Женские истерики разрушают многое: собственное здоровье женщины, ее семью, общее и психическое благополучие детей и супруга. Но порой истерическое расстройство властной личности способно на неизмеримо большее – разрушить целое государство. Во главе которого рядом с доминантной супругой встает слабый, подчинившийся ей мужчина. На российских просторах в двадцатом веке власть женщины над мужчиной разрушила, как это ни удивительно, две страны. В начале века Российскую империю, а в конце Советский Союз. Противоестественность такой власти была трагически подтверждена дважды.
Николай II и Александра. Михаил Горбачев и Раиса. Эти две пары мистически схожи - невротической любовью. А также доминированием второй половины при полной психологической нелепости нахождения обоих мужчин на высших постах в огромном государстве.
Видимо такой брачный союз в самом верху – властная женщина и безвольный мужчина – для государства хуже бомбы революционера. Обе эти пары оказались в худшее время, в худшем месте. Не выдержали груза власти, упавшей в их руки и невольно разрушили страны, в которых сначала их любили, а потом ненавидели.
Сегодня поговорим о первой паре.
Николай впервые увидел свою будущую супругу еще подростком. И необъяснимым образом воспылал любовью к этой замкнутой, неуклюжей немецкой девочке. Юная принцесса Гессенская была религиозна, сентиментальна, застенчива. И возможно, в сознании Никки, как звали его родные, воплотила образ слабого, уязвимого существа, о котором он мог бы заботиться, которое стал бы защищать. При этом наслаждаясь любовью и преданностью в ответ. Вполне понятное инфантильное ожидание. Но в реальности вышло так, что не он, Николай, а его супруга взяла на себя заботу и покровительство. Она стала определять, от чего и от кого супругу нужна защита, какие решения он будет принимать …
Надо сказать, что сознание самого юного Николая имело довольно причудливое содержание. Оно было наполнено глубинными комплексами, суевериями, бесполезными знаниями и смехотворными убеждениями. Вслед за воспитателем, будущий государь, к примеру, был убежден, что таинство помазания на царствование даст ему необходимые познания для управления страной. Поступки Никки порой никто не мог объяснить здравым умом. И, видимо, одним из таких поступков было его заявление о желании сочетаться браком с принцессой Гессенской. Его родители были против, очевидно, замечая за избранницей сына отнюдь не симпатичные черты характера, сомнительную внешность, замкнутость и неспособность выгодно подать себя окружающим. Но сын был упрям и непреклонен.
Слабоволие, внушаемость, с одной стороны, но и упрямство, если уж внушение проникло в глубины сознания, были возможно, одним из последствий психотравмы, пережитой Николаем. Этой травмой была гибель от рук бомбиста революционера деда Никки Александра II . Впечатления для ребенка были ужасными: … его подвели к постели, на которой лежал тяжело раненый окровавленный дед, с оторванной ногой, ранами на лице, умирая.
Такое событие, видимо, тяжело отразилось на неокрепшей психике Никки. Много позже, когда скончался после болезни уже его отец, Николай был в ужасе от перспективы царствования. Великая княгиня Ольга, его младшая сестра, свидетельствовала, что Николай был в отчаянии, не понимая, что будет с его семьей, с ним, с Россией, поскольку полагал, что совершенно не подходит для управления страной, никогда не готовился стать правителем и никогда не хотел им быть. Его предназначением должна была стать жизнь обычного обывателя.
В письмах, которыми Николай и Принцесса Гессенская обменивались десять лет до свадьбы были только сентиментальные вздохи и романтическая печаль от разлуки. Никаких мыслей об устройстве современного им общества или о роли представителей европейской элиты, к которой они принадлежали.
Вообще письма Александры, видимо, всегда оказывали на Николая определенное гипнотическое воздействия. Как истерическая особа, Аликс драматизировала буквально каждую строку, осыпая супруга всевозможными восторженными эпитетами. Если писала об их любви, то не иначе, как о «дивной и нежной», о совместных вечерах, как о «счастливых тихих минутах, когда каждый день приносил все новые откровения» … Обороты ее писем были почти колдовскими. Вот пример: «…Твои милые слова в письмах, которые ты, глупый мальчик, стыдишься произносить иначе, как в темноте, наполняют мое сердце тихим счастьем».
Словно роман или пьесу, она писала свои цветистые приторные послания мужу каждый день, если они не были рядом. И толи осознанно, толи интуитивно играла на самых чувствительных душевных струнах Николая, крепко держа его эмоциональную личность в своих руках. При этом с немецкой пунктуальностью Александра нумеровала каждое письмо.
… Худшие ожидания родителей в отношении невестки оправдались. По сути, при российском дворе она всегда была изгоем, не сумев расположить к себе великосветское общество. Одна из современниц так ее описывала: «Никому не нравилось ее острое лицо. Красивое, но злое и унылое с тонкими поджатыми губами». Это типичный портрет истерички с потребностью гиперконтроля, властной нетерпимостью. Рядом с такой женщиной мог ужиться только один тип мужчины – подкаблучник. И такого мужчину особа с истерическим расстройством полностью подминала, делая еще слабее.
Спросим себя, в какой спутнице жизни нуждался мужчина не слишком волевой, сентиментальный и мягкий, при этом надломленный детской психотравмой? И теперь стоявший перед необходимостью взвалить на себя ношу царствования. Думаю, в идеале рядом с Николаем должна была оказаться сильная, эмоционально стабильная, вдохновляющая на преодоление трудностей женщина. Но волей судьбы рядом с последним русским царем оказалась полная противоположность. Истеричная, болезненно религиозная, слезливо сентиментальная и глубоко неуверенная в себе Аликс.
Вот свидетельство Великой княгини Ольги о реакции императрицы на гибель российского флота в битве при Цусиме: «Узнав о трагедии из телеграммы, Аликс упала и разрыдалась. В тот день во дворце рыдали все». Военное поражение – это факт государственной жизни. И встречать его рыданиями, каким бы ни был этот факт, значило нести в управление страной вместо трезвого анализа вредный истерический психоз. Русско-японская война 1905 года для царя была абсолютно инфантильной авантюрой. Но вместо шалостей при забавах с игрушечными корабликами, она закончилась катастрофой и потопила репутацию монарха в глазах подданных.
Надо понимать, что и само российское общество начала двадцатого века было весьма инфантильным и истеричным. Накануне войны пропаганда пела гимны русскому оружию, ожидая быстрой, победоносной кампании. Когда же российский флот погиб буквально в один день во время битвы при Цусиме, вся тяжесть ответственности легла на царя. Так дети винят взрослого родителя в любых бедах и разочарованиях. И ровно то же самое, к слову, случилось после поражений на фронтах Первой мировой. Уроки десятилетней давности были забыты. Прежде ликовавшие при отправке войск на фронт обыватели, популистская пресса и политики озлобились против царской семьи. И даже обвиняли императрицу в предательстве, называя ее не иначе, как изменницей и немецкой шпионкой.
Как известно из психиатрии, истерическая личность очень внушаема. Более того, эта личность бессознательно жаждет встречи с кем-то, кто сильнее её. Поскольку безвольный супруг не способен удовлетворить инфантильный комплекс такой личности, ее тягу к властной мужской руке. Такой фигурой для императрицы стал Григорий Распутин. Колдун, вещун, чародей – такой персонаж как нельзя лучше соответствовал тайным влечениям души Александры, пропитанной мистицизмом. Они идеально нашли друг друга. И только Распутин мог смирять и утешать тяжелые истерические припадки супруги Николая II. Не даром, в ответ на настойчивую просьбу премьер-министра удалить старца из дворца, тот с болью отвечал: «Уж лучше пусть будет десять распутиных, чем одна истерика императрицы».
Тяжелые психотические припадки, видимо, были семейной тайной Романовых. Молодой Николай женившись на застенчивой романтичной девушке, через некоторое время обнаружил в качестве "приданого" властный немецкий характер и склонность реагировать истериками на любую мелочь. Не это ли стало причиной отъезда августейшей семьи из столицы в Царское село, подальше от светской жизни и гражданского общества, которые, явно, раздражали царицу? Если Александре Федоровне кто-то не нравился, противоречил ей, не изъявлял готовности подчиняться, этот человек должен был исчезнуть из ее поля зрения. Но целая столица исчезнуть не могла. Поэтому от нее уехала царствующая семья, разумеется, по настоянию супруги. Курьезно, но для того, чтобы сделать доклад, царские министры вынуждены были ехать к самодержцу на поезде.
У нас есть и прямые свидетельства о расстройстве Александры Федоровны. Например, граф Витте писал, что Николай II: «…Женился на женщине совсем ненормальной и забравшей его в руки, что было нетрудно при его безвольности. Таким образом, императрица не только не уравновесила его недостатки, но напротив того в значительной степени их усугубила, и её ненормальность начала отражаться в ненормальности некоторых действий её августейшего супруга. Вследствие такого положения вещей с первых же годов царствования императора Николая II начались шатания то в одну, то в другую сторону и проявления различных авантюр. В общем же направление было не в смысле прогресса, а в сторону регресса».
Чертой такого регресса было, в частности приближение к семье сибирского старца Распутина. Который использовал эту близость на свой лад – ради влияния и наживы. Надо понимать, что интриги, исходившие от Распутина, при посредничестве доминантной внушаемой супруги легко становились царскими решениями государственной важности. И это было катастрофой!
Александра писала Николаю: «Если бы у нас не было Его (Распутина), у нас все давно уже было кончено. В этом я совершенно убеждена». В этой категоричности отразилась тотальная нетерпимость к другому мнению, к возражению, не говоря уж о критике. Очевидно, что Николай, опасаясь гнева жены, переходящего в истерический припадок, никак не смел перечить ей. А влияние Аликс распространялось на все сферы как управления государством, так и ведения войны. Например, секретные карты движения флота изготавливались в двух экземплярах: для главнокомандующего, коим был Николай и для его супруги.
Суеверие императрицы было даже курьезным. Она верила в чудодейственную силу гребня, подаренного Распутиным, "божьим посланником", царю, и просила того перед важной встречей с министрами держать этот гребень в руках и расчесывать им волосы. Такой "заботой" Александра только усиливала темные стороны личности супруга – его фатализм, нежелание считаться с доводами рассудка и результатами анализа. С ее подачи интуитивный мистицизм взял верх везде – от дел семейных, до государственных. Инфантильная вера во всевозможные послания бога, особенных божьих людей – отшельников, схимников, прорицателей, что так свойственна истерическим натурам, затмила разум царицы. Позволила ловкому проходимцу Распутину интриговать на невиданном для безграмотного мужика уровне.
Александра Федоровна прямо вмешивалась и в кадровые назначения. В письмах мужу она не стеснялась награждать неугодных ей людей эпитетами «мерзкий», «тварь». Такая драматизация рутинных, в общем-то, вопросов кадровой политики еще одно свидетельство истерического расстройства.
Назначения на важнейшие государственные посты с подачи неуравновешенной особы, да еще при участии «божьего человека» Распутина были в период между двумя русскими революциями и в годы мировой войны просто катастрофой. Они к катастрофе и привели…
Вместе с тем Россия начала 20 го века была страной прорыва во многих сферах жизни. Росла промышленность, создавались акционерные общества и банки. Крутили первые кинофильмы, множились газеты, открывались театры. В стране творили Лев Толстой и Антон Чехов – величайшие на тот момент в мире прозаик и драматург. На подмостках актеры вживались в роли по системе Станиславского, которая востребована и столетие спустя. В балете блистали Дягилевские сезоны, музыкальный мир будоражили произведения Стравинского и Рахманинова. А страной правила чета Романовых, людей религиозных, архаичных, чуждых всему новому и прогрессивному, воплотивших собой феномен чудовищного отставания правящей верхушки от бурно несущегося времени.
… После того, как в 1916 году Распутин был убит, чиновники высшего ранга в царском правительстве обсуждали, каким образом теперь оградить государя от влияния его супруги. «Гипнотизер устранен, теперь нужно изолировать загипнотизированную». Рассматривались возможности отправки Александры Федоровны в санаторий, либо в монастырь. Но было слишком поздно. И когда встал вопрос об отречении от престола, Николай II легко сбросил с плеч груз самодержца. Но ни на шаг не удалился от супруги. Он был фатально покорен судьбе с любыми ее испытаниями, лишь бы рядом была его Аликс.
Можно привести и другие свидетельства в пользу версии о том, что истеричность супруги последнего русского царя сыграла огромную роль в потере управляемости государством в очень сложный период. Однако, мы не можем холодно и мстительно возложить всю вину и ответственность за трагедию страны на одну женщину. Это было бы инфантильно и нелепо. Мы также помним, что эта женщина тяжело страдала, видя, что не может помочь сыну, больному гемофилией. И все же признаем, истеричность женской натуры, раз уж она проявила себя, требует крайне осторожного обращения, и не может игнорироваться.
Мое чисто психологическое мнение состоит в том, что от ярко выраженных истеричных персон надо держаться как можно дальше. И конечно, всеми силами оградить своих сыновей от браков с ними. Даже если истеричка – это принцесса.