Мои школьные годы - с 1963 по 1966 год, но речь пойдёт отнюдь не об учёбе, а о школьных влюблённостях, эмоциях, шалостях, вызванных обычным мальчишеским порывом.
Школьная любовь
Влюблёнными номер один в нашем классе были Галя и Роберт. Пришли они к нам с восьмого класса. Галю родители перевели из другой школы, а Роберт во имя любви, чтобы вместе с Галей закончить школу, тоже перевёлся в нашу школу. Сидели они всегда вместе. Ворковали на уроках и перемене и не примыкали ни к какому клану. Они вместе и составляли свою влюблённую ячейку нашего школьного общества. Роберт красивым был парнишкой, с кудрявыми и чёрными как смоль волосами, лицо было белым (он на половину греком был) и чем-то он был похож на музыканта из группы «Корни» - Артемьева. Роберт тоже красиво пел баритоном арии Каварадосси и Радамеса, любил оперу. Галя была высокой, худенькой девушкой, похожей на лисичку. Не знаю я как дальше судьба их сложилась. По-моему, во взаимном, личном плане – никак. Галю, после окончания школы часто видел с её родителями, а Роберт учился в политехническом институте и встретил его как-то в книжном магазине.
Второй влюблённой парой нашего класса были Гриша по кличке «Губастик». Кличку дал ему мой товарищ Вовка (он всем клички давал) за то, что, когда выйдет Гриша к доске отвечать урок и только молчит, и лишь шевелит губами, если не знает, что сказать, хотя, как говорил актёр Караченцев, играя ковбоя – у настоящего мужчины всегда есть что сказать.
У Гришки была прекрасная шевелюра a la Beatles . Он долго перед уроком, в туалете приводил её в порядок. Гришка серьёзно был влюблён в Светку. Она была очень высокой и худощавой девушкой. Её из наших ребят никто особо не воспринимал, а вот Гриша в ней что-то такое распознал. Сидели на уроках, конечно рядом. По окончанию школы они расписались, и вскорости у них родился ребёнок. Светку я разок в городе видел беременной.
Как же не рассказать о любовном треугольнике. Товарищ мой, Вовка, с которым я сидел за одной партой – непредсказуемый и импульсивный парень, отчаянный шалопай, острый на язык, писавший неплохо стихи, с кличкой, какая была у Пушкина в Лицее – «Обезьяна», в девятом классе сподобился влюбиться по уши, со всеми сопутствующими страданиями и муками, в одноклассницу по имени Каринэ, в обычную, симпатичную девушку, никакого внимания на Вовку не обращавшую, была она ровной в отношениях со всеми одноклассниками. В Каринэ был тихо влюблён другой ещё парень – кучерявый и смуглый Мишка. Оба тихо сохли и пропадали.
Однажды, на длинной перемене. Стояли мы кучкой у окна и вели разговоры и бардах, о гитарах, о Битлах, о Высоцком… Карине вдруг сказала: - Ребята! У кого есть гитара? Принесите! Как мог Вовка, по уши, страстно влюблённый в Каринэ, не посчитать это за приказ? Он тут же с радостью вызвался принести гитару из дома. Каринэ пылко одобрила его: -Да, Вова, принеси!
Вовик, окрылённый крыльями Амура, раздираемый счастьем, что ОНА, нежно назвала его – Вова, бежал с километр, к своему дому, за гитарой. Когда Вовка заявился с гитарой, к тому времени все уже позабыли о том разговоре, о гитаре, в том числе и Каринэ. Она ни его, ни гитару, даже и не заметила. О, женщины! Как вы коварны. На Вовку жалко было смотреть.
Как-то мы писали сочинение на вольную тему, об истории, о месте человека в государстве и на Земле в частности, и тому подобное. Все писали прозой, и я писал впервые самостоятельно (ранее и после, я только шпорами пользовался, это сейчас я в «писатели» заделался). Писал тогда в сочинении, что всё в жизни творится человеком и только человеку обязан прогресс и вся история в целом и всему тому, что мы все имеем в настоящее время. Человек всем движет. Из всего класса, один только Владимир Торникович (за что его иногда Вторниковичем звали), будучи отчаянно влюблённым – писал сочинение стихами. Написал целую поэму. Он, видимо хотел поразить в первую очередь Каринэ, чтобы она лишний раз его заметила, но и одноклассников, которые его недолюбливали за импульсивные выходки и несдержанность.
Он как-то, в 7-м классе, поспорил со стоявшим у доски Виталькой, и после пикировки взаимной, как последним своим аргументом – запустил чернильницей в лоб Виталия. У бедного Витальки, на лбу чернила смешались с кровью, и он стоял некоторое время совсем оторопевшим от такой дикой выходки Вовки. В поэме своей Вовка писал о людях, о делах, и в конце поэмы упомянул о пути Армении, и что Матенадаран (хранилище древних рукописей) укажет путь.
Учителя наши были просто в отпаде от Вовкиной поэмы. Поставили ему в журнал две пятёрки. На следующий день учителя устроили громкую читку Вовкиной поэмы в классе. Вовка сидел, откинув чуб и слегка голову, казался отрешённым и в полузабытьи, всем видом скромно говоря: - Да, таков я. А вы и не знали? Мы все ему рукоплескали и были в восторге. Среди наших восторженных голосов был слышен и голос Каринэ, к ней Вова прислушивался больше всего, не показывая виду.
Неординарный он был парень, но жизнь по большому счёту у него не сложилась. Поступил он в МЭИ, подготовившись у репетитора, на факультет квантовой техники, но был отчислен с первого курса. Встретил я его один раз, и узнал, что работает вместе с отцом на заводе, женат (не на Каринэ). Потухший был какой-то, скучный («Те зоркие очи, потухли и вы. Я выплакал вас в бессонные ночи» Д. Давыдов).
Мишке тоже ничего не светило. Видел я уже после школы Каринэ - гуляла она весёлая со своими подружками и о замужестве не помышляла.
Более влюблённых в классе не было. Девчонки барышнями давно были, с шестого класса, у них в сумочках для стиля лежали импортные сигареты «Tresore » или «Astor », а вот мальчишки следить за собой стали с девятого класса - наводили марафет в туалете, причёсывались, следили за своей одеждой. Бывало часто - наши красавцы друг у друга спрашивали, а не пора ли нам почистить наши кошики (туфли по арм.)? – Пора… и вынимали из кармана пиджака, аккуратно, с любовью сложенную чёрную бархотку, да смахивали оба пыль с обуви. Обувью друг перед другом хвастались, у кого круче.
Стали интересоваться девочками (отнюдь не одноклассницами). Очень бурно на уроках обсуждали какую-нибудь фотографию западной модели, чёрт-те что рисовали на уроках, негодники, и с интересом и азартом обсуждали нарисованное, перегибаясь через парты, пока учитель что-то там рисует на доске. В общем – были сексуально озабоченными.
К нашим девицам – одноклассницам, за исключением влюблённых, относились как к товарищам, однокашникам. Над некоторыми позволяли себе издеваться, обзывая «дойной коровой», «молью», «чёрной мухой Чандж (по арм. муха), и обидной кличкой «протез» премиленькую даже девушку. Кличка приклеилась с шестого класса, когда на физкультуре прыгали с бревна на маты, и её угораздило прыгнуть на прямые ноги. Учитель сказал: - Ты ж не с протезами, чтобы так прыгать? Всё. На веки вечные приклеилась кличка. Я иногда откликался на погоняло «гамбузия» (мелкая рыбёшка такая, типа гуппи).
Стало забавно наблюдать, когда мы фотографировались на виньетку в фотоателье у старого рынка – наши красавцы захотели, чтобы их фотографии расположили с фотографиями красивых девочек (не с «молью» и «коровой» и иже с ними, а с Симой, Кити, Розой), но влюблённые загодя подсуетились, доплатив фотографу за это право – быть рядом на виньетке со своими зазнобами. Девочки с мальчиками на виньетке вообще не захотели находиться. Мишка тоже проплатил, чтобы его с Каринэ расположили рядом, и чтобы боле с ней никого другого не было, особенно Вовки. Последний, узнав, что с его Каринэ будет красоваться Мишка, а для него рядом с ней места нет, и вопрос обжалованию не подлежит - сильно осерчал, это его оскорбило и обидело и он вообще отказался фотографироваться.
Пятеро красавцев наших тогда решили сфотографироваться вместе, отдельно от виньетки, и их там нет совсем. Один Эдик, всё-таки решил оставить себе лица одноклассников на память остался-таки, хоть и был из клана красавцев. Роберт позволит только мою фотку расположить с фотографией Гали, так как конкуренцию ему я не составлял. Я даже при полном параде не сфотографировался. Как был в пиджачке и рубашке в клетку, без галстука – так и сфотографировался. Пацаны, конечно нарядились, как на парад - красавцы ! Роберт даже в бабочке сфотографировался.
Анархисты
Когда, после окончания шестого класса все мы перешли в седьмой, кто прямым путём, а кто и с переэкзаменовкой, руководство школой решило количество учеников сократить в классах, создав четвёртый поток, наш приснопамятный, седьмой-четвёртый, или как ещё говорят 7-й «Г».
Во вновь организованный класс пришли и новые ученики из других школ и даже других городов. Это был уже известный вам Вовка, родители его, переехали из Таллина в Ереван, на родину отца Вовика. Иногда над Вовкой издевались, уверяя что он не из какого не Таллина – столицы Эстонии, а из мелкого городишки Апаранского района Армении- Тали на (однажды в документе каком-то ему так и вписали, что он долго возмущался. Вовчика это оскорбляло, и он тыкал всем недоверчивым потом в паспорт, доказывая, что тут две буквы «л» а не одна. Привезли из Баку учиться в Ереван и Колю. Он так приглянулся всем, в том числе учителям своим интеллигентным и благообразным видом, что его сразу выдвинули в председатели совета отряда (мы все были пионерами и в комсомол в школе не вступали).
На деле Коля оказался большим шалопаем при своей интеллигентной внешности, пионерскую работу игнорировал и его как поставили, так и с этой высокой пионерской должности и сняли. Его это не расстроило (через два года его перевели в другую школу). Пришёл и маленький и на вид скромный мальчик – То ник, который тоже оказался не подарком. Из этих ребят сразу сложился микроколлектив, в члены которого примыкал и я, в общем-то невыразительный на вид паренёк, подумавший про себя, что, если будет ещё и тихоней так и вообще никем не будет.
Мы были большими выдумщиками, креативщиками, как бы сейчас сказали и готовыми на всякие проказы. Это в первую очередь нас сдружило.
Как-то показали по телевизору фильм «Оптимистическая трагедия» про моряков анархистов, как их обуздывала женщина-комиссар. Хорошие артисты снимались: Тихонов. Егоров, Гарин Санаев, и очень нам – четверке нашего клана понравились брутальные и разнузданные матросы-анархисты. С нами в унисон они оказались. На следующий день Коля принёс из дома в школу, подаренные ему дядей – моряком Каспийской флотилии – тельняшку, синий гюйс с тремя полосками – воротник морской, бескозырку и ленточку с якорями.
На большой перемене мы все четверо переоделись: Коля одел навыпуск тельняшку, Вовка подвязал на шее гюйс, Тоник напялил набекрень бескозырку, а я, выпустив из-под пиджака рубаху, поперёк глаза повязал ленточку с золотыми якорями и такими красавцами, обнявшись - фланировали по паркету, натёртому пахнущей скипидаром мастикой.
Провозглашали анархистские лозунги, типа: «анархия мать порядка», «прювет анархистам!», «даёшь анархию!», пели цыплёнка жареного, который тоже хочет жить. Вели себя соответственно героям фильма, требовавших комиссарского тела. Так мы дня три помитинговали и бросили это дело вместе с анархией и атрибутами, только Коля всё ещё продолжать носить тельняшку, пока она не вылиняла. Учителя на наш хепенинг смотрели сквозь пальцы, живя по правилу: «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало». Спасибо им за мудрость и понимание.
В восьмом классе мы решили увековечить свою дружбу и свешиваясь по пояс с окна, мелом с доски написали на серой, корявой стене - наши имена. Однажды, лет через десять, после окончания школы, возвращаясь домой с рынка я не поленился сходить за угол школы –посмотреть, виднеются ли на стене наши имена. Они всё ещё виднелись, белея мелом на серой стенке. Это меня порадовало и я вспомнил нас – обормотов. Намедни зашёл в интернет с целью найти изображение нашей школы в реальном времени. Та же, с пристроенными новыми корпусами, переименованная и…закрашенная в абрикосовый цвет. Естественно имён наших там теперь не видно. Грустно. Говорил же писатель Виктор Конецкий: не возвращайтесь туда, где было вам хорошо – обязательно разочаруетесь.
Горе путешественники
Однажды. Когда ещё учились в седьмом классе, все мы узнали, что под Ереваном, в Цахкадзоре, в 20-ти километрах от города построена олимпийская лыжная база. Это всех порадовало. В том году была пышная зима с добрым морозцем, которая иногда радовала ереванцев; и тогда несдержанные ереванские парни забрасывали снежками всех молодых и особенно красивых женщин. Гибель им тогда была. Даже на крыши забирались ретивые и оттуда обстреливали молодок. Может некоторым и нравилось такое кокетство, но не всем, отнюдь.
И вот. В эту славную зимушку 1963 года и пришла в голову Вовке идея фикс – а не сорваться ли нам, ребята в Цахкадзор, да не покататься там на лыжах всласть. Это была чистой воды маниловщина и бальзаминовщина вместе взятые – дурной порыв. Ни лыж у нас не было, ни палок, ни мази (о ней даже и не знали), всё это предполагалось позаимствовать на базе. Если она олимпийской названа – то по идее там всё и есть в изобилии.
Дурной порыв с энтузиазмом был подхвачен нашей ячейкой класса. Решено было завтра, рано утром захватить поесть и тихо так - сбежать из дома, и автобусом добраться до Цахкадзора. А там всласть покататься на лыжах и подышать свежим воздухом. Родителей в субботу утром у Коли, Вовки и Тоника не было – на работу ушли. Старших сестёр своих Коля с Вовкой игнорировали, Тоник один дома был – они-то и благополучно сбежали, как и задумывали. У меня же мама всё утро дома была и в корне эта тема была для меня заморожена в зародыше.
До Цахкадзора они добрались, забыв захватить поесть, и денег на дорогу взяли гораздо меньше, чем понадобились (у родителей выпросить не решились). Подивились дубравам, припорошенным пушистым снегом, надышались свежим, загородным воздухом. Лыж они, как мечталось не нашли, на базу из не пустили и незаметно наступил вечер.
В Армении и летом быстро темнеет, а зимой так и подавно. Замёрзли. Пошли на автобусную остановку и узнали, что последний автобус на Ереван ушёл. Встал перед ребятами извечный вопрос – что делать!? Стали ребятишки совсем замерзать, энтузиазм иссяк. Пошли бродить по домам, проситься на ночлег. Голодные были, так как с утра ничего не ели, и купить поесть в этой деревне нечего было и не за что. А куркулистые цахкадзорцы пускать на постой каких-то подозрительных «хулиганов» не стремились. Только в одном доме им позволили переночевать, и не в самом доме, а в курятнике. Там, с курами и индейками, наша троица и заночевала на соломе, в перьях и птичьих какашках.
Утром, в понедельник, они снова пошли, голодными, холодными, толком не выспавшиеся к автобусной стоянке с намерением уехать в Ереван. Водитель автобуса сжалился над бедными мальчишками, с жалким видом и довёз их до Еревана. Хорошие люди везде есть. Как они добирались до Верхнего Шенгавита, в просторечии до третьего участка (так район наш в городе называется), не знаю, наверное, зайцами на трамвае №3.
А в это время пришедшие с работы родители детей и утром не дождались, подняли панику, перезвонили всем родителям троицы и те тоже, своих детей, пропавших не найдут, и даже не знают где они вообще могут быть, все трое. Как повели ночь, вы надеюсь догадываетесь, мучились вопросом, как они, где они, что с ними? Доложили в школе о пропаже, обратились в милицию. Догадывались, что чада их куда-то поехали, разгильдяи этакие, ремень по ним плачет. Чада их утром, в понедельник, сами явились с тусклым и помятым видом.
Что я помню? Утром, в школе я Вовку, Колю и Тоника не увидел, и понял, что дело у них неладное. Всё думал – сказать или не говорить учителям, не предавать друзей, что они в Цахкадзор поехали на лыжах кататься. Пока я рефлексировал, как на первом же уроке раскрылась дверь, и вошёл в класс сначала директор школы с лицом, не предвещающим нам ничего хорошего, а за ним завуч, подталкивая моих троих друзей, потухших таких, измятых тяжёлой жизнью, в перьях, опустивших глаза долу. Всем их строго поставили на вид, предупредив, что со всеми такое же случится, если попытаются сбежать из дома, как вот эти троица. - Чтобы даже и не думали больше! А вы трое – садитесь за парты и больше такого не повторяйте. Я смотрел на них и думал, что вполне мог вот так вот как они и вместе с ними, перед классом стоять. Сбежав – стоял бы. На перемене, мне обо всех своих страданиях они и поведали, о чёрствости деревенщины и о том, как же они устали до чёртиков.
Школьные шалости
Сейчас всех шалостей и не вспомнить. К примеру: направили в школу заводского инженера преподавать нам материаловедение, основы термообработки металла и допуски и посадки. Не мог я знать и догадываться, что это станет на тридцать рабочих лет - моей основной профессией. Тогда не думал об этом, но в техникуме мне эти предметы легко давались – спасибо за то этому преподавателю.
Так вот. Не знаю почему, но этого преподавателя почему-то невзлюбили некоторые наши парни, и подбивали нас всех над ним издеваться. Начали свои издевки при прохождении материала «допуски и посадки» и задавали ему каждый урок свои дурацкие вопросы. Старались вывести его из себя. А потом, видя, что не реагирует он никак на наши подколы – стали вообще отделывать коленца. Однажды, вошёл он в класс, а мы, все без исключения, поставили парты на бок и весь урок так и простояли. Сказал он только: - Да…интересно сегодня». Мы так и стояли весь урок – стоя записывая лекцию.
Другой раз мы сели нормально, но все парни вывернули свои пиджаки шиворот-навыворот, подкладками наружу. Очень, надо сказать, импозантно все выглядели, так как подкладки оказались пёстрыми, в клеточку шотландку, с яркими лейблами на внутренних кармашках и с саржевыми, блестящими рукавами. Все мы, не так давно посмотрели в кинотеатре фильм «Иностранец», где в главных ролях играли актёры Белявский и Кулик. Вот Кулик тогда и вывернул свой пиджак, чтобы перед «иностранцем» показаться стильным. Мы, как попки повторили это массово на уроке. Этот креатив можно за нами записать в книгу рекордов Гиннеса. Вряд ли кто в мире вытворит такой же хепенинг. Учитель посмотрел на нас, и в этот раз сказал: - Ох, вы как сегодня! Мы так весь урок и просидели, по-деловому, серьёзно записывая, что наш учитель писал на доске. Всё по серьёзному, как ни в чём не бывало.
В третий раз мы вообще парты повернули к лесу задом, и встали, когда учитель вошёл, к нему спиной. Он посмотрел на нас грустно и вежливо сказал: – Ну, это ребята, просто невежливо с вашей стороны. Нас проняло. Мы засовестились и повернули парты, как они раньше стояли. Читал он нам этот материал с месяц и мне он, как я писал ранее - очень пригодился.
Потом нам другой предмет подарили, и тоже техникумовской программы – «Электроника и электротехника». Преподавал высокий и молодой студент, немногим старше нас. Ну, года на четыре. Изрисовывал он каждый урок доску - огромными электронными схемами, с диодами, триодами, транзисторами, гетеродинами, соленоидами и таким же подобным. Требовал выучивать эти огромные схемы наизусть и повторить на доске, если вызовет отвечать. Счяззз! Сказали мы себе дружно. У нас только Виталька, Акоп и Эдик «Тумбан» (это потому тумбан, что он на физкультуру в 6-м классе пришёл в обширнейших семейных трусах-тумбанах, и приклеилась кличка). Эта троица хотела поступать на факультеты радиофизики, кибернетики и электроники.
Виталька, по кличке «Башкир», помню, всю эту огромную схему, еле поместившуюся на доске, нарисовал по памяти и растолковал куда что там течёт, откуда выливается и чем. Остальные вахлаки выкручивались таким способом. Свёртывали загодя подготовленную узко закрученную шпаргалку и пуляли резинкой, навязанной на указательный и большой пальцы, отвечающему у доски ученику. Так мне «Паук» или Татос - закинул, когда студент оглянулся в окно, посмотреть на птичку. Я поймал, развернул тайно в ладони и срисовал успешно на доску. Объяснить, правда не смог схему, но за то, что хоть нарисовал правильно – получил тройку. Ну, не двойку ведь?!
Стрелялись на уроках этими самыми рогатками. Сидит, скажем, кто-нибудь, никому не мешает, «примуса починяет»… и тут – хрясть! - получает по шее, скрученной туго бумажкой. Обиженный, шлёпнув по шее ладонью, обернётся посмотреть, кто его так? А всё тихо, всё мирно, чинно сидят, слушают, как отвечает умно Виталька. Слушают внимательно, заинтересованно. Какие рогатки?! Джентльмены, вы что? Потом другому хрясть! И опять тишина и сплошь прилежные ученики. А то и Витальке заедут под общий смех.
Учитель оторвёт голову от журнала и с интересом посмотрит на класс, в чём причина такого глупого смеха. Позже рогатки отбросили и стали плеваться нажёванной промокашкой через пластмассовую авторучку Bic (а ведь это был десятый класс). Тоже было больно и шарик промокашки прилипал к шее, к щеке. Никто друг другу в долгу не оставался. В свою очередь обиженный, разжевав половину промокашки в маленький шарик, оглянувшись - пульнёт по какому-нибудь раззяве. Вот дури-то было?
Наша отличница Аня, почему-то все книги и тетради носила с собой в портфеле, даже тех предметов, которых не было на сегодняшний день. И в один прекрасный день нашему «Пауку» Татосу (кстати тоже отличнику) всё это сильно не понравилось и на перемене, когда Аня гуляла с подружками в коридоре, наш паучок произвёл прилюдную люстрацию Аниному толстому портфелю. Вытащит книгу и спросит: - Есть у нас сегодня математика? – Нет, отвечают ему, и книга летит в открытое окно в пришкольный огород. - Есть немецкий? – Нет, хором отвечают мальчишки, и учебник немецкого с тетрадками летит, порхая страницами в огород, и так часть книг выбросил, а часть высыпал под Анину парту. Естественно, Анечка вернулась – увидела погром и в горькие слёзы. Девочки её утешали и пошли в огород за тетрадками и книжками. Хорошо ещё дождя не было. Вот такой вот аспид был наш Алик «Паук».
Стоит описать про порчу книг, конечно, снова мальчиками. Особенно досталось книгам по истории и учебнику немецкого языка, ибо там было много рисунков и иллюстраций. К персонажам иллюстраций что угодно пририсовывали и приписывали. Например, солдату-окопнику, проклинающему империалистическую войну и грозящему кулаком, приписали нехорошее армянское ругательство. А историческим лицам отрывали, намусолив большой палец, глаза и приклеивали их на лоб. Забавно смотрелись все эти Бисмарки и Меттернихи. Всем досталось.
У иных весь учебник истории был изрисован. И как-то заходит в класс директор и по совместительству парторг, с завучем и требует строгим голосом – положить учебники истории на парты (видно такую же живопись у своего сына увидел). Стал ходить по рядам и ставить на вид ученикам имеющих граффити в учебнике, и рекомендовал с родителями ему завтра прийти в школу. Пока он был в первом ряду (им сильно досталось), ребята других рядов стали шумно шуршать страницами и вырывать крамольные места. Далее директор по рядам не ходил, только сделал серьёзное внушение всем. А вот, в учебнике немецкого языка - гири пририсовывали к ногам персонажей, висящими на виселицах, каски пририсовывали, и Вовка так запачкал учебник, что, когда Ада попросила текст на странице №№ прочитать, он не смог увидеть букв. Ада подошла и увидела всю Вовкину «прелесть».
Прошёл чемпионат мира по хоккею в Вене, тогда стали показывать хоккей по телевизору, и все были знатоками хоккея, болели отчаянно, и без коньков, самодельными клюшками играли во дворе на снегу. Загорелось и у наших пацанов в классе сыграть в хоккей на паркетном полу класса у доски. Нашли подходящий стул в соседнем классе (на чём там учитель сидел потом – не знаю) и разломали его наподобие клюшек, нашли деревянную чурку и назвали её шайбой. Баталии разыгрывались нешуточные. Силовые приёмы применяли, толкались, пыхтели, голы забивали и тут же экспрессивно, прыгая - радовались забитому голу. В классе стоял ядрёный запах пота, а «хоккеисты» были красные как бураки, рубашки в пылу игры были расстёгнуты и вываливались из штанов.
Девчонки сидели за своими партами и смотрели на наш «хоккей», и как «эти дети» тешатся так дико и азартно. Тяжёлым духом и тяжким дыханием - потные и красные, игравшие только что в хоккей, стоя встречали учителя. За вонь в классе он нам выговор сделает:
- Вы бы хоть окна открывали, чтобы проветрить помещение. Хороший был дядька – учитель истории и опять иным нашим ученикам не понравился, дали ему кличку «Кот» за найденные в нём некие кошачьи черты. Безобразничали. Перед тем как ему подняться на наш этаж из учительской – стояли на стрёме и предупреждали нас, завидев его издали, что Кот идёт - истошными воплями: - Кот! Кот идёт!
Подлянку ему придумали. Заметили острым взором, что любит историк наш время от времени, когда рассказывает урок – присаживаться на краешек стола, на первую парту опереться и на подоконник. Перед его уроком, лезвием тонко натрусят мел на всех этих, описанных местах. Мела не видно, но он есть. Наблюдают за ним, хищно, как кот за мышью, когда он подходит к помеченным местам и злорадно улыбаются, когда он присядет или облокотится. Остаются глубоко удовлетворёнными, когда «Кот» уходит из класса весь испачканный в мел. Вот негодники…
Иной раз мячом резиновым играли в просторном коридоре в футбол. Когда мяч далеко улетает от сильного удара, он скатывается по лестнице прямо на первый этаж к кабинету директора. Когда он, выходя из кабинета видел мяч - забирал его, как трофей. Не мы, видно, одни играли в футбол, и в шкафу директора скопилось много мячей. Обнаружили мы это, когда нас, мальчиков, а потом и девочек отвели в кабинет директора проводить флюорографию. Там, «Паук», со своими привычками клептомана, приоткрыв шкаф директора, нашёл эти мячи. Наш мяч он выкрал, и мы снова играли в футбол, пока вновь его не потеряли. Про мячи в шкафу директора мы рассказали его сыновьям, с которыми во дворе играли в футбол и когда узнав об этом, с обидой в голосе они сказали: - Что же он нам не принёс, хоть бы один мяч – играем со сдутым который год.
Помню, как мы с Вовкой пошли во время уроков армянского языка в буфет школьный. Чтобы скоротать это время. Не армянам разрешалось не изучать армянский язык. Не чистокровным армянам по их желанию, а вот чистокровные армяне обязаны были знать свой родной язык. Можно было учить язык, но кому охота иметь лишнюю двойку, коли можно и не учить. Они, потомственные армяне, и сидели все 45 минут в классе, завидуя нам, которые 50 минут слонялись по школе, играли в ручеёк, сидели у чердачного окна и травили анекдоты. А то лазали во дворе по баскетбольной вышке или объедали тутовые деревья, растущие вдоль забора и сладкий пшат (лох серебристый). Красота!
Так вот, взяли мы с Вовкой в буфете по шесть стаканов вишнёвого киселя, и потихоньку, не спеша, под смех буфетчицы Арев-тота пили, непринуждённо разговаривая о том, о сём. Ещё чокались стаканами в честь буфетчицы, за её здоровье. Кисель влез в нас без остатка. Буфетчица благодарила, думая – какие вежливые и галантные ребята к ней зашли. Потом Вовка взял «Боржом», и мы стали пить минералку и как только всё в нас влезло? И тут в Вовку вселился бес. Он, по-моему, там и жил, изредка просыпаясь и толкая Вовика на непотребные дела. Он насыпал в чистый стакан Боржома столовую ложку соли с верхом, перемешал и вежливо предложил испить этого Боржому тёте Арев. Откушайте, вроде того, матушка, за наше здоровье. Арев заулыбалась, добродушно приняла Вовкино угощенье, а испив и перекосив лицо – стала костерить Вовку на чём свет стоит. Как, мол, такого олуха, ещё и земля носит. Отблагодарил Арев-тоту за беспорочный, долгий труд. Вовка был весь в этом. За это его, аспида, и не любили многие. Я его с трудом терпел.
Очень живо проходили лабораторные работы по химии. Занятия проводились в кабинете химии, где на столах уже стояли разные реактивы в пузырьках и пробирки. Однажды, мы уселись за столики с реактивами и устроили соревнование, кто круче создаст химическое соединение, у кого красивей выпадет осадок, красивее колером получится смесь или устроит фейерверк. Начали химичить. У Татоса, нашего «Паука» получился белёсый сгусток, цвета заварившегося крахмала, этакое молозиво в пробирке. Стали сравнивать полученное чёрт те с чем и ржали как лошади. Татос горд был, что ему удалось такое создать.
Лучше всего и красочней нахимичил Вовка. Не знаю, что он сливал, но у него вышла многоярусная смесь – песочного цвета осадок, светло-лазурная составляющая верхнего яруса и какая-то зелёная полоса, смутно напоминающая водоросль Морская капуста. Он привлёк всех к создавшемуся чуду, назвав свою работу диссертацией на тему «Изучение проблем дна океана.» Все это исследования проходили, когда химичка наша –Лида, к тому же и классная руководительница читала лекцию, после которой мы должны были провести лабораторные работы с реактивами, которых у некоторых «химиков» почти не осталось.
С интересом отнесли к изучению ароматических углеводородов. «Дегустировали» их ароматы и делились друг с другом впечатлениями. Особенно нас впечатли урок, когда педагог наш, слила две прозрачные жидкости в пробирке и получила жидкость кроваво красного цвета. Да ещё сказала, что раньше фокусники так обманывали простаков, якобы делая таким образом, якобы разрезы на теле. Лучше бы она нам этого не говорила. «Кабан» с «Пауком» сразу сообразили и спёрли пару флаконов со стола. Мы с Вовкой, видя это, тоже пронесли под полой эти самые флакончики.
На уроке немецкого языка, который сразу шёл за химией, мы стали пугать «немку» Аду, намочив предварительно запястья свои и ножички этими жидкостями и «резали» себе вены на руках, проводя тупой стороной лезвия. Кабан превзошёл всех. Он «исполосовал» себе горло. «Кровавая» юшка залила его шею и щёки. «Кабан» не пожалел жидкости. «Немка», оторопев вначале, потом по нашим довольным мордам поняла, что это дурная шутка – прекратила массовый «суицид», отправив нас четверых в туалет, привести себя в порядок. Мы, трое, быстро помыли руки, а Шмавон-«Кабанчик» таки задержался. Пришёл он в класс с жёлтыми, ониксовыми разводами на шее и щеках. Перестарался.
Уроки литературы
Преподавал нам литературу отставной военный, участник войны, инвалид. Не было у него правой руки, но очень хорошо пользовался левой. Опрашивал он нас по пройденному материалу очень часто. В учебную четверть было до двенадцати оценок от двойки до пятёрки. Приходилось учить каждый день после того, как Толик, по кличке «Шишкин» сдав на пятёрку материал, на следующий день урока не учил, справедливо полагая, что его не спросят. Ан спросили и пару поставили. Но я умудрился как-то ни разу не прочитать роман Тургенева «Отцы и дети» (не было у меня этой книги, а в хрестоматии только отрывки из романа) и меня удивительно – ни разу не спросили. Но сочинение по образу Базарова я писал исправно, списывая со шпоры.
Придёт на урок учитель в класс и спросит кого-нибудь из ребят, и прослушав – поставит каждому по паре и исподлобья спросит нас: - Ну, кто ещё хочет Петрограда? (это фраза моряка из фильма «Мы из Кронштадта»). «Петрограда» конечно, никто не хотел и в глаза ему старались не смотреть. Часто повторял, обращаясь к нам: - Что, крепи носовой, держи кормовой?! Это в том плане, что мы терпим бедствие, двоек по нахватали, монологов Чацкого не учим, но «флаги свои корабельные», кормовой и носовой держим и крепим, чтоб не сорвало; фасон давим…
Была у него ещё одна поговорка. Он говорил так: - Что? Настроение отличное – идём ко дну? Всё хиханьки у вас, да хаханьки? Служил он в войну в морской пехоте на Чёрном море, и шуточки у него оттого были военно-морские.
Зайдёт, бывало в класс и спросит, когда «Войну и мир» проходим, а «Горе от ума» Грибоедова в позапрошлом году проходили и уже порядком успели забыть, скажет: - А пусть нам Ерем (он, учитель, ещё назвав его имя, произносил иногда: -Ярем он барщины старинной оброком лёгким заменил, а Ерем у нас в свою очередь спрашивал тогда: - Ярем, что такое?) прочтёт монолог Чацкого «А судьи кто…». «Кабанчик» медленно начинает вставить и-за парты, ошарашенным и «убитым», часто заморгает глазами. Он уже забыл, кто такой Грибоедов, а Чацкого и знать не знал, даже в лучшие годы. Промямлит: - Нэ знаю, нэ помну. – Садись Ерем, два тебе. – За что, да? - заноет «Кабан». – Знать надо прошедший материал. Смотрите мне! Я ещё вас на экзаменах спрошу дополнительно вопросом о Чацком. Одна наша «Дойная коровушка» Анна могла наизусть шпарить все монологи. Иногда учитель и она, на уроке войдут в литературные дебри, глубоко-глубоко и начнут вспоминать Максимилиана Волошина, Зинаиду Гиппиус с Мережковским о том, что они говорили по тому и другому случаю. Мы сидим и тупо моргаем. О чём это они, братцы? Мечтаем только о том, чтобы они подольше там в дебрях с Анной витал и у нас не спрашивал почитать какой-нибудь монолог.
Последний звонок
Перед сдачей двенадцати выпускных экзаменов предстояло нам отметить праздник окончания школы –«Последний звонок». Стали мы обсуждать, как бы неординарно его отметить и как всё обставить. Роберт, по кличе «Грек», «жених» Галины, который в последнее время очень увлёкся оперой предложил спеть хором песню «Школьные годы». Нам идея понравилась. Решили, что Роберт будет петь, а мы хором подпевать. Он поставил голоса нам, режиссировал кому и когда петь, и конечно, не раз мы репетировали.
Класс решили украсить букетами из роз, и розы же подарить учителям. В ту пору было много роз. Все ходили, держа в руках роскошную розу и нюхая время от времени - наслаждаясь. И наконец, в солнечный июньский денёк, когда ослепительное солнце заливало двор нашей школы жёлтым маревом – назначили день праздника. Учителя поздравили нас с завершением учёбы, пожелали отлично сдать выпускные экзамены и наставляли нас на дальнейшую жизнь – таких вот разгильдяев. Роберт тут же нас построил и трогательно спел песню о школьных годах чудесных, а мы все подхватили припев: – Нет! не забудет никто никогда – ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ! Учителя прослезились и у нас подкатывал комок к горлу. Тут мы почувствовали, что уже больше никто и никогда не встретится больше ни с учителями ни друг с другом, что это всё. Конец эпохи.
Учителей своих, как и мечтали – одарили букетами роз, а также, и всех наших одноклассниц. Эти самые розы мы воровали на рынке, который был рядом со школой. «Паук» отвлекал продавцов, заговаривая им зубы, а все мы потихоньку таскали. Таким образом натырили целые охапки роскошных роз. Какой тогда стоял в классе аромат… «Паук» так вошёл во вкус этого грешного дела, что по пути в школу, в гастрономе умыкнул с полки пол литровую банку кизилового варенья. Открыл её в классе и ел руками, как Мальчиш-плохиш в стане буржуинов, перепачкав вареньем свою моську.
После сдачи экзаменов – назначили день банкета. Девочки наши думали, что купить – московской колбаски там, швейцарского сыра (который огромными колёсами продавался тогда во всех магазинах), других каких деликатесов. Шампанского, конечно взять и другого чего. Я на банкете не был, так как мне купили билет на самолёт в Москву.
Вот и всё. Хорошо или плохо я учился, не в том дело. Каким Бог создал, таким и выучился. Ни о чём не жалею. Пришлось бы снова пройти через это – так же и учился бы. Серьёзного ничего не помню из школьных лет, а так – одни шалости. Что плохого было я забыл, а помню только весёлое, хорошее, доброе. На том и закончу. Ваш «двоечник»
Борис Евдокимов