Режиссер Кантемир Балагов («Теснота», «Дылда») снимет для премиального кабельного телеканала HBO как минимум первый эпизод сериала по видеоигре The Last Of Us, которая вышла в 2013 году и уже получила культовый статус. Рассказываем, как игра изменила индустрию и с чем предстоит работать Балагову.
Зомби-апокалипсис без зомби: люди, зараженные спорами вымышленного (но вполне реалистичного) грибка сначала теряют разум, а следом за ним — и человеческий облик, постепенно превращаясь в агрессивные комки прямоходящей плоти. На протяжении всей The Last of Us главный герой Джоэл и девочка-подросток Элли путешествуют через разоренную Америку — на момент основных событий игры после первой вспышки эпидемии прошло два десятка лет, уцелевшее человечество вроде бы смогло наладить быт, но быстро становится понятно, что ничто и никогда уже не будет как прежде.
Достойная внимания и доверия англоязычная критика успела сравнить The Last of Us с поствестернами Кормака Маккарти и с фильмом «Дитя человеческое» Куарона; на первый взгляд это действительно так, но есть одно важное отличие. В The Last of Us нет надежды, эта игра не про возможность спастись физически, а в конечном итоге про совсем другое спасение — которое после смерти. И еще о том, что не по силам Бог испытаний не дает. Не хочется выдавать сюжетные повороты (хотя самый дикий из них происходит минуте на двадцатой); заметим только, что ни одна игра до The Last of Us не транслировала с такой четкостью разочарование своих авторов в современной цивилизации. Отдельно удивительно, что это разочарование приняло форму не трехкопеечного инди-платформера про туман и безысходность, а огромного и явно дорогостоящего блокбастера, от которого невозможно оторваться до финальных титров.
Канон зомби-хоррора еще с первых творческих опытов Джорджа Ромеро подразумевает, что живые люди ведут себя стократ хуже, чем движимые инстинктами ожившие трупы, — так вот, The Last of Us прямым текстом проговаривает это еще до титульного экрана. Иными словами, распад цивилизации начинается не после того, как зомби уничтожают последнего солдата регулярной армии, а гораздо раньше — если верить Naughty Dog, мораль, сострадание и прочие не имеющие отношения к непосредственному выживанию вещи отключаются моментально. В кризисной ситуации они отторгаются организмом, как инородное тело, и заменяются животными инстинктами.
Дальше по ходу действия игры, когда поочередно приходится сражаться с людьми и инфицированными, атаки последних кажутся передышкой: к тварям нет никаких претензий, уничтожать их — как выпалывать сорняки, для этого годятся любые подручные средства. Кстати, о последних. На момент основного действия боеприпасы стали одновременно редкостью, роскошью и валютой — расходовать их по прямому назначению приходится крайне экономно, из расчета «один выстрел — один труп». Все остальное время Джоэл пользуется кирпичами, дубинами, заточками и просто кулаками; каждая схватка, таким образом, превращается во вспышку свирепой жестокости. Хореография боев, сложносочиненные удары — все это не имеет никакого смысла, когда от врага требуется только одно: чтобы он больше не поднялся с земли.
Взаимоотношения Джоэла и Элли сначала хочется сравнить с динамикой главных героев недавней Bioshock Infinite, но здесь есть одно важное отличие. ДеВитт и Элизабет из Infinite, скажем аккуратно, не чужие друг другу люди — их отношение друг к другу и окружающему миру довольно легко проецировать на себя. Чтобы не поднять вой про спойлеры: грубо говоря, на месте ДеВитта ровно таким же образом вел бы себя любой психически здоровый мужчина. В The Last of Us все намного сложнее: Джоэл еще до начала игры теряет все, что можно потерять; он стоик и герой уже потому, что на его месте любой психически здоровый мужчина еще до появления в кадре первого инфицированного вложил бы себе в рот ствол пистолета и нажал спусковой крючок. Все, что происходит с ним дальше; все, что он говорит Элли и что Элли говорит ему, настолько далеко за рамками привычных видеоигровых парадигм, что для описания этого трудно подобрать слова. Честное слово, даже сейчас, на закате нынешнего поколения приставок, PlayStation 3 стоит купить только ради одной этой игры.
Еще такой момент. The Last of Us выглядит совершенно нездешним образом — позапрошлогодняя L.A.Noire, страшно гордившаяся лицевой анимацией своих персонажей, даже рядом не стояла со здешними героями. Собственно, The Last of Us способна наглядно объяснить всем желающим, почему новое поколение приставок, выходящее в конце этого года, ничего не изменит в глобальной картине мира. Даже при нынешнем уровне технологий, оказывается, можно рассказывать истории, почти не имеющие себе равных в видеоиграх — помимо The Last of Us, напомним еще раз о Bioshock Infinite. В здешних заметках мы уже говорили, что игры, задрав штаны, слишком долго гнались за кинематографом — пока последний не превратился в ярмарочный балаган и догонять стало некого. И мы не раз говорили, что в самом скором будущем игры станут самым интересным и динамичным проявлением массовой культуры — так вот, это будущее наступило.
Никто, правда, никогда не обещал, что в этом будущем будет светло и весело. The Last of Us обещает только, что смерть — это не конец.
