Внезапные вспышки ярости Есенина и Высоцкого и обвинения окружения в краже личных вещей…
Не верить Мариенгофу!
Однако на общем фоне «бессеребряничества» обоих, были и «вспышки ярости» от «воров», имущественных потерь и убытков.
Есенин. Опять обратимся к труду В.С. Пашининой «Неизвестный Есенин» [Пашинина В.С. Неизвестный Есенин. – Фирма «Деркул», 2007]:
«О Есенине писали много и многие. Но никакая ложь «друзей» не может сравниться с той гнусностью, какую сотворил лучший друг – Анатолий Мариенгоф.
Для примера процитирую читателю небольшой отрывок из романа «Без вранья» (глава 14, «Плакать хочется»), может быть, наиболее яркий, а потому наиболее гнусный, который был отвергнут за враньё всеми, кто хоть сколько-нибудь знал Есенина.
Не верить Мариенгофу?
«Сергей втащил свои шкафы-чемоданы и, пошатываясь не только от их тяжести, сказал:
- Вот, Толя, к тебе привез. От воров.
- От каких, Сережа, воров? Кто ж эти воры? Где они?
- Все! Все воры! Кругом воры! Кругом!.. Ванька Приблудный вор! Наседкин вор! Сестры – воровки! Пла-а-кать хочется.
(…) Поднимает крышку. В громадном чемодане мятой грязной кучей лежат – залитые вином шелковые рубашки, разорванные по швам перчатки, галстуки, платки носовые, кашне и шляпы в бурых пятнах.
«Чистюля» #Есенин
А ведь Есенин был когда-то чистюлей! Подолгу плескался в медном тазу для варенья, заменявшем ванну, или под ледяным краном. Сам гладил галстук и стирал рубашку, если запаздывала прачка…
- Вот все, что нажил великий русский поэт за целую жизнь!..
Он говорил неправду, зная это: жалкое содержимое чемодана куплено на деньги #Айседора Дункан , которая и десять тысяч долларов считала мусором.
«Воры» Есенина
- Я, знаешь ли, по три раза в день проверяю… Сволочи! Опять шелковую рубашку украли… И два галстука…
- Обсчитался, наверно. Замки-то на твоем «кофере» прехитрые. Как тут украсть?
- Подделали! Подделали ключи-то! Воры! Я потому к тебе и привез. Храни, Толя! Богом молю, храни! И в комнату… ни-ни! Не пускай, не пускай эту мразь! Дай клятву!
Не совладев с раздражением, я резко спрашиваю:
- Кто подделал? Какую клятву? Кого не пускать?
- Ваньку Приблудного! Наседкина! Петьку! Сестер! Воры! Воры! По миру меня пустят… Плакать хочется…
«Плакать хочется»
Сжавшись в комочек, #Никритина шепчет мне на ухо, с болью, с отчаянием, со слезами на глазах:
- Сережа сошёл с ума.
- Не выдумывай, Нюша… не выдумывай… На него ужасно действует водка… Проклятая медицина! Даже от этого вылечить не могут.
Обдавая водочным духом, Есенин целует меня, целует Никритину и, пошатываясь, уходит со словами: «Пла-а-кать хочется».
Да, действительно хочется плакать».
Спорить не станем, своим «Романом без вранья» Мариенгоф «замарался». И «добропорядочный свидетель» из него ещё тот…
Мариенгофу – верить!
Хотя у #Илья Шнейдер [Шнейдер И.И. Встречи с Есениным. Воспоминания. 3-е, доп. изд. М. Советская Россия, 1974] также описывается аналогичный эпизод, правда, в более мягких красках, нежели у Мариенгофа:
«На следующий день Есенин пришел проститься – чемоданы были почему-то обвязаны веревками.
- Жить тут один не буду. Перееду обратно в Богословский - ответил он на мой вопрошающий взгляд.
- А что за веревки? Куда девались ремни?
- А черт их знает! Кто-то снял.
И он ушёл. Почти навсегда».
Пусть без истерик, но #Есенин все равно обвиняет какого-то «вора», что чемоданным ремням «приделали ноги»: факт, что он их спьяну кому-то «ссудил», даже не презюмируется.
«Воры» #Высоцкий
Впрочем, в исследуемом контексте верить «заклятому другу» Есенина, #Мариенгоф , или нет – вопрос читательского выбора. И я не верил, пока…
… не обнаружил аналогичный эпизод о «ворах» в жизнеописаниях Высоцкого у Перевозчикова в «Правде смертного часа» [Перевозчиков В. Правда смертного часа. Посмертная судьба. – М.: Вагриус, 2006]:
«13 или 14 июня (1980 года – #Герман Ломов ) – ссора с #Анатолий Федотов
Илья Порошин: «Володя был во Франции – в последний раз. Мы жили у него – отец, я и Анатолий Павлович. (Жила еще #Барбара Немчик – В.П.) И пропали две коробки кассет – или Володе так показалось...
- А-а! Вечно у меня все тащат! Пошли вон из моего дома!
Орал на Федотова... А потом сам ему звонил – извинялся. Выяснилось, что он отдал их кому-то...»