Заставить Папу Римского краснеть, бледнеть и скрежетать остатками зубов от злости? Нет ничего сложного, если ты обладаешь чувством юмора, дерзок и представляешь самого могущественного (и опасного для Папы) государя христианского мира.
В предыдущей части мы познакомились с доном Диего де Мендоса, человеком метающимся от богословия до ратных подвигов, но прокорма ради остановившемся на ремесле дипломата. Потренировавшись на кошках Генрихе VIII, Мендоса оставил в Лондоне своего не знатного, но куда более опытного коллегу Шапюи, и отправился в Италию. А именно - в Венецию.
Климатически куда более привычное испанцу место, однако в политическом отношении не менее студеное для посла императора, чем Туманный Альбион.
Венецианцы, в Итальянских войнах дрейфовавшие от одной стороны к другой, все же более тяготели к вражде к Габсбургам: а как иначе, когда геральдический орел, закрыв тенью своих крыльев пол-Европы, норовил клюнуть их то австрийской головой, то испанской. Недавняя попытка мира и вступление в Священную лигу против турок дала горькие плоды поражения при Превезе (1538) - и несмотря на спорную репутацию венецианцев, их в этом деле трудно было упрекнуть. С первого... да и со второго взгляда казалось, что их союзник-император при Превезе их просто кинул.
В-общем, дону Диего в Светлейшей республике были особо не рады.
Конечно, ни в одной стране, тем более республиканского устройства, не существует единого мнения по всем вопросам - вот и у дона Диего в Венеции оказались-таки друзья. В частности, семейство Корнаро, владельцы ткацких мануфактур, коих высококачественная испанская шерсть манила к союзу с императором, как магнит.
Успеху Мендосы в Венеции также поспособствовал случившийся в его пребывание в городе трагикомический шпионский инцидент - когда секретарь Совета десяти и платный осведомитель посла французского был выдан властям любовником своей неверной жены. Секретаря-рогоносца и его подельников отправили на виселицу, французского посла едва не растерзала взбешенная толпа... а дон Диего пожинал плоды беспечности венецианских спецслужб. Возможно, венецианцы и не хотели больше связываться с императором, но и союз с французами им теперь претил. Венецианцы держали нейтралитет.
Надо сказать, что и сам дон Диего в Венеции едва не стал жертвой женского коварства. В городе любви он познакомился со своей бывшей соотечественницей, испанской иудейкой сбежавшей от Инквизиции - по имени Талитла. "Горячая как костры Ада" девушка воспламенила чувства имперского посла - он уже начал в шутку рассужать об обрезании, чтобы добиться взаимности. Но в конце концов деньги - а в канцелярии императора все с любопытством ждали, чем закончится история с еврейкой, и потому зарплату послу отправляли вовремя - сделали свое дело, Талитла сдалась и сделалась "первой леди посольства". Вроде бы ничего такого... но на родине посла в это время горели костры, а в самой Венеции связь с иноверцами была уголовно наказумым преступлением. Возможно, Талитла начала шантажировать своего любовника, возможно, власти ужесточили правила выхода из Гетто.. но в конце концов упоминания о любовнице исчезли из писем дона Диего.
Начальство даже начало беспокоиться, но дон Диего был не в настроении откровенничать.
"Честно говоря, жизнь у меня довольно жалкая. Камни в почках, страх, подозрения, встречи с секретными агентами по ночам... в такой атмосфере не только еврейку, а все на свете позабудешь." - Мендоса Кобосу
Настроение дона Диего немного улучшилось, когда он получил самое лакомое и самое ответственное назначение в дипломатическом мире 16 века - стал послом в Риме.
Важность посольства в Риме была обусловлена тем, что император в тот момент лелеял мысль о примирении различных конфессий, появившихся в ходе Реформации. Тридентский собор в итоге прошел без протестантов и обернулся грандиозным закручиванием гаек - но задумка изначально была иной. Император предполагал, что сможет добрым словом склонить стороны к сотрудничеству. Если доброе слово не помогало, готов был применить силу... и потому ожидал уступок с обеих сторон. Со стороны Папы даже больших уступок, так как и возможностей применить силу на Папе было больше.
Дон Диего, которому и было поручено организовать открытие Собора, еще после первых консультаций с кардиналами понял, насколько трудно будет взять эту высоту НАСКОКОМ.
"Мне нечего написать тебе кроме того, что я здоров. Нет нужды лишний раз благодарить тебя за услуги, и так понятно, что я твоя "креатура", и делая это, я могу впасть в ошибку кувшина Святого Павла, задающего вопрос гончару - "А что если?". Этот урок теологии я выучил как раз недавно, когда мы обсуждали Оправдание. Но боюсь, с Оправданием мы застряли надолго, потому что даже еще не пришли к согласию, чего же хотел Дунс Скот (теолог 13 века), а без этого не пойти дальше. А тем временем кардинал Гримани уже отбыл в ад на почтовых..." - Диего де Мендоса в адрес Антуана Перрено де Гранвелля.
Когда император Карл 5 сообразил, что не дождется доброй воли от людей в рясах, и все его начинания просто потонут в океане говорильни, он впал в ярость и разрешил своему послу быть дерзким.
Одному вставляющему палки в колеса Собора кардиналу дон Диего с удовольствием передал слова императора, что " его (кардинала) надо зашить в кожаный мешок и утопить в реке" - так в испанском флоте обращались с бунтующими матросами.
Самого Папу Диего де Мендоса унизил с бОльшей выдумкой. Близился день, когда по среднековой традиции представители Неаполя дарили Папе белоснежную лошадь в золотом убранстве.
Королем Неаполя тоже был Карл 5, а его представителем - Мендоса.
Посол постарался и нашел в Риме самую убогую, хромоногую клячу и торжественно представил ее в Ватикане. Папа не нашел в себе силы выйти на балкон и принять "подарок", но посол не растерялся и ввел клячу в сам дворец.
Параллельно с назначением в Риме Мендоса занимал должность военного диктатора в Сиене, где как раз произошел бунт, и по большому счету все дела в Италии были под его контролем.
Но тут на сцене появился будущий король Испании - Филипп II.
Филипп отнесся к отцу с ужасной неблагодарностью. Чтобы проложить ему дорогу к браку с английской королевой Карл пожаловал сыну королевство Неаполя и Сицилии. Первое, что сделал Филипп, получив подарок, - уволил всех верных слуг императора.
В числе верных слуг императора, уволенных принцом Филиппом, очутился и Диего де Мендоса.
Но не спешите осуждать Филиппа. Пармская война, в которой завяз и сам дон Диего, стала самой глупой и дорогостоящей затеей императора за всю его карьеру.
Папа Павел III умер, и дон Диего, вдруг лказавшийся в прекрасных отношениях с новым Папой, помогал осуществить замысел своего шефа дипломатической поддержкой в Ватикане - и таким образом, можно было сказать, что именно дон Диего спровоцировал войну. Когда затея с Пармой провалилась, и Папе, и Испании нужен был стрелочник - им и стал господин посол.
Раздосадованный дипломат был отозван в Испанию. Его государственная карьера окончилась, но настоящая карьера только началась.
Я уже упоминала, что дон Диего был поэтом. В Саламанке он изучал греческий и латынь, и еще в Венеции начал собирать великолепную библиотеку, в том числе византийские книги. На пенсии Мендоса выучил арабский. В-общем, гуманист самой высокой пробы.
И вот, после отставки дона Диего, в 1554 году в Антверпене была издана книга, ставшая родоначальником целого жанра, ставшего потом крайне популярным - плутовской роман "Жизнь Ласарильо с Тормеса: его невзгоды и злоключения".
Южный братик Тиля Уленшпигеля - повесть совершенно очаровательная, полная черного юмора и житейской мудрости, и лишенная утомительного гражданского пафоса Тиля. Очень советую прочесть - тем более, что она короткая. Разумеется, книга скоро была запрещена в Испании и властями, и инквизицией.
"Ласарильо" - был издан под псевдонимом, и имя автора долгое время не было известно. Дон Диего вроде бы казался самым очевидным кандидатом, но потом эта версия была оспорена. Однако буквально недавно исследователи выяснили, что дон Диего зашифровал свое имя в прологе - будучи дипломатом, он прекрасно разбирался в принципах шифровки.
А жизнь Мендосы в Испании вскоре показала, что увольнение - еще не самая большая беда в жизни. Король Филипп, безошибочно вычислявший любого, даже спрятавшегося за псевдонимом, вольнодумца и еретика, как сканер, дона Диего терпеть не мог.
И поквитался с ним, когда выдался случай - однажды во дворце дон Диего вступил в спор с другим придворным, обидчик достал кинжал, дон Диего однако не струсил и, оттеснив соперника, выкинул того с балкона.
Это кстати к вопросу, зачем нужен был испанский этикет...
Король всерьез подумывал, чтобы заточить "смутьяна" в крепость, но в итоге просто выслал его прочь под домашний арест в Гранаду, где губернатором был племянник дона Диего.
В Гранаде как раз наступили неспокойные времена - там бушевал мятеж морисков.- обращенных в христианство мавров.
Посвященная этим событиям последняя книга дона Диего " Война в Гранаде" тоже была издана много лет после смерти автора - но именно она по-настоящему прославила его. Мендоса смотрел на события как на "войну испанцев с испанцами" и крайне резко критиковал методы подавления восстания.
"Они приказывают нам сменить нашу одежду на кастильскую. Но среди них самих есть германцы, у которых одна одежда, у французов - другая, у греков - третья, их священники, молодежь, старики - все имеют свой костюм. Каждая нация, каждая профессия, каждый класс имеет на это право - и все они считаются христианами! Почему же нам - маврам- нельзя одеваться, как мавры? Как будто вера в одежде, а не в сердцах!"
Мятеж начался с королевского запрета носить национальную одежду, и так, по словам Мендосы, предводители восстания подбивали на него соплеменников.
Когда-то во времена начала Тридентского собора Мендоса писал своему другу Гранвеллю, что сам не очень-то верит в возможность решить идеологические разногласия административными методами.
"Если я не хочу что-то делать: ко мне придут домой и заставят силой? А потом в дом ко второму, к третьему? Император и Папа могут публиковать что угодно, но они не могут заставить всех думать одинаково. И это я тебе могу сказать и поставив себя на месте философа, и гранадского мавра, и маррана... ведь даже сейчас у Инквизиции не меньше работы, чем в дни ее основания".
В "Истории войны в Гранаде" он еще раз подтвердил эту точку зрения.
Как дон Диего и боялся, он умер в крайней бедности. Слава его, как дипломата, была велика и в жизни, и потом. Слава его, как писателя, наверно запоздала - тем более что при жизни дон Диего ничего не издавал под своим настоящим именем, но тем не менее столетия спустя известность заслуженно настигла этого удивительного человека.
Ставьте лайки, подписывайтесь и комментируйте, ибо по словам Ласарильо с Тормеса:
Неужели вы думаете, что солдату, первому взобравшемуся на штурмовую лестницу, более, чем кому-либо другому, опостылела жизнь? Разумеется, нет, — только жажда похвал заставляет его подвергаться опасности, и точно так же обстоит дело в искусствах и в словесности.