В дремучем лесу, на брусничнике, окруженном непроходимыми болотами, осыпающимся по осени так, что земля багровела, и нога, которая давила эти ягоды, становилась красной по щиколотку, жила колдунья. Волосы у нее были медные, скатавшиеся в колтун, потому что она перестала их расчесывать с тех пор, как решила, что она старая. Когда они сильно отрастали и мешали ей, она отрезала их старым тупым ножом. Лоб ее пересекали две глубокие морщины от дум, что терзали ее постоянно. Когда ей приходила охота, она варила разные отвары из кореньев и трав, мыла волосы, мазала тело и лицо. Отвары были чудесны, морщины со лба ее пропадали, волосы блестели как будто усыпанные каплями росы, кожа становилась бархатной. Только две глубокие морщины по краям рта не пропадали никогда. Даже ее обман-зеркало не могло их скрыть. Эти морщины страсти, глубокие и четкие, как будто были высечены резцом. Звериный оскал, кривившийся в судорогах рот, крик-вой, вылетавший из глотки через искусанные губы, и пугали и привязывали к ней тех редких мужчин, которых она любила. Любя, она впадала в неистовство, не помнила себя, превращаясь в чудовище, зверя, пожирающего свою добычу. Она действительно «поедала» их. Они умирали у нее на руках. Она опутывала их собой, лишала окружающего мира, вселяла в них неистребимую и все усиливающуюся тоску, выпивала из них жизнь. Они очень скоро начинали понимать, что опутаны, обессиливают, что им становится тоскливо и неинтересно, и что она их душит, душит. Кто-то попытался вырваться, уйти, и не смог, кто-то даже и не сделал попытки.
Почуяв приближение смерти, она отпускала своих мужчин, рвала паутину, хотела, чтобы они вернулись в мир от нее. Она варила им лекарственные отвары, утешала, как могла, но та ведьмовская сила, которая могла бы их спасти, покидала ее именно в момент, когда она чувствовала смерть. Ей нужна была энергия жизни от них, и когда она переставала ее получать, она переставала любить. Ведьма не ведала ни стыда, ни раскаяния. Просто такова была судьба.
Она перестала любить мужчин, когда решила, что она старая.
Временами старая колдунья выходила к людям. Она шла через опасные болота, подставляя себя то комариным укусам и зною, то промозглому холодному дождю, то выбивалась из сил, боролась с сугробами. Всегда находились желающие получить совет, целебные коренья и порошки, узнать судьбу, навести порчу и сглаз или снять их. Зачем она ходила к ним? Она сама не знала. Она не любила людей. Но время от времени она вдруг решала, что ей пора выйти из леса, и собиралась в путь. Накануне она начинала заранее изнывать от скуки, метаться, тоскливо выть, ее существо отчаянно сопротивлялось, она кидалась на мох и грызла его. Но наутро она вставала и шла к людям.
У нее был друг. Лесник. Он тоже сбежал от людей и жил в избушке в лесу. Он не верил в то, что она была колдунья, просто считал естественным не любить людское общество. В лесу всегда прожить можно – говорил он. Он настойчиво звал ее жить с ним вместе. Каждый раз, когда они встречались, он надеялся, что в этот раз она пришла навсегда. И умолял ее не уходить, но не отпустить не решался. Он только просил, чтобы она не уходила, не попрощавшись с ним. И она всегда его будила на рассвете или ночью, чтобы сказать «прощай». Она не любила его, поэтому не опутала своими тенетами. Но самое яркое наслаждение, самое невыносимое блаженство она доставляла именно ему. Она не ждала от него ничего, не требовала и не просила, следуя только его желаниям, и ей легко было распознать их. Чем холоднее и спокойнее она была внутри, тем виртуознее она им играла, и он был уверен, что она без памяти влюблена в него. Иногда он причинял ей боль, и естественно не понимал этого, но на все его вопросы она отвечала самым страстным и нежным голосом: «Да, милый, ты прекрасен, я люблю тебя!» Когда он засыпал, она лежала и думала, что же мешало ей быть такой же с теми, которых она действительно любила. Почему она так слепо и безжалостно душила их. Она требовала, ласки и любви, а получив свое, уходила. Страсть несла ее, как помело, и не владела она своими колдовскими чарами, а они владели ей, делая ее кровожадной хищницей, забирающей в любви все и ничего не оставляющей тому, кого любила.
Долго ли продлится эта игра? Наскучит ли она? Или войдет в привычку? Прижимаясь к его теплому боку, она поняла, что получает ту человеческую энергию, без которой, ей, ведьме, не жить. Душить она его не будет, потому что не станет жить с ним, а он, отдыхая от нее неделями или даже месяцами, восстанавливается, свободный, гуляя по лесу. И с жаром встречая ее каждый раз, сам выплескивает через край, одаривает тем, что ей нужно, не надо и высасывать, впиваясь острыми незаметными зубками.
Потеснее прижавшись к нему всем телом, поцеловав его спину, она блаженно заснула. С тем, чтобы, встав до рассвета, разбудить его лаской и исчезнуть.