Чтобы искать следы немецких военнопленных, нужно ходить...
Нужно ходить по этим разьезженным дорогам, этому грязному кофе с молоком, нюхать веточки тальника в пойме черной болотной реки, а почти все реки в Тверской области вытекают из болот, бродить по кривым улочкам и стучатся в глухие заборы и натыкаться на отрывистое:,Нет!,,
Я почему-то подумала, если я покружу еще по месту, где стояли бараки военнопленных, побуду неподалеку от родника, который они пробурили, то я найду их затерявшиеся следы на земле, скрывающейся в прошлогоднем бурьяне. Но,
нет...Оказалось не так...
В этот раз я шла к роднику с другой стороны, со стороны шоссе Торжок- Осташков. А по нему летели бесконечные фуры, груженые лесом, подпрыгивали в маслянистой грязи легковые, и, покачиваясь, семенили трактора.
Я хотела найти кладбище военнопленных. Как мне сказала Зинаида Александровна Цветкова, /о ней я рассказывала в прошлом материале/ оно где- то поблизости, в этих скособоченных холмах близ Негочи.
Я пошла по шоссе и дошла прямо до Нижне- Негочанской плотины.
Она все так же потихоньку спускала воду в бетонный плоский канал. Все так же висел на крепких цепях железный затвор, на запертых воротах было предупреждение о короновирусе, а на ограде ,,По льду не ходить,,.
Я прошла по пешеходному мостику прямо к домику смотрящего за плотиной.
Все также, как и в прошлом году, на невысоком бревенчатом домике алела пятиконечная звезда, вниз к растекшейся от оттепели, какой- то засаленной Негочи спускались деревянные ступеньки, а из домика на мой стук показалось лицо
человека в тельняшке , бывалое такое лицо, можно сказать морское...
На мой вопрос о кладбище военнопленных, человек мне сказал, что ничего не знает. Хотя хорошо было то, что хоть о них, вообще, знает. И даже знает то, что они пробивали родник на той стороне Негочи.
Мы поговорили немного, и он посоветовал мне сходить на улицу за пляжем в высоких елях. К тете Наташе...
Я отправилась...
На берегу водохранилища, вода в котором от быстрого таяния напоминала сало в жирнике, меня встретил веселый, но непредсказуемый пес. Тот же, что и в прошлом году. Когда я писала о плотине. Читать здесь.
Пес был с причудами. Он почти не давал мне прохода и грозил оборвать штанину / интересно, что в нынешнем веке так можно сказать о женщинах/ , но потом, поддавшись ласковым интонациями моего голоса, вдруг стал добрым, вихляющим псом, желающим облизать мою руку. В общем, мы подружились.
Я пошла куда- то вбок, прямо параллельно пляжу на берегу водохранилища. Здесь в тени у высоких елок было всего два дома, небольших, на одного хозяина.
Я прошла ко второму. На его калитке было оповещение о наличие злой собаки, а также таблички, на которой курсивом белым по синему было выведено:,, Негочанская плотина, 2,,. Это, вообще-то, улица так называется - Негочанская плотина.
Дальше за этим домом не было домов никаких.
Опять замысловатые, кувшиновские улицы...
Которые петляют и разветвляются, умудряются кружить каруселью, а название иметь одно и то же.
Я постучалась в калитку... никого. Открыла и вошла, опасаясь грозной собаки, но ее не было.
Только почти добравшись до крыльца, я заметила пса, который усердно чавкал в дощатой будке вдалеке у сарая, погрузив морду в высокую кастрюлю.
Я постучалась в дверь, потом в окно, ничего...
Только колыхание огромных еловых лап в прореженном воздухе, и звяканье собачьей цепи о жестяной край.
Я постучала еще раз, и взвился пес. Он оказался палевого цвета, лопоухий и с мордой, похожей на галошу, и отрывистым густым лаем.
В ответ на лай в верандном окне показалась женщина. Небольшого роста, лет шестидесяти пяти на вид.
Но женский возраст обманчив, наверно, ей больше.
Не зря же человек с плотины направил. меня к ней.
Она оказалась той тетей Наташей, о которой он говорил.
В ответ на мой вопрос о военнопленных, она замотала головой: ,,Нет!.. Ничего не знает...
О кладбище тоже.
Потом вдруг вспомнила, что как- то ей сказали , что
дом ее стоит на могилах. Но почему так, на каких могилах, она не знает.
Пока мы разговаривали, пегий пес разрывался не на шутку.
-Служит..-Сказала женщина.- Я его в прошлом году взяла. Бездомышем был, кости одни, да хребет. Привела домой, привязала, покормила, думала выть будет. Ничего... Не выл...Намучился, наверно..
Во время войны пленных кормили плохо, простая баланда и кусок хлеба за день было уже хорошо.
100 тысяч немецких пленных после Сталинградской битвы были больны дистрофией, тифом, вшами. Путь, до лагеря, который можно было пройти за пять часов для них оказался Галгофой. Много осталось их лежать на этом пути.
После войны паек пленных по данным НКВД составлял 600 г ржаного хлеба, 120 г рыбы, 40 г мяса, 600г картошки и овощей в сутки.
По данным НКВД...
А было ли так на самом деле?
Не знает сейчас никто...
Только огромные темные ели шумят над головой, и проливается тяжелыми каплями серое небо.
Поиск продолжается...
Читайте...
Продолжение здесь...