Соломон умер в тюрьме.
Давид и Натан Соломоновичи, в сопровождении визгливых, жадных жён и какого-то мелкого районного чиновника, взятого специально для усиления позиции с точки зрения власти, ввалились в роскошную четырёхкомнатную квартиру, уже прикидывая, сколько загребут, продав её, выгнав Соньку и поделив барыш. Войдя в залу, они порастеряли свою наглость. На софе и в креслах разместились Семён и Александр Львовичи, авторитет которых был уже известен на весь город, братья-осетины Ирбек и Мусса, парочка Райкиных друзей, выглядевших весьма живописно и устрашающе, как будто говорившие всем своим видом: вы можете, конечно, выпендриваться, сколько хотите, но ведь вы выйдите когда-нибудь на улицу, а там... у каждого свой фарт... Кто знает, кому на голову кирпич упадёт, а кто на сливовой косточке поскользнётся, головушку проломит... А главное — за круглым полированным столом переговорщиков уже ждали адвокат Линич с супругой и Рахиль Львовна, впервые в жизни облаченная в деловой костюм. Наташа, к которой Райка обратилась за помощью, решила посодействовать подружке, потому что знала, если она сама не возьмётся за дело, Райка возьмётся за него в обход неё, а ей не хотелось, чтоб её золотой петушок Линич отведал райских наслаждений с такой конкуренткой. Соня королевским жестом указала на два свободных стула у стола и села сама. Давид и Натан сели, а жёнам и мелкому представителю власти ничего не оставалось, как стоя сгрудиться за их спинами. Повисла многозначительная пауза. Стороны пялились друг на друга. Адвокат Линич с улыбкой сфинкса на лице ласково всматривался в лица Соломоновых сыновей, и в его глазах сквозило неподдельное сочувствие. Райка под столом сложила пальцы обеих рук в совершенно непристойный жест, и смысл этого жеста передавался всем её существом, и уже вполне начал восприниматься Соломоновичами. Они закряхтели, завозились от неловкости, и главное — глядя на Соню, они не уловили ни следа растерянности, страха, сомнений, в общем, всего того, на что рассчитывали. Лицо Сони ничего не выражало. На свои бухгалтерские расчёты она смотрела с большей страстью. Пауза затянулась уже настолько, что можно было встать и уйти, зачем только приходили? Давид окинул взглядом модно отремонтированную залу с шикарным сервантом, набитым хрусталём, огромным телевизором «Сони», турецким ковром во всю стену, музыкальным центром «Панасоник» и аж вспотел от мысли, сколько ещё разного добра хранится в папенькиной четырёхкомнатной квартире. Алчность ткнула его кулаком в спину, и он прохрипел:
— Таки мы не ожидали такого благородного собрания. Зашли по-родственному, попроведать Софью Львовну, помянуть усопшего, побалакать о наших сугубо узкосемейных делах... Может, мы не в курсе, и сегодня какой-то особый торжественный случай для господ Михельсонов, мы помешали, таки мы можем зайти в следующий раз?
Ни один мускул не дрогнул на лицах Михельсонов. Адвокат Линич с супругой, казалось, вообще окаменели. Давид с Натаном переглянулись. Ну что, уходить, что ли, не солоно хлебавши? После выступления Давида молчание стало уже совсем непереносимым. Не выдержала жена Давида, претендовавшая на жирный кусок, так как муж её был старший из братьев, и она уже губищу-то раскатала вовсю.
— По совести говоря, надо бы обсудить наследство Соломона Марковича. Тут сидят его родные сыновья, которые имеют право, законное, между прочим, право. И...
Она остановилась, чтобы набрать побольше воздуху, и этим воспользовался хитрый, сладкоречивый Линич, чей голос лился, как густой мёд, заполняя собою всё, заклеивая другие рты.
— Мадам, я вас всецело поддерживаю, так как стою на страже законности. А закон говорит, что половина имущества принадлежит супруге, остальная же половина может быть поделена между наследниками первой очереди, то есть, присутствующими здесь сыновьями покойного. Плюс супруга имеет право на всё имущество, которое было ей подарено. — Он жестом фокусника достал не пойми откуда отпечатанный длинный список. — Вот подарки, подаренные на свадьбу, что засвидетельствовано пятнадцатью свидетелями. И остаются ещё подарки, сделанные супругом супруге в течение совместной жизни после регистрации брака.
Тут не только трусоватая женушка Натана, но и беспардонная половина Давида поняли, что вся роскошь непременно окажется подарками Соломона ненавистной Соньке, а им достанется только старый, никчемный хлам. ...А Линич разливался соловьем:
— Кстати, можно поинтересоваться, что делает здесь глубокоуважаемый Михаил Иосифович в середине рабочего дня, когда он, согласно штатному расписанию, должен работать с жалобами населения?
Чиновник не на шутку струхнул: модный адвокат, известный уже в самых высоких кругах, мог легко подпортить ему карьеру. Кой чёрт его сюда занёс?
— Э... Я вообще шёл с обеда, по штатному расписанию, с часу до двух... Собственно, не имею отношения... Непричастен... Встретил ...избирателей, зашёл по просьбе... — Тут он понял, что вконец запутался и несёт чушь.
— Ну да, ну да. Кто не ест чеснока, от того и не пахнет, — многозначительно заметил Линич.
— Совершенно верно, — чиновник посмотрел на часы. — Собственно, мне уже пора. Ждут граждане... — И бочком, бочком, мелкими шажками он просеменил к выходу, и слышно было, как заклацали замки и хлопнула входная дверь.
В отчаянной попытке Давид с Натаном кинулись в последний бой, пытаясь отстоять собственность:
— Вы, Линич, хорошо грамотный, но не ввязывались бы сюда, это дело внутрисемейное, правда, Софья Львовна, зачем нам адвокат? Неужели мы не договоримся? Да слыханное ли это дело, чтобы с роднёй через адвоката делиться? Не того наш любимый отец хотел бы, земля ему пухом. Давайте решим все приватно, по совести.
— Закон законом, но не справедливее будет поделить жилплощадь из третей, так сказать, по количеству наследников? А вообще-то и этого Софья Львовна, вам будет многовато, так как вы одна, а мы люди женатые. Папаша вам ещё ведь и счётец оставил, это тоже в зачёт идёт..
Соня посмотрела на них, как на стенку. И заговорила ровным, скучным голосом:
— А теперь слушайте сюда, что я вам скажу. Квартиру делим пополам. Половина моя, половина ваша. Деньги на счёте мои. На них пасть не разевайте. Всё, что не подарки, я вам отдам. Хотите судиться — судитесь. Господин Линич будет мои интересы защищать. Только платить я ему буду из той доли, которая могла бы вам достаться. Я имею в виду, придется продать кое-что. На этом до свидания.
Тут Соня встала, и с нею встали адвокат Линич, Наташа, Рая, и все сочувствующие по периметру залы. Ирбек улыбнулся улыбкой сытой акулы и с приятным кавказским акцентом стал напевать песенку «Русский с китайцем братья навек». Доверительно подмигнув Давиду, он произнес: «Мы с братом вас проводим, да? Исключительно из уважения». И он стал напевать «Сулико». Его рука как бы автоматически потянулась к тому месту на бедре, где национальный костюм горца предполагает кинжал. Кинжала там, разумеется, никакого не оказалось, но жест был настолько выразителен, что Соломоновичи с жёнами поспешили к выходу.
Продолжение здесь.