Эта земля была проклята Богами ещё задолго до прихода римлян и потому не получила душным вечером ни капли живительной влаги. Ветер подразнил Иершалаим дождевыми тучами и угнал их прочь, насвистывая себе под нос похабный мотивчик.
Старик в римской тунике и высоких кавалерийских сандалиях долго прислушивался, пытаясь уловить мелодию: «Фьюить-фьюить-фью-уть, фьюить-фьюить-фью-уть!». Он гладил собаку, чтобы успокоить нервы. Он ждал начальника тайной стражи, который вечно приносил дурные вести. Впервые в жизни пунктуальный, вышколенный бесконечными войнами Афраний опаздывал с полуночным докладом. Беспокойство прокуратора Иудеи нарастало с каждой минутой. Наконец-то «глаза и уши» римского префекта вломился на террасу и стал нагло хлебать вино прямо из кувшина, не спросив разрешения. Даже чёрный плащ Афрания жадно впитывал забродивший виноградный сок, не попавший в рот своего хозяина по причине дрожащих от усталости рук.
- Советник мой! Ты же благородных кровей! Ну что за манеры? - Пилат усмехнулся, чтобы скрыть своё собственное волнение от наблюдательного и чуткого Афрания.
- Прости меня, Золотое Копьё, за бесцеремонность. Я загнал славную лошадь, чтобы предупредить тебя, мой командир. - Афраний вытер лицо рукавом и отдышался.
- Ну и что на этот раз, sукин ты сын? - Понтий Пилат запоздалым жестом вежливо пригласил своего агента разделить не по чину скромный ужин.
- Во-первых, такой знатный римский аристократ должен помнить, что все граждане Рима по праву рождения сукины дети. Об этом писал досточтимый Плутарх в легенде о Ромуле и Реме... - этот плут нарочно тянул время, чтобы набить цену своих важных сведений.
- Во-вторых, если ты будешь и дальше заговаривать остатки моих зубов, то вернёшься домой в должности конюха. - Пилат нетерпеливо махнул рукой, чтобы Афраний перестал заниматься своим любимым делом, а именно молоть чушь вместо уставного доклада.
- Золотое Копьё, я десятки лет возглавлял твои штурмовые когорты, прикрывал твою благородную спину и теперь сочту за наивысшее счастье удрать из этих проклятых земель хоть в Авдиевы конюшни... Здесь в мирное время крови больше, чем на войне! - Афраний выпил ещё вина, чтобы осмелиться высказать вслух сокровенные мысли самого Пилата.
- Ближе к делу, друг мой! - голос Пилата зазвенел, как медные латы эллинов под ударами ассирийских стрел.
- Носатый отправил нескольких гонцов с доносами в Рим. Двоих мы перехватили! Полагаю, что у всех одинаковые сообщения. - с этими словами Афраний бросил на стол пергамент, бережно скрученный в трубочку и запечатанный на плавленом воске гербом Иершалаимского Синедриона.
Прокуратор судорожно схватил свиток, на ходу раскрыл его и поднёс к чадящему факелу, нервно щуря подслеповатые глаза:
«Ave! Трижды благословенный Кесарь! Да приумножат Боги владения Твои! Да приукрасят многие годы Твои великими подвигами...» После обильного иудейского подхалимства и растекания мыслию по древу Пилат наконец-то добрался до сути кляузы: «Довожу до Твоего сведения, О, Великий Император всех земель и народов, что в Иершалаиме и его окрестностях объявился некий бродяга Иегошуа Га-Ноцри, более известный как Иисус Христос из Галилеи. Этот смерд раньше учился у мятежника Иоанна, казнённого по воле Твоей. Но Иисус настолько глуп, что продолжает чёрное дело своего равви, призывая простолюдин к вооружённому восстанию против власти Твоей, мой Кесарь! Его крамольные речи громко и безнаказанно звучат на главных рынках и площадях Иершалаима. А Твой префект Понтий Пилат настолько стар и слаб, что не предпринимает никаких действий, своим попустительством приближая неизбежность новой Иудейской войны, которая принесёт вред как Риму, так и нам, Твоим верным слугам...
С нижайшими поклонами Твой истинный друг, Первосвященник Каиафа, Сын Садока-Светлого...»
- Вот мерзавец! Я заткну этим факелом его лживую глотку! - Пилат в ярости зашагал по террасе из стороны в сторону.
- Это будет весьма опрометчивый поступок, мой командир. Лично я бы засунул факел в его дряблую задницу, чтобы Носатый не смог больше сидеть на своём sраном троне. - Афраний преломил хлеб и протянул Пилату половину в знак вечной дружбы и преданности.
- Мы можем попытаться подкупить соглядатая, которого пришлёт Рим... - Пилат угостился собственным хлебом из рук боевого товарища.
- Но Кесарь пришлёт нескольких латентных соглядатаев: всех не опознать и не подкупить, Игемон! - Афраний пытался отбиться от Банги, назойливо предлагавшего поиграть в очередные собачие шалости под названием «съешь гостя».
- Афраний! Что ты предлагаешь? - Прокуратор Иудеи устало плюхнулся в плетёное кресло и скрестил руки на груди, инстинктивно защищаясь от известного ему решения проблемы.
- А ты сам уже всё понял: придётся арестовать мальчишку! - Афраний беспомощно развёл руки в стороны, в знак сожаления.
- Этот юноша всего лишь полоумный бродяжка! Он сбежал из префектуры, не забрав даже своё жалованье. Он говорит глупости о равенстве всех людей: такого никогда не случится. Жиdёнок никогда не станет равным эллину или, тем более, гражданину Рима. - Пилат жадными глотками осушил свой серебряный кубок с разбавленным вином. Лекарь Лука запрещал употреблять крепкие напитки.
- Здесь скоро случится большой иудейский праздник. По местным обычаям в этот день следует помиловать одного преступника. Ты попросишь Носатого, чтобы он согласился отпустить мальчишку. - Афраний долго готовил это предложение бессонными ночами.
- Чтобы я, Пилат Золотое Копьё, просил этого вонючего козла! - Железный Всадник стукнул от ярости кубком об стол.
- Не забывай, мой командир, что ты уже давно не воин, а политик: будь мудрым и хитрым. - Афраний протянул Пилату свой сжатый кулак, в знак поддержки.
- Я пойду на это унижение, но только ради мальчика. Он понравился Банге и Клавдии. - Пилат легонько ударил своим левым кулаком по плечу Афрания: это был старый знак прощания кавалеристов перед разъездом.
***
Весеннее утро вопреки всем ожиданиям принесло Понтию Пилату вместо обещанной свежести жуткую головную боль, которая неумолимо выдавливала из бессонных глаз Прокуратора скупые мужские слёзы.
- А ну живо соберись! Носатый не должен узреть твою слабость! - приказал Пилат немому серебряному зеркалу, подарку жены ко дню рождения. И на кой гунн воину зеркало?
Всадника Золотое Копьё в его дипломатической миссии сопровождала повозка с щедрыми дарами для Синедриона. Ну до чего же противно быть политиком! Два заклятых врага обнялись как старые друзья после долгой разлуки: таков обычай лицемерия.
В палате для фарисейских оргий после традиционного обмена колкостями Первосвященник Каиафа пригубил вино первым, доказывая, что оно не отравлено. Носатый долго любезничал, расхваливая подаренные Пилатом напитки, снедь и римских лошадей. Он предоставил Прокуратору Иудеи право первого хода. Это была самая сложная шахматная партия в жизни Пилата: противник чрезмерно опасен, а на кону человеческая жизнь. Пилат тянул время, притворяясь, что увлёкся трапезой и забыл о цели визита.
Наконец Каиафа не выдержал наглости своего врага и нервно забарабанил грязными ногтями по мраморному столу. Пилата с детства учили ловить подходящий момент для решающего удара, и он сделал свой первый ход издалека:
- Представляешь, равви Каифа (Пилат нарочно коверкал его имя!), мои стражники ночью поймали пьяного баламута, который на площадях бранил Синедрион и Римскую власть. Это тощий мальчишка с безумными глазами. Мои люди его пытали на предмет заговора, но он всего лишь жалкий, сумасшедший одиночка. Так вот, несмотря на сложившееся здесь мнение, я уважаю ваши обычаи и посему предлагаю тебе отпустить этого дурачка в честь Праздника Урожая, в знак нашего с тобой последующего перемирия. - Пилат непринуждённо отщипнул несколько виноградин от грозди, как-будто покупал на рынке цыплёнка и всего лишь спорил о цене.
- Видишь ли, Игемон! Я бы с удовольствием отпустил этого болтуна на все четыре стороны и дружба с тобой нашему Синедриону только на пользу. Но, к сожалению, Кесарь скоро узнает о назревающем мятеже. К тому же этот Га-Ноцри посмел проповедовать и против нашего Бога Яхве. Они с Иоанном отступники, и если я освобожу его, мои люди меня не поймут... Его казнь неизбежна! - Носатый-Каиафа внутренним чутьём уловил личную заинтересованность Пилата. Иначе зачем бы гордый Прокуратор стал о чём-то просить своего врага? Но он во всём искал материальную выгоду и поэтому не понял мотивы собеседника.
- Да в общем-то мне плевать! Просто моя жена Клавдия хотела познакомиться с твоей и приглашает вас на тихий семейный ужин. - Пилат быстро встал, широко улыбаясь. Он репетировал эту улыбку всю ночь перед тем самым зеркалом, вот и пригодилось...
- Но... у меня нет жены. - растерялся Иосиф Каиафа, зять садуккея Хананна.
«Ещё бы, dолбаный содомит, у тебя была жена!» - усмехнулся Пилат, а вслух произнёс:
- Ничего страшного, дружище! Жениться никогда не поздно... Это было очередное страшное оскорбление, которое Пилат приготовил для своего недруга, как острый нож в рукаве плаща. Слухи о том, как жена застала Каиафу с мужчиной и сбежала от него в Карфаген к родственникам, уходили далеко за пределы Иудеи, до самого Рима...
А забавная всё-таки вещь, эта политика! Главное, не войти во вкус и не потерять себя... Не правда ли, господа президенты?
***
Пытки и казнь преступников стали главным развлечением для иершалаимской черни и даже благородных фарисеев. Иосиф Каиафа начал всерьёз подумывать о том, как бы тихонечко организовать продажу билетов на самые зрелищные места. Он мечтал превратить Голгофу в аналог римского Колизея, чтобы доказать захватчикам, что он ничем не хуже их патрициев. Может быть, тогда они начнут его уважать, как равного? Казнь Иисуса должна стать зрелищной, чтобы соглядатаи как можно красочнее описали это событие самому Кесарю, владыке мира. Кесарь Тиверий любит кровь и смерть. Чтобы ему понравиться, Каиафа решил устроить в Иудее настоящую бойню. Казни и пытки превратятся в искусство, чтобы возвысить Каиафу до самого Олимпа, чтобы он почитался наравне с Кесарем хотя бы на этих проклятых землях.
- Вот sраный ублюдок! - Пилат метал ножи, подаренные вождём номадов, прямо в разорванный холст, бывший когда-то портретом Первосвященника Каиафы. Жена Клавдия Прокула нервно махала веером, а Банга мотал хвостом и рычал, полностью поддерживая праведный гнев хозяина.
- Спаси бедного мальчика! Я заклинаю тебя! Я люблю его, как сына! - верная жена и боевая подруга Пилата сорвалась и заплакала. - Я никогда не просила у тебя ни драгоценностей, ни дворцов, ни лошадей. В отличие от других жён, я шла за тобой на очередную дурацкую войну, чтобы заботиться о тебе, чтобы исцелять твои раны...
- Афина моя! Никто и никогда не посмеет называть Пилата Золотое копьё трусом. Этот дурачок мне тоже нравится. Да и Банга с ним поладил. Но политика вяжет меня по рукам и ногам. - Пилат крепко обнимал жену, чтобы скрыть от неё свои слёзы.
- Арес мой! Я влюбилась не в префекта Пилата, а в того пламенного юношу, который писал стихи, который в одиночку раскидал целую когорту варваров, чтобы спасти меня и других пленников. Стань таким, как прежде! Я не хочу быть женой префекта! Меня тошнит от этой лжи. Люди ненавидят нас и улыбаются... - Пилат знал, что Клавдия тайно посещала проповеди Иисуса и даже прониклась его мятежным учением.
- Я что-нибудь придумаю...
***
Иуда, рискуя жизнью, слонялся в трактирах, где отдыхали римские легионеры. Он слушал их пьяные бравады, собирая по крупицам нужную информацию. Ближе к утру сложилась почти полная картина: Иисуса схватили и собираются казнить...
«Ну что ж! Пришла пора платить по счетам. Да и как бы я потом в глаза Марии смотрел. Я спасу Равви, чего бы мне это ни стоило! Но мне одному не справиться!» - Иуда впервые в жизни трезвым зашагал прочь из вертепа: легко, твёрдо и гордо, не пригубив вина. Он расправил плечи и поднял голову. Он узрел истинный Свет и очистился. Но Тьма наступала и Свет нуждался в его защите. Что-то вокруг изменилось: на Иуду больше не лаяли собаки...