(рассказ-быль)
Старушка в пальто, в неизменно надвинутом на лоб шерстяном платке, который завязан по-особому (обязательно прикрывает лоб и изуродованную левую половину лица), дожидается своих детей из далёкого города. Она стоит у калитки, опираясь обеими руками на палку. Единственный её правый глаз почти не видит, и на чужие шаги она никак не реагирует. Сегодня они обязательно приедут, поэтому старушка терпеливо ждёт, отворачиваясь от холодного ноябрьского ветра.
Ещё не рассвело, и с ожиданием приходят воспоминания пятидесятидевятилетней давности, когда так же, как и сегодня, четвёртого ноября, осенний зазимок белым полушалком покрыл землю родного села. Вчерашние комки грязи покрылись от мороза твёрдой корочкой, но всё же они продавливались, когда девятнадцатилетняя девчушка наступала на них, и обдавали её юбку струйками грязи.
При этом нога, обутая в лапоть, погружалась в холодную жижу. Другая нога, как на грех, попадала в дорожные выбоины, проделанные тракторами. Выбоины были глубокими, к тому же в них имелись углубления от шипов, имевшихся на задних колесах трактора. Шёл 1944 год. Резины на колёсах не было, а чтобы трактор не скользил и мог двигаться, на задних колёсах имелись шипы в два ряда.
Конечно, по такой дороге двигаться было очень неудобно, к тому же тусклый фонарь луны то и дело нырял в наплывавшие облачка и был плохим помощником в преодолении препятствий. Но всё же, благодаря молодости и гибкости фигуры, Танюша, останавливаясь, выдерживала равновесие и спешила дальше.
Луна, в очередной раз выглянув из-за облачка, высветила деревенскую церковь. От неожиданности девушка вскрикнула, когда прямо перед ней возникла незнакомка с ребёнком на руках.
- Таня, - тихо и как-то уж очень подчёркнуто, нараспев произнесла женщина, держа младенца к ней лицом, - возвращайся домой, слышишь меня? И никуда сегодня не ходи...
Луна жёлтым поплавком вновь нырнула в ближайшее облачко, и женщина так же неожиданно, как и появилась, исчезла.
Девушке стало жутко. Развернувшись, не разбирая дороги, она что есть силы побежала домой.
- Случилось что?! - встретив дочь на пороге, строго спросила Дарья Степановна. - Чего вернулась, спрашиваю?!
- Ой, мама, ведь сегодня праздник - Казанская!
- Так что с того, ты только поэтому вернулась?
- Нет, мама, не только поэтому. Богородица мне встретилась с Христом на руках! Из дому выходить никуда не велела!
- Ты что, милая, под суд захотела? А ну, марш на работу!
- Боюсь я, мамонька, шибко...
- Ступай с Богом, не дури! И, повернувшись к дочери спиной, как отрезав, хлопнула дверью.
Работа в колхозе “Путь Ильича” шла полным ходом. Из большущего котла, стоящего на “буржуйке”, вырывались клубы пара. Колхозная повариха тётя Шура подбрасывала хворост в огонь.
Трактор “ХТЗ” в 32 лошадиных силы, соединённый 12-метровым ремнем с молотилкой, оглушительно тарахтел, вращая барабан. Бабы, человек пятнадцать, одетые по погоде в фуфайки и байковые платки, выстроились от стога до молотилки, передавая связанные снопы ржи по цепочке. Стоявшая у молотилки тётя Клава разрезала связку ножом и бросала в барабан. Двое рабочих отгребали сыпавшееся зерно деревянными лопатами. С противоположной стороны двое вилами отбрасывали солому, еще двое отгребали мякину.
Бригадирка Агафья, женщина неласковая, крикнула подошедшей Тане:
- Где тя носит-то, блажная? И, не дождавшись ответа, полезла в рядом стоящий “ЧТЗ”, на ходу обернувшись, крикнула:
- Плуг давай прицепим!
Девушка послушно подошла к плугу, приподняла прицепную серьгу. Стальная машина, управляемая Агафьей, медленно надвигалась. Подъехав ближе, бригадирка растерялась. Вместо того, чтобы заново выжать муфту сцепления и нажать на тормоз, она нажала на педаль газа. Задние колёса трактора, резко прижав девушку к плугу стальными шипами, которые, безжалостно разорвав живую плоть, пропороли левый бок, сорвали кожу со лба, сломали переносицу, выдавили левый глаз. Время остановилось. Кровь струйками стекала в замёрзшие впадины земли, смешиваясь с подтаявшей грязью.
Трактор заглох, и время вновь пришло в движение. Оцепеневшие на долгие мгновения люди спохватились. Кто-то подбежал к трактору и завёл его. Агафья, как шальная, включив рычаг коробки переменной передачи, подала трактор вперёд. Срывая с себя платки, женщины в спешке перетягивали рваные раны. На лошадях пострадавшую отправили в больницу...
... В палату Дарья Степановна вошла белее полотна. Стиснув зубы, попросила сестёр выйти, одних оставить. И лишь когда закрылась дверь, неслышно опустилась перед дочерью на колени. Лицом осторожно приблизилась к забинтованному телу, мягко накрыв растрёпанными прядями волос кровавые пятна, сочившиеся сквозь бинты. Расслышав сквозь прикрытую дверь обрывок фразы: “... До утра не доживёт...”, - задохнулась от собственной боли. Сотрясаясь телом, еле слышно заскулила:
- Доченька-а-а, суда людского я, дура, побоялась, а суд-то Божий... вот оно как...” - и повалилась без чувств.
Говорят, чудес не бывает. Но на сей раз чудо всё-таки произошло - Таня осталась жива. Четыре месяца пролежала она в больнице, не видя белого света. И вот через 17 недель с того страшного дня Таня вновь увидела ту женщину с младенцем на руках.
- Таня, открой правый глаз, -молвила Она. Он у тебя видит!
Приподняв повязку, девушка действительно увидела свет. От яркости зажмурилась надолго, но, открыв вновь, могла лишь видеть силуэты соседей по палате.
Среди больных поднялся радостный гвалт: “Таня видит!” На шум прибежал лечащий врач, обнял ее от радости:
- Танечка, родная, ты видишь меня?! - вопрошал он с надеждой.
- Да, да, конечно, - отвечала она, хотя кроме силуэтов видеть ничего не могла. - Я Вас, Федор Ильич, хорошо очень вижу. Какой Вы молодой, какой красивый...
... Жизнь в селе шла своим чередом. В марте Дарья Степановна забрала дочь из больницы домой. Через год закончилась война. Младшие сёстры Тани вышли замуж, и у них родилась дети. Таня помогала им нянчить ребятишек. Своих она иметь не могла, и всю свою любовь отдала племянникам. Теперь они взрослые самостоятельные люди, и у них выросли свои дети.
Сегодня они обязательно приедут. Это их она дожидается, стоя у своей калитки на холодном ноябрьском ветру.
Наконец, старушка распрямляется, заслышав родные голоса внучат. Те окружают её стайкой, целуют в правую, не прикрытую платком щеку: “Здравствуй, маманя, здравствуй, родная, ну, как ты?..”
(В рассказе отражены реальные события ноября 1944 года.)