На экране возникла кривая смертности среди населения. То несколько поднимаясь, то чуть-чуть западая, она к ноябрю прошлого года скачкообразно устремилась вверх, образуя с другой стороны пика плавно опускающееся плато. Уже к январю все пришло в норму и далее кривая снова, будто успокоившись, повела себя обычным образом. Явно действовал какой-то краткосрочный фактор, сошедший затем на нет. Это-то можно было сказать однозначно, но кому от этого легче, а, Орлов? Ты – конечно, конечно! – парень умный, любимец женщин, но что ты скажешь на это? – внутренний голос снова заставил вглядеться в острый пик на экране дисплея.
Не находя ответа, я с досадой оттолкнул от себя компьютер и, упершись подбородком в стол, поднял глаза к приколотым к стене фотографиям Жанны, почувствовав себя вдруг совсем мальчишкой, - уставшим и одиноким.
…В юности я постоянно находился в состоянии влюбленности, - оно было необходимо мне, как воздух. Без этого чувства словно не ощущалась жизнь, не замечались ее краски и звуки. Я всегда очень сильно переживал расставания со своими девушками, но снова и снова бросался в темные омуты любви. Но со временем стал более просто относиться к женскому полу, в совершенстве, как мне казалось, изучив их общие повадки и выработав целый комплекс защитных мер против их, мягко говоря, неразумного порой поведения.
Но сейчас я смотрел на снимки и старые юношеские чувства, отряхнувшись от нафталина, снова стали яркими и захватывающими; я опять был увлеченным шестнадцатилетним пацаном, выдумывающим самому себе игру в любовь – бесхитростную и чистую…
Подмигнув изображениям, я снова уставился в ненавистный экран; пик смертности все так же торчал напротив ноября-месяца.
На время задумавшись о чем-то, я стал неосознанно нажимать кнопки на клавиатуре, поочередно сменяя графики. Неожиданно глаза уловили какую-то новую закономерность, пока еще неосознанную.
Я тут же сбросил с себя оцепенение и стал более вдумчиво делать то, что делал до этого. Оказывается, я перелистывал графики за прошлый год, поочередно беря то статистику среди детей, то среди взрослого населения. Снова и снова я всматривался до рези в глазах в экран, но ничего, кроме хаоса, там не видел. Хаос из бесконечных ломаных линий… И все же я чувствовал, что видел доли секунды нечто важное, что уже знало мое подсознание, но ничего не понимал пока сознательно я сам. Тогда решил снова сменять череду графиков быстро, бегло нажимая клавиши, как делал до этого.
Хаос еще больше усилился, теперь он стал похож на нагромождение руин после сильного землетрясения. Снова и снова я прогонял перед своим взором все новые и новые кривые и в какой-то миг заметил, что косею. Чертовщина!
Нажав еще раз, я схватился за глаза и принялся их массировать. Да, господин Орлов, ты рискуешь так не увидеть больше ни девушек, ни Красную площадь!
Разлепив наконец веки, опять взглянул на экран и ахнул: передо мной был снова точно такой же график с одиноким пиком и плато, плавно спускающимся к январю. Но, боже мой, он был не таким большим по амплитуде, каким был еще пять минут назад! Что заставило его вдруг уменьшить реальное количество жертв, словно нарочно по чьему-то велению сжавшись по средней линии?!
Но все стало вдруг понятным, стоило мне взглянуть на заголовок: «Смертность среди взрослого населения за период…»
Ну и ну! Оказывается, взрослое население, хотя и в меньшей степени, чем дети, было подвержено тем же законам внезапно вспыхнувшей смертности! Вот только происходило это по своей воле или в результате естественного умирания – предстояло выяснить.