В клубе было душно, в плотном и влажном воздухе висела дымная взвесь - кто-то все - таки курил, несмотря на строгие запреты администрации. Раздевалка, если можно было так назвать яд разновеликих гвоздей, вбитых прямо в серые, потрескавшиеся бревна стены, была забита одежками сельчан - и лёгкими курточками, пальтишками и здоровенными тулупами и телогрейками. Несмотря на весеннее тепло, пришли кто в чем - а народу было море, почти все село, и стар и млад. Юлушка быстро потеряла болтливую соседку, да и билеты им достались в разных местах, уже последние. Юле попалось, наверное, самое плохое место, хоть и на первом ряду, но с краю, за толстым столбом, поддерживающим свод сцены, да ещё и рядом с громоздким передвижным прожектором. Тут же был выход из гримерной, стояло несколько ветхих стульчиков, на которых присаживались артисты в ожидании своей очереди. Но все это было так неважно сейчас, атмосфера праздника, лёгкой, забытой жизни закружила, опьянила Юлю, и она вдруг почувствовала себя той - молодой, лукавой, красивой и свободной...
-Девушка, что вы тут стали, как статуй? Там буфет организовали, пошли со мной шампанца вжбаним. Что-то я красивых тут таких не видал... Вы с ними приехали, небось актриса, иль певица? Первый танец за мной. Танцы будут после концерта, слыхала?
Маленький, как клоп, весёлый, вечно слегка поддатый Олежка, любитель и знаток молодых вдов и разведенок подкатил на полной скорости к Юлушке, выставил волосатую руку, согнув её баранкой, но притормозил, уставился удивлённо, поперхнулся даже.
-Батюшки - матушки!!! Эт кто ж будет-то!!! Никак Юлия Михална, собственной персоной? Ну ты даёшь, мать!!! Хороша!!! Могешь!!! А то ходила, как бабка Улька, xрeн поймёшь, то ли баба, то ли мужик, молью траченная. Так и оно - муж за порог, жена за уголок. Молодца!!
- Юлушка осторожно обошла Олега, повернулась к нему спиной и скрылась в толпе сельчан. Конечно, бабкой Улькой - Ульяной, сельской долгожительницей, которая и сама не помнила сколько ей лет, ходила с клюкой, в толстых валенках и зимой и летом, путаясь в полах битой молью и траченной мышами шубы, Юлушке быть не хотелось, но и светить своей вновь приобретеной красотой перед глазами соседок-сплетниц не хотелось тоже. Поэтому она мышкой пробралась к своему месту, спряталась за столб, закуталась в шарф поплотнее и стала ждать начала.
Уже погасили свет, по сцене забегали, заиграли разноцветные конфетти света, забрякали первые аккорды приветсвенной мелодии, вышел ведущий, и Юлушка было растворилась во всем этом, как кто-то потрогал её за плечо.
-Девушка, миленькая, чуть в сторонку. А то прям не видно ничего, выход свой прозеваю. Прям вот на три сантиметра.
Юлушка, вздрогнув от неожиданности и оттого, что кто-то шептал ей прямо к ухо, да так горячо, что обожгло щеку, обернулась. Высокий, худощавый, смугый человек, с такими чёрными волнистыми волосами, что даже Петька-цыган был бы посрамлен, блестел в набегающем свете такими ярко-фиолетовыми глазами, что у Юлушки что-то дрогнуло внутри, сладко сжалось и покатилось куда-то вниз, обдав таким жаром, что вспотели спина и ладони.
Она посторонилась, прижала руку к груди, чтобы сбесившееся сердце не выскочило наружу, растерянно улыбнулась.
-Ничего себе. Если бы кто сказал мне, что здесь, в глуши, живут такие принцессы, я бы во - первых, не поверил, а во-вторых бы - взял с собой фрак. Но... Как жаль... Мой выход. Меня, кстати, зовут Борис. А вас, я думаю, Юлия. Или Елена. Нет, все таки Юлия. Не вздумайте уйти, я вас все равно найду.
Юлушка смотрела, как завороженная, как человек встал, вышел на сцену, поправил микрофон, пощелкал в него пальцем. Борис был сухощав, широкоплеч и немного сутул, слегка поддернутые манжеты свободной, светлой рубахи с отливом открывали изящные, худые кисти, а расстегнутый по цыгански ворот - мощную, смуглую грудь. Сильные бедра, плотно обтянутые модными брюками были так по-мужски красивы, что Юлушка покраснела и отвела взгляд. Борис пару раз тихонько перебрал струны гитары, и вдруг низкий, бархатный голос заполнил собой пространство, заставил забыть обо всем, закружил голову.
И вновь боюсь, что Он опять уронит
И разобьет, как треснувший бокал
Наш хрупкий мир. Разжав свои ладони
Вздохнет вдруг Бог ” Я так держать устал.
Летите прочь, теперь за ваши жизни
Никто не даст и медного гроша… “
… Я вновь боюсь, что слезы Ваши брызнут,
И грянут так , как будто, взяв ушат
Он нам в лицо плеснул водой горячей,
До волдырей и крови на щеках!
Никто не плачет! Слышишь, Бог! Не плачет!
Хоть плеть твоя бессмысленно хлестка…
Юлушка плохо понимала слова, но чётко знала одно - этот человек послан ей на беду.
Поддержать, поблагодарить и простимулировать автора к дальнейшим подвигам можно здесь