний урок.
Настроение снова резко упало. Видимо, мать была права. Я ничего не могу сделать правильно… даже прийти на урок.
– А как насчет такого? – Мистер Гилад поднялся и вытащил из ящика стола пачку бумаги для заметок и ручку. – Я напишу для тебя записку, объясню причину опоздания и на завтра выпишу разрешение, чтобы ты мог прийти на викторину. Как по-твоему, неплохо звучит?
Я кивнул с энтузиазмом.
– Это просто здорово!
– Отлично. Мне тоже так кажется.
Он протянул мне две бумажки: как и обещал, одна из них объясняла мое позднее возвращение с перемены, а вторая отпрашивала с первого урока на завтра.
Как по волшебству, улыбка поселилась на моем лице до конца этого дня. Мы с Оскаром отправились домой вместе после школы, стараясь придумать крутое название для команды, и, в конце концов, остановились на “Умниках”.
– Ты давай там принеси нам победу! – поддразнивал меня Оскар.
– Ну да, – рассмеялся я в ответ. – Хоть один из нас должен!
Мы шутили и дурачились до самого дома. Я едва ли смогу вспомнить еще один такой день, который бы закончился на такой светлой ноте, так паршиво начавшись. Я чувствовал себя безмерно счастливым и полным жизни. Собравшись, наконец, расходиться, мы с Оскаром поклялись друг другу, что завтра выйдем из школы чемпионами викторины.
Только зайдя домой, я сразу с энтузиазмом принялся за домашнее задание. Мистер Гилад задал мне простой практический вопрос: какова температура горения нитрата? Если я правильно уловил, ответ на этот вопрос даст нам дополнительное очко еще до начала викторины. Я долго и упорно размышлял над ответом, но откуда мне было такое знать? Честно говоря, до того момента я даже и не слышал такого слова: “нитрат”.
А это означало, что вопрос с подвохом.
Задание было каким-то чересчур сложным для третьеклассника, так что мистер Гилад, возможно, и не ждал от меня конкретного ответа. Он запретил нам пользоваться интернетом, поэтому сразу поймет, что я жульничал, принеси я верное число. И я уверенно и размашисто написал на листе карандашом: “Очень высокой”.
Прошло совсем немного времени, и вот распахнулась входная дверь. Мама вернулась. Она на бегу улыбнулась мне, поспешно снимая куртку и распахивая шкаф, чтобы достать продукты к ужину.
– Привет, мам, – сказал я, сияя. – Как было на работе?
– ...Долго, дорогой. – Ее глаза налились кровью, челюсти сжались. – Как дела в школе?
– Отлично! Я завтра участвую в викторине с классом мистера Гилада!
Она окинула меня взглядом, а потом снова улыбнулась:
– Прекрасно. Уверена, ты многому научишься.
– Я тоже!
Через полчаса отец вернулся домой. Он бросил куртку на стул и тут же начал требовать ужин.
– Сара, я весь день бегаю как ужаленный, наконец пришел домой, а ты все еще не начала готовить ужин?
Я вжался в стул, стараясь стать как можно более незаметным со своей домашней работой. И не обращать внимания ссору на родителей .
– Я уже начала готовить ужин, – возразила мама, – просто еще не успела закончить. Все ингредиенты уже готовы, видишь…
– Мать твою, Сара! – взревел отец. – Неужели никто в этом доме ничего не может сделать как надо?!
***
Той ночью я проснулся от сильного запаха алкоголя. Я лежал на боку, завернувшись в одеяло, как в кокон, и слышал хриплое дыхание у затылка.
– Ничтожество, – прошептала мать из-за моей спины. Я почувствовал, как она обвила ладонью мою шею, но даже не двинулся, не подал голоса. Перестал дышать. Мое тело парализовал страх.
– Ты украл мою жизнь, – прошипела она. – Если бы ты только умер.
Она сжала пальцы, впившись ногтями в плоть. Сжала мое горло. Я всхлипнул от боли и ужаса, хватая воздух ртом… А потом она остановилась, едва успев начать меня душить.
Рука соскользнула с моей шеи. Она поднялась.
Я лежал к ней спиной, но по тени на стене видел, что она все еще там. Стоит в темноте. Пьет вино прямо из бутылки.
Через полчаса бутылка опустела, и мать поставила ее на мой комод. Ее тень вытерла губы рукой, и я услышал, как она пробормотала: “Сегодня”.
И вышла из комнаты.
Ее шаги проскрипели по лестнице и дальше на кухню. Мгновение, и ящик стола со скрежетом выдвинулся. Зазвенели столовые приборы.
Я не отрывал широко раскрытых глаз от стены, смаргивая слезы. Снова нахлынуло первобытное чувство страха. Какая-то глубинная часть меня кричала, что все происходящее ужасно, что мне необходимо прямо сейчас встать и убраться прочь из своей спальни, из этого дома…
Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда шаги вернулись на лестницу. Она приближалась. Вот она уже в коридоре. Я слышал, как мама что-то бормочет, но не мог разобрать слов.
“Пожалуйста, – молил я про себя. – Пожалуйста, пройди мимо. Пожалуйста, только не заходи внутрь…”
Половицы застонали под приближающимися шагами. Мама оставила дверь моей спальни приоткрытой, и теперь я мог видеть тень в коридоре через эту щель. Ее голос прорезался сквозь тишину.
–...Ради тебя я бросила карьеру. Выкинула в помойку всю свою жизнь, и все только ради того, чтоб ты забрал мои деньги, отнял лучшие годы и разрушил мой брак!
Ржавые петли заскулили, дверь медленно открылась. На пол моей спальни упала тень матери в ночной рубашке. В правой руке она кое-что держала, и это была не привычная бутылка вина.
Нож.
Я свернулся в клубок. Все мое тело требовало сделать хоть что-то. Бежать. Позвать на помощь. Запустить в нее чем-нибудь тяжелым. Инстинкт говорил мне, что вот сейчас я умру.
Но я просто лежал, слишком парализованный страхом, чтобы выдавить хотя бы писк.
Кого мне звать? Отца? Он никогда не заботился обо мне. Как я мог убежать? Мать перекрывала дверной проем. Что я мог в нее бросить? Рядом была только настольная лампа, а она никак не сможет достаточно навредить ей, чтобы заставить забыть о желании причинить мне боль.
Она подошла к моей кровати и замерла рядом с ножом в руке. Я смотрел прямо на нее, задыхаясь от паники. Она взглянула мне в глаза, шевеля губами. Я не мог разобрать слов, но ее лицо было искажено отвращением и ненавистью. И вот она стояла там, то и дело поднимая нож, угрожая вонзить его в мое тело.
А затем развернулась и вышла из моей комнаты, захлопнув дверь.
Я лежал в постели, неспособный спать или даже думать о чем-либо. Просто ждал, замерший, не смыкающий глаз.
Ждал, что она вернется и убьет меня.
⠀
~
Оригинал (с) Born-Beach
⠀
Телеграм-канал , чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.