Найти в Дзене

Любовь по прозвищу Годзилла // начало

- В шахматишки не желаете?
Заведующий отделением Олег Ярков с трудом открыл глаза и повернул голову. В дверях ординаторской стоял тщедушный седобородый дедок в пижаме не по размеру и держал под мышкой шахматную доску.
- Как вы вошли? – сухо поинтересовался Ярков. – Я не слышал… Задумался…
- Очень просто, через дверь, - пожав плечами, смутился дедок. – Гляжу, дежурите… Скука ж смертная! Дай, думаю, предложу «Сицилианочку» разыграть или защиту Каро-Канн…
- Какая к черту «Сицилианочка» в шесть утра? – начал заводиться доктор, которого оторвали от благостной утренней дремы в любимом кресле. – К тому же из меня шахматист, как из вашей бороды – сито.
- Извиняйте, ежели что не так… Бессонница, будь она неладна… - дедок попятился и вскоре исчез за дверью.
Посидев еще с минуту, Ярков поднялся, потянулся, хрустнул суставами. Эх, умеют у нас обламывать кайф, что и говорить!
Дедок лечился в отделении не так давно и практически всех «забодал» шахматами. Да черт с ним, с дедком!
Заведующий подошел к окну, взглянул вниз, - туда, где, тускло освещаемый светом приемного отделения, стоял его новенький «форд-фокус». В глазах коллег читалась зависть, когда он не спеша «вываливался» из иномарки, ставил ее на сигнализацию. Кто в шутку, кто всерьез интересовались источниками подобных доходов.
Ярков держал рот на замке: подчас отшучивался, порой отмалчивался. Нет, уважаемые коллеги! Истину вы не узнаете никогда.
Олег подошел к зеркалу. Все! Сейчас он подойдет к учителю и скажет: «Все, Борис Авдеич! Не могу больше, разгримировываемся! Немыслимо две недели так измываться над собой! Финиш!»
А вечером Олег напьется в честь завершения аферы. Удачно ли все, не удачно… Наплевать! Пусть сигнала нет, черт с ним, сигналом!
Ярков взглянул на часы: половина седьмого утра. Самое время поговорить с учителем по душам.
Идя по коридору, тщательно репетировал речь. Так и не найдя подходящего начала для решающего разговора, открыл дверь пятой палаты.
На койке лежало нечто, похожее на мумию. Ввалившиеся глаза плавали из стороны в сторону, не задерживаясь ни на вошедшем докторе, ни на худощавой блондинке, тотчас вскочившей со стула, едва Ярков вошел в палату.
- Доброе утро, как мы ночевали? – взгляд доктора зацепился за тарелку с гречневой кашей и тефтелями. - Почему не ужинаем?
- Доброе утро, Олег Анатольевич, - голос у блондинки был чуть с хрипотцой. - Вы прекрасно знаете, что Боря давно ничего не ест.
- Знаю, Марина Афанасьевна, и тем не менее спрашиваю, поскольку надежда меня не покидает. В отличие от вас, кстати.
Осмотр живота, склер – чисто автоматически, скорее для проформы, чем по необходимости, поскольку Ярков знал наизусть - что он может обнаружить в этом животе. Сегодня он чуть дольше обычного задержал свою руку на запястье больного, словно уловив что-то, одному ему понятное, затем встал, подошел к окну, какое-то время всматривался в октябрьскую утреннюю темноту. И вдруг сказал, не оборачиваясь:
- Сегодня, в конце рабочего дня, часиков в пять, зайдите ко мне, Марина Афанасьевна, - и, повернувшись к женщине, добавил, - пожалуйста!
- Зачем это? - красивые брови взлетели одна выше другой. - Что еще вы мне можете сообщить?
- Нечто обнадеживающее.
- Да ну! Я к вам захожу по пять раз в день. Боре все хуже и хуже... А вы сегодня заявляете, что ...обнадежите?!
Не ответив, Ярков вышел из палаты.
В ординаторской плюхнулся в любимое кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза.
Надо же, он и не подозревал, что в решающий момент начнет вдруг нервничать. В мозгу звучало одно и то же: «Все! Наконец-то! Дождался! А ведь чуть не сорвался, на волоске висел буквально! Сегодня карты раскроются… Боже, устал-то как!!!».
На линейке он коротко доложил о дежурстве. Утром состояние больных, прооперированных накануне, было стабильным. Температурил только больной Степанцов в пятой палате. Но у него состояние квалифицирова-лось как тяжелое.
Рабочий день набирал обороты. Телефон трезвонил без умолку. Медсестры готовили больных на плановые операции. Яркова дергали то туда, то сюда: проверки из санэпидстанции, из страховой фирмы, из милиции по поводу хранения наркотиков...
Затем начались операции, Ярков напрочь забыл о Степанцове, о предстоящем визите его супруги…
Около двух часов позвонил главный:
- Олег Анатолич, сейчас к тебе подъедут с телевидения…
- Что?! Игорь Егорыч, я с дежурства, помилосердствуйте!
- А я после свадьбы, и ничего, отбрехался. Вот, опосля съемок можешь отправляться домой и дрыхнуть аж до второго пришествия. А пока изволь показать им эндоскопическую операцию… Уж как там лучше, сам кумекай, ты ж профи. Возможно, после этого они захотят побеседовать с больными. Ты уж подбери там, посоветуй… кого-нибудь… Ну, ты понял.
Аппарат с трудом выдержал удар. Вошедший уролог Глеб Сахацкий аж вздрогнул:
- Ты, Анатолич, больничное имущество-то береги… А то сломаешь технику, когда еще на новую деньги будут!
Ответить коллеге Ярков не успел. Следом за урологом в дверной щели показалась знакомая теле-экранная физиономия с улыбкой от уха до уха.
- Добрый день… Лев Анатольевич, если не ошибаюсь? – осведомился хорошо поставленный баритон.
- Ошибаетесь, - буркнул Олег. – Но это неважно. С чего начнем?
Около трех часов Ярков водил телевизионщиков по отделению пока, наконец, не прозвучало спасительное «Ну, с вами все, теперь мы направимся в неврологию.»
Без сил он рухнул на диван в ординаторской, и в этот момент в дверь постучали. Он вздрогнул.
«Ты что, дохтур, забыл о предстоящем визите Марины, жены Степанцова? Зря, батенька. Визит обещает стать весьма запоминающимся!»
- Войдите, пожалуйста. – Громко сказал он. - Присаживайтесь.
Женщина неслышно прошествовала мимо стола заведующего, присела на краешек дивана. На вид ей было лет двадцать пять, не больше. Ярков отметил, что за время, пока они не виделись, Марина (так он про себя называл ее) успела побывать дома и переодеться. Вместо брючного костюма на ней были сейчас сиреневая блузка с клетчатой юбкой.
Взгляд Яркова лишь на мгновение задержался на узоре ее колготок, но этого оказалось достаточно, чтобы женщина одернула юбку. Хотя скрывать ей было абсолютно нечего, видит бог!
- Курите, Марина Афанасьевна, не стесняйтесь, здесь хирургия, работают мужики. Сигареты и чефир - неотъемлемые атрибуты, сами понимаете.
- Извините, Олег Анатольевич, - она нетерпеливо сняла с плеча сумочку и поставила на колени. - Вы меня пригласили, чтобы сказать что-то... обнадеживающее, не так ли?
"Куда она спешит? Что за нетерпение? Чем его можно объяснить? Почему вчера она себя вела иначе?"
Вопросы толпились в голове Яркова, он не знал, с чего начать разговор.
- Должен вас обрадовать, Марина Афанасьевна!
- Чем вы меня можете обрадовать? Что я скоро овдовею? Может, вы хотите уточнить - когда? Не стоит меня жалеть, доктор! Говорите прямо, без вступлений.
"Ни один мускул на лице не дрогнул. Ну и баба! Вчера еще плакала, в обморок падала, умоляла спасти мужа, обвиняла во всех смертных грехах. А сейчас - бледность, окаменелость, губы - в струнку. И подчеркнутый цинизм... Что могло произойти вчера вечером, ночью или сегодня утром, чтобы вызвать столь разительные перемены в поведении жены человека, умирающего от рака? И это мимолетное рукопожатие во время осмотра... Что все это значит? Определенно, тебя, Олежек, используют вслепую! Как ломовую лошадь. Ничего, сейчас все закончится. Все!"
- Вы не станете вдовой, Марина Афанасьевна! У вашего мужа нет рака. У него совершенно другое заболевание. Оно лечится. Мы знаем - как. Он скоро поправится, это я вам обещаю!
- То есть? - буквально на полсекунды женщина потеряла самообладание, однако быстро взяла себя в руки. Но за эти полсекунды Ярков увидел такое... Словно перед ним сидела не симпатичная блондинка, а инопланетное существо в ее облике, и на полсекунды что-то у него разладилось в системе камуфляжа.
- То есть все позади. Слезы, головная боль, бессонница, все, понимаете?!
- Не издевайтесь надо мной, Олег Анатольевич! Боря дышит через раз! Он потерял за две недели пятнадцать килограмм! Как вам не стыдно!
- Никто над вами не издевается, поверьте! Я всегда говорил, если вы не забыли, Марина Афанасьевна, что выводы делать рано…
По мере того, как Ярков произносил заранее подготовленную речь, лицо женщины медленно заливалось краской, а пальцы, сжимающие ремешок сумочки, побелели так, словно в них неожиданно кончилась вся кровь.
- Вы... Вы.... Что себе позволяете?! Вы думаете, я робот?... Еще вчера вы разводили руками, советовали готовиться к худшему! Вы прятали глаза, а сегодня вдруг заявляете...
"Глаза я прятал совсем по другой причине, дура набитая! Знала бы ты все!"
- Какой же вы врач после этого? - ей не хватало воздуха, слезы готовы были хлынуть из глаз. - Да вы... Как вы смеете?!!
- Что смею? У вас муж будет жить, вы понимаете?
- А еще белый халат напялил!
Голова доктора и так была тяжелой после дежурства, теперь, похоже, придется идти на сестринский пост за таблеткой.
- Марина Афанасьевна, вы не рады?
- Замолчите! - рявкнула Степанцова. - Вы приучили меня к другой мысли! Я с ней свыклась. Эх, Олег Анатольевич... А как же клятва Гиппократа?
Ей стоило больших усилий, чтобы не запустить в Яркова чем-нибудь, подвернувшимся под руку. Именно по этой причине он не предлагал ей корвалол. Плеснет еще, чего доброго. Или, того хуже, разобьет стакан.
- Вы мне ответите за … издевательство! Я это так не оставлю, готовьтесь!
Она схватила сумочку и выбежала из ординаторской. Стук каблучков эхом разнесся по отделению.
Ярков сжал себе виски.
Кончено! Кто мог предвидеть такой финал?

Друзья, как вам начало? Продолжение - здесь

Не забываем ставить "лайки" и подписываться на канал!