Первые солнечные лучи первого дня в Ставрополе ненадолго задержавшись на макушке тополя, нашли пристанище на маковке колокольни, которая безусловно была доминантой района. Позже узнала, что это собор Казанской иконы Божией Матери. Он построен на самой высокой точке Ставрополя. Высота храма вместе с куполом составляет 76 м. Является самым высоким зданием на территории Ставропольского края. Но во время небольшой прогулки в окрестностях Нижнего рынка ещё не знала, что это за храм. По какой бы улице ни пошла, в какой бы дворик ни заглянула, колокольня с куполом, напоминавшим купола собора Василия Блаженного, приковывала взгляд.
Надо сказать, шла я на встречу с кумой, к которой мы приехали в гости. Встретиться должны были в Андреевской церкви, как та выглядит и где находится, я не знала. Что за храм, облюбованный и обласканный февральским солнцем, привлекает моё внимание, тоже не знала.
Прогулка смогла состояться по той причине, что кума чуть задерживалась (встречала мою дочь). От жд вокзала до филармонии мы с дочкой шли вместе по навигатору. Затем она села на маршрутку, а я пошла дальше. Какое-то время шла по гугл картам, затем выключила их, так как они не могли предусмотреть всех моих зигзагов по подворотням, и мы друг друга несколько утомили. При расставании с дочкой до места назначения, собора Андрея Первозванного, оставалось идти 34 минуты, когда после двух часов движения в заданную сторону я снова включила навигатор, до места встречи с кумой осталось идти всего лишь... 29 минут.
Но этот момент ещё не настал. Я шла на зов колокольни пока ещё неизвестного мне храма.
Когда улочки закончились и начался подъём по ступеням на Крепостную гору меня вело уже не видение колокольни, но чудесное пение. Был воскресный день. Шла служба.
Войдя в храм, я остановилась как вкопанная от какой-то нереальности происходящего. Не хочется писать, что пение было ангельским, возможно, это избито и несовременно, но всё же для меня звучало именно так. Вот к пению добавились картины, простите, но тоже ангельский красоты. Как вкопанная я стояла недолго. Рука потянулась и достала смартфон. Ну как же не запечатлеть ангельскую красоту-то? Меня строго остановила женщина. Нельзя! Царские врата открыты! Как нельзя-то? Камера впереди снимает. И помню, когда патриарх на освящение собора после реставрации в Ростов приезжал, все снимали, никого открытые царские врата не смущали. Стою. Думаю, что чуть позже сфотографирую всё-таки красоту. И вдруг понимаю почему нельзя. Привыкла я, что можно пристально не всматриваться и не запоминать. Для чего? Телефон всё сохранит на память. А тут я стою и смотрю во все глаза и каждый оттенок запоминаю. Думаю, что не забуду теперь. Вот сейчас запишу и тогда точно не забуду. Если буду слова неправильные использовать, простите. В комментариях поправлять можно. Говорят, когда прямо в лоб, то лучше запоминается.
Алтарь был залит золотым солнечным светом. Казалось, что свет падает с правой стороны. Получается что с юга? От этого света синие лампады большого семисвечника светились драгоценными сапфирами. В самом храме было несколько темнее, поэтому когда взгляд переходил от сияющего алтаря к сонму священнослужителей в голубых одеяниях, они будто бы мерцали и выглядели потусторонне. В душе поселилась уверенность, что происходит что-то по-настоящему важное, то, что ни-в-коем случае нельзя пропустить. Когда приезжал патриарх такого чувства не возникло. Теперь я понимаю почему. Потому что вместо меня чувствовал и запоминал телефон, а я была лишь оператором, но не соучастницей.
Тихонько спросила ту строгую женщину, что запретила мне снимать, что происходит. Оказалось, что уже начались предпостовые службы, которые служит митрополит. Заметила ещё одну особенность, которую не наблюдала ни в храмах Ростова, ни в других: в службе участвовали казаки. Кроме того что некоторые казаки стояли в два ряда по краям дорожки от алтаря к месту, где находился митрополит, два казака были алтарниками. К примеру, в своём казачьем обмундировании выносили подсвечник из алтаря, что обычно делает пономарь, облаченный в стихарь.
В кармане ожил телефон. Кума! Я и ответить не могу, и уйти не могу. Совесть мучает вдвойне: перед кумой, что я как бы потерялась и не отвечаю; перед митрополитом, что не могу службу до конца отстоять.
Поблагодарила Анну, которая курировала меня в Казанском соборе, и вышла.
