Автор: Андрей Ваон
Бассейн был абсолютно, обжигающе сух. Открытый всем ветрам и погодам, он зиял слепой дырой в центре Города. Осенние деревья, изголодавшись жарким летом по влаге, роняли блёклые листья, устилая ими потрескавшееся дно.
Я глядел на эти трещины, не мог оторваться. Когда-то давно, будто в прошлой жизни Эрика сиганула в эту пустоту с десятиметровой вышки, а я, умудрённый инквизитор, лужёный жестокостью профессии, не выдержал, закрыл глаза и присел, прибитый Пустотой. Той, которую Рыжий Отто, мой бешеный наставник, называл Священной.
Потом Эрика отлепила мои руки от ушей, заставила открыть глаза. Звенел какой-то дикий март: деревья стонали от морозов, Река проледенела насквозь. Пустой бассейн не парил, а Эрика стояла рядом со мной вся в капельках воды, и ледяная уже чёлка торчала из-под резиновой шапочки.
Вот тогда-то всё и накренилось.
***
А ещё раньше я, поигрывая маленькой булавой, ходил по Городу, выискивая тех, кто смел противиться Пустоте. "Не можешь сломить, оседлай", - твердил Рыжий Отто, заставляя нас, рядовых инквизиторов, бульдогами вцепляться в любую ересь, в любую создаваемую поперёк Пустоты твердь. И перегрызать этой ереси горло.
Бо льшая часть горожан благоговейно принимала Пустоту, старательно приумножая её пространства. Безумцев, что барахтались против течения, было мало.
Еретики…
Их пробирала дрожь, когда на пороге объявлялся я, Тощий Янис. По Городу ходили слухи про мою особую безжалостность, и люди в ужасе прилипали взглядами к моей маленькой булаве.
Но булаву я носил как брелок, как ненужную игрушку, покачивая приятной тяжестью. Усмехаясь, я бил еретиков исключительно в душу, в самое нутро. Туда, где они творили свою твердь, осязаемую не пустоту, надеясь… надеясь на что?
Я выбивал опоры, заполняя пустотой все творческие помыслы: будь то просто стежок на заплатке маленьких штанишек; запаянная с трудом кастрюля; горячий только что из печи хлеб; за мок из песка; первый положенный кирпич; забитый клин и починенный забор… Сами предметы не трогал. Это пыль. Пусть лежит.
Я крошил душевные глубины, выкорчёвывая на корню грёзы о наполненности мира, эти осколки на теле Пустоты. Глупцы, усмехался я и взмахивал булавой. И сжимались их сердца, когда видели в дверной щели Тощего Яниса.
Пусть другие инквизиторы ломают кости, принуждая к клятвам и обещаниям. Пусть другие кидают в застенки несчастных. Я действовал по-другому. Вот Хасан, дворник.
Я его долго жалел. Пока он не ступил за край.
Осенью - листья, летом - полить, зимой - скрежет лопаты, всегда - мусор какой-то сгрести. С каждым днём всё больше пустоты загребал Хасан, и я знал, зачем ему это больше . Я говорил ему: "Хасан, уймись. Довольно. Перебор", а он бледнел и усердствовал ещё сильнее. Хватит, решил я. И ударил по всем куколкам, чучелкам и деревянным рогулинам, с любовью и небезыскусно обструганным. Фигурки не тронул – на кой они мне? Дырки в душе Хасана пробил; увидел бездонное горе в его глазах – оборвались его деяния порожним. И продолжил он махать метлой, навивая Пустоту по двору. Теперь уже только пустоту.
***
"От того ты такой - не творишь пустоты самолично - что внутри она уже в тебе сидит. Бездушный ты изначально. Не нужно тебе ничего и никто, и ты никому не нужен", - в минуты откровений, когда затихал ненадолго его гнев, говорил мне Рыжий Отто. То ли укорял, то ли благословлял. Не подбери он меня, не избежать мне тёплого приёма костоломов, коллег моих нынешних. Пустоты я не создавал ни грамма - не умел, а яичницу по утрам жарил. Шнурки завязывал и много чего ещё – ересь сплошная. А Отто разглядел пользу во мне, к себе приблизил. И я ему платил благодарно сотнями погребённых под тяжестью Святой Пустоты душ.
Может и прав он, наставник мой и благодетель. Не тронула меня отчего-то Пустота. Не коснулась. Казалось мне, что я просто жил , а остальные…
Затянутые болотом будней, следящие за дурацкой модой, старательные в своих кривляниях, из которых главный интерес – всё для себя .
Уж лучше бездушным.
И однажды (когда - и не вспомнить, очень уж давно это было) подметил, как порожнее лезет изо всех щелей. Пялились люди в показывающие шум экраны, седлали мотоциклы из ничего , выгуливали как бы собак, несли пустые авоськи из магазинов.
Всё больше и больше вытесняла Пустота из людей жизни, а из жизни – людей; отгрызая все их жизненные основы. Пока кто-то вроде Рыжего Отто, только повыше и посильнее, не придумал: "Сломить не можем, так оседлаем". И появилась Священная Пустота.
(Оседлали ли? – думал я временами)
И я служил верой и правдой, складывая опустошённые души штабелями, пока прыжок Эрики не проткнул меня насквозь.
***
На порог не пустила. Стояла, руки скрестив. За щекой конфета.
- Дай пройти, - сказал я.
И поколебался её невозмутимостью. Презрительностью даже. Не привык, чтобы вот так - глаза в глаза. Да ещё с усмешкой.
- Именем Священной Пустоты? – хмыкнула в ответ.
Не сказать, чтобы оскорбился я – святости никогда особой не чувствовал, но озлился на пренебрежение именно мной. Посмотрел на булаву.
- Ой, да заходи, заходи. Напугал, - фыркнула и пропустила.
И тем ещё сильнее землю подо мной пошатнула. Растерял я ориентиры, где там у неё чего из наполненного .
А давно на примете была. Звать Эрикой, днём и ночью чем-то бреши заполняет, на расстоянии разглядеть не мог, нужно было посетить.
Посетил. Слова правильного сказать не могу, не вижу ни черта.
- Думаешь, маловато я порожнего создаю? – Привалилась к стене, пялилась на меня в упор. – Так я и сама не крупная, - пошутила, стало быть.
Я стоял, не раздеваясь. Не знал, чего делать. Пригляделся: мелкая, ага; крепенькая и невысокая; с милым личиком.
- Давай, выкладывай. Поделки свои. – Тупо сказал я.
Никогда так не говорил. Вообще обычно не разговаривал с еретиками. Но сейчас повело меня, никак нить ухватить не мог.
- Разбежался. Прыгнуть - могу. Хочешь? – И голову наклонила.
Внутри меня что-то такое зашевелилось, загорелось будто. Верно, от глаз её насмешливых.
- Прыгнуть?
- Прыгнуть. – И добавила: – Вижу, что непротив. Погоди. Оденусь и двинем.
Через полчаса мы были возле бассейна. Холод лютый, хоть и марта конец. Сковало всё. А бассейн без воды. Так он, может, давно пуст. Это ещё в те времена зимами парил, инеем всё кругом увивая. А сейчас дрожала над чашей стылая прозрачность, морозная мгла. И Эрика эта, что подсекла меня в ровном моём существовании, на помосте самой большой вышки в купальнике маячила мелкой фигуркой.
Разбежалась. Я зажмурился.
***
Некоторое время я ещё ходил, булавой поигрывая. А толку – пшик. Не поднималась рука, не видел глаз, не чуяло сердце. Наугад в дома стучался: кто там еретик, а кто верный Пустоте, не ведал. И вправлять вывихи я был теперь не способен.
Сковырнула Эрика заплатку какую-то во мне, согрелся я изнутри, наполнился тёплым.
А Пустота сразу надтреснула, будто я основным столпом её держал на хилых плечах. На Рыжего Отто дел навалилось. Не хватало силёнок ни ему, ни извергам его. И меня, любимчика своего, из виду он упустил.
Это потом, когда я и ходить по людям перестал. Когда всё больше у Эрики в её тесной комнатушке сиживал, глядя как она буковки на листы записывает, как рисует что-то без конца, как заполняет сущим пробелы, бреши и дыры. Вкладывала и мне в руку карандаш, неумелые каракули заставляя выводить. А потом вместе в большой Дом ходили, где детишкам рисунки Эрики раздавали.
Там домики из кубиков, фигурки из бумаги, вертушки какие-то, пластилиновые и глиняные человечки, солдатики и чудища… Как это, подумал я, до детей Рыжий Отто не добрался.
Пустотой тут и не пахло.
Вот тогда, после Дома этого, пришли и за мной.
***
Отто от бешенства совсем побледнел. Голову склонил, только брови рыжие и видно. Такого удара в спину он не ожидал. Не знаю, как сразу на растерзание (завидовали давно; любить меня, выскочку, извергам было не за что) не отдал. Обуздал ярость свою и чего-то такое выдумывал. Изощрённое.
- Девку свою усмиришь – простим. Наверное, - выдал наконец он, подняв злые глаза.
- А если нет? – проскрипел я.
Он губу оттопырил, пальцем задумчиво двинул в воздухе.
- Тогда ребяткам отдам её своим на съедение, - проговорил небрежно. А потом добавил гневным шёпотом: - Она ж все устои подточила! Она по всему городу свою пачкотню бумажную раскидывает, бреши заполняя. Ты! – он ткнул пальцем мне в грудь. – Ты должен был её сломить тогда ещё. Тогда было непоздно. Теперь зараза разошлась. Ребятки не справляются… Но ты сможешь. Она тебя послушает… Угомони. Заставь ещё разок прыгнуть . И не тронем вас.
Внутри меня разверзлось что-то. Опрокинулось в меня чудовищным, замогильным холодом.
- Хорошо, - прошевелил я губами.
***
Она спала, улыбаясь во сне.
Я вышел в раннее утро. И пошагал к бассейну.
Тем лютым мартом Эрика прыгнула в последний раз. Будто бы специально, чтобы меня оглоушить и в чувство привести. А после Пустотой она больше не занималась. И странно, что так долго они за неё не брались.
Жутко было смотреть на вышку в поднебесье, представляя, что оттуда полетит человек. Не просто человек, а моя девочка. Прямо в это бетонное, покрытое жухлыми листьями дно.
Вернулся в ноющей тоске; всё ей рассказал. Она, сонная, уселась на кровати, губу закусила. А потом подняла светлое лицо и сказала:
- Да прыгну, чего там. – И улыбнулась.
Мне полегчало, но льдистая заноза так и сидела внутри, дыру мою старинную раскурочивая. Ни пустоты, ни тверди не чувствовал. Доверился Эрике.
Когда пришли, заморосило. На дне заблестели небольшие лужицы, но всё равно бассейн оставался безнадёжно, страшно пустым. Эрика подмигнула и полезла на вышку. Я зажмурился и закрыл уши руками.
Прошла вечность. Стылая, чёрная вечность.
- Всё уже. Открывай.
***
На улице булькало, солнце громко падало вместе со снегом с крыш, а лужи разлились до краёв земли.
Эрика была маленькая, и живот у неё был небольшой.
Рыжий Отто обещание сдержал – нас не трогали. Да и вообще Священная Пустота затаилась; подзатихли и еретики без Эрики. Всё замерло в зыбком равновесии. Лишь моя сосулька внутри ныла и морозила меня по ночам.
Эрика спокойно сказала:
- Пора.
Я захлебнулся от волнения, и мы помчались в больницу.
Она держалась, моя девочка, только кусала губы до крови. Потом выгнала меня.
А спустя время акушерка выглянула из палаты и сказала:
- Ну, что же вы, папаша? Принимайте.
И вручила конверт с неподъёмной, оглушительной Пустотой.
Источник: http://litclubbs.ru/writers/4833-na-kazhdogo-dovolno-pustoty.html
Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала.
Подписывайтесь на Telegram-канал Бумажного слона.
Литературные дуэли на "Бумажном слоне" : битвы между писателями каждую неделю!
- Выбирайте тему и записывайтесь >>
- Запасайтесь попкорном и читайте >>
