Исторические выкладки можно опустить, я их выделю петитом. И тогда вы прочтёте лирическое и страшное, исключительно правдивое приключенческое произведение - "за мной, мой читатель!" )
В Почаевскую лавру, к великой святыне православия путешествие было намечено ещё прошлой осенью. Но поехать туда не так просто — кроме того, что нужно преодолеть полторы тысячи километров в одну сторону — между Истрой и Почаевым лежат три государства – Россия, Белоруссия, Украина.
Дочь со мной поехать не смогла – сессия, нашёлся другой спутник – давно просил взять его с собой один пожилой человек, желающий вкусить прелесть автомобильного путешествия.
Получив благословение, отправились в путь около 12 часов дня. Через Рузу, Дорохово, Смоленск…
Перед Минском поредел поток большегрузов, прекрасная трасса скатертью ложилась под колесо. Сколько хватает глаз – поля, поля, ветер гонит волны по ржаным просторам. Издали видны сёла, деревни. В первый день были преодолены одна тысяча шестьдесят четыре километра пути.
Ночь, пора спать. Съезжаю с трассы, чтоб переночевать вблизи какой-нибудь деревни. Огни в окошках, вётлы у заборов, бессонная молодёжь, огороды. Вот за этими огородами и встали на ночлег. Ложусь, и думаю с грустью о дочери. Но от усталости быстро засыпаю — хорошо спится на разложенном сиденье в уютном спальнике. Утром проснулась от птичьего многоголосья. Не наслушаться.
До Бреста оставалось около 60 км, за ним – таможня, где проходим заморочки с визой, страховкой и, наконец, пересекаем украинскую границу.
Волынь.
Волынская земля, историческая область 9-18 вв. в бассейнах южных притоков реки Припять и верховьев Западного Буга. Древнейшее население — дулебы, бужане, волыняне. С 10 века — в Киевской Руси, с конца 12 в. — в Галицко-Волынском княжестве, со 2-й пол. 14 в. — в Литве и Польше. С 1793 в Российской империи.
Проезжаем мимо сёл, дорога хорошая, навстречу едут на телегах, запряжённых лошадьми. Здесь весьма распространён гужевой транспорт, незаменимый в сельском хозяйстве местных крестьян, составляющих основное население. По обочине дороги гонят коров. Характерная картинка – несколько в стороне от дороги стоят аккуратные чистые хатки и хозяйственные постройки, ухоженные огороды, стожки, на лугах пасутся кони, коровы.
На столбах аистиные гнёзда, где уже вывелись птенцы – торчат из вороха прутьев по две-три головы под присмотром родителя, настораживающегося при виде камеры. У перекрёстков установлены убранные лентами кресты, с изображением Спасителя или Богоматери, покрашенные, обычно, голубой краской.
Указатель: Свято-Николаевский монастырь. Притормаживаю, чтоб повернуть. Пожилая женщина просит подвезти до деревни. Садится. Сворачиваю по указателю.
Дорога вдоль густого невысокого леса вымощена колотым камнем, ехать тряско, съезжаю и плетусь по обочине. Одно село, другое. Вишни склоняют усыпанные ягодами ветви за каждый забор, из-за ветвей сквозят всё те же аккуратные штакетники и хаты.
Мерно, дремотно гудит шмель. Нагретая солнцем, густо пахнет чёрная смородина. Так в детстве пахло в бабушкином саду. Ещё укропом и рекой — наш дом стоял на берегу Истры. Давно нет ни дома, ни бабушки. Только остался здесь и во мне этот летний запах и печальный мотив другой, невозвратной жизни. Её воспоминания, ставшими моими, её одиночество (после войны рано умер мой дед), и мудрость и смирение последних её дней…
Село у озера. Женщина выходит, и мы продолжаем свой путь уже по грунтовой дороге мимо ржаных полей с красными полосами мака с синими пятнами цикория и колокольчиков.
Свято-Николаевская обитель.
Никого нет у ворот, покрываюсь платком, проходим в ограду. За ней — белокаменные строения: часовня, церковь, братские корпуса; цветники, голубые ели, можжевельники, дорога вымощена плитами. Строгость и покой. У входа в храм стоят монахи – идёт служба.
Проходим мимо коровника, трактора, мастерской. На дороге лежит кошка, встаёт, идёт следом.
Дальше — большой яблоневый сад, свежей краской блестит и пахнет двускатное покрытие каменного забора, опоясывающего монастырь с садом. Выходим из задней калитки на луг с берёзами, до самой земли свесившими ветви — в их глубине пасётся лошадь.
Рядом стройный домик привлекает взгляд уютностью, свежей зелёной травкой во дворе с колодцем, постройками, охапкой дров. За невысоким ровным штакетником стоят светлые стожки.
Выходит хозяин и идёт к нашей машине, около которой стоит инок в чёрной ризе. Подходим.
— Подвезёте до шоссе? — спрашивает инок. Лицо у него разбойничье, с переломанным носом. Спрашиваю селянина – вашей обители монах? Улыбается: нашей, нашей, не бойтесь. Говорю – садитесь, батюшка.
По пути расспросы: куда, откуда? Разговор завязывается интересный. Монаха зовут Стефан. Убеждает немного изменить маршрут и проехать через Владимир Волынский, как он говорит, построенный князем Владимиром, просветителем Руси. А там, рядом – Святогорская Зимненская обитель — стоит посетить.
Владимир Волынский. Зимно.
Первое летописное упоминание о городе Владимире относится к 988 году — когда киевский князь Владимир Святославич на берегу реки Луги покорил языческий город Ладомир и назвал его своим именем. Владимир-Волынская епархия, одна из самых древних на Украине. Первым ее епископом назначили Стефана (Болгарина). После татаро-монгольского нашествия, когда были разрушены город и кафедральный собор, удельные князья возвели мощные оборонительные сооружения.
В 1596 году, после перехода епископа Ипатия Потея в унию, Свято-Успенский собор и епископский дом присвоили униаты, пытавшиеся превратить Украину в свою колонию, а народ насильственно окатоличить. Но тысячи верующих и священников твердо стояли в Православии, не пожелав изменить прадедовской вере.
Митрополит Киевский Петр Могила добился стабильности Православия на Украине, тем не менее, древняя Владимирская епархия не возобновила свою деятельность.
В 1891 году во Владимире-Волынском открылось викариатство. Епископом стал Преосвященный Паисий. С 1908 по 1921 год епископом назначен Фаддей (Успенский), впоследствии прославленный и канонизированный Православной Церковью. Последний викарный епископ Владимира Преосвященный Мануил мученически погиб в 1943 году.
За тысячелетний период существования древней Владимирской, а потом Волынской епархии своей подвижнической жизнью прославились и были причислены к лику святых 30 подвижников православной веры. Владимиро-Волынская епархия возрождена решением Священного Синода Украинской Православной Церкви в 1996 года. Первым ее архиереем стал епископ Владимир-Волынский и Ковельский Симеон». (Сведения взяты из различных печатных источников).
Подъехали к кафедральному Свято-Успенскому собору. Это величественное сооружение, было построено в 1156-60 годах, скорее всего, переславльскими зодчими, по приказу князя Мстислава Изяславовича.
Неподалёку от Владимира находится Зимненский Святогорский Успенский монастырь, куда очень настоятельно рекомендовал заглянуть о. Стефан. Он взялся и проводить.
Монастырь сначала был мужским; основан, по преданию, тоже святым Владимиром. Во время господства унии постепенно пришёл в упадок и в XVIII веке был закрыт. В 1893 году открыт как женский монастырь. Здесь, под главной церковью есть пещеры, наподобие киевских.
Стоит монастырь на довольно высокой горе, у подножия которой расстилаются необъятные холмистые волынские просторы, где пасутся кони и коровы. Хлебные поля перечерчены алыми маковыми полосками. Протекает речка и, совсем рядом есть небольшой пруд, заросший у берегов кувшинками. Красота и покой. И изумление этой целостной картиной живой прекрасной природы и человеческого созидания.
Небольшой, уютный монастырь, ухоженный, как с картинки. На территории стоит бронзовый памятник князю Владимиру, у его подножия — вазоны с цветами. В каменной чаше под нишей установлен крест, по которому струится вода. Царство роскошных роз. Галерея из плюща. Каких только нет цветов и декоративных кустарников. Сирень, голубые ели, можжевельники. Ухаживают за ними совсем молодые монахини. За оградой с южной стороны – сад с вишнями, яблонями, облепихой, вётлами, чудесной шелковистой травой. Над обрывом на скамеечке сидит игуменья, смотрит вдаль. Отец Стефан хотел спросить её, как включить свет в пещерах, куда мы собирались спуститься. Постоял за её спиной, но побеспокоить не решился.
Пересекли территорию монастыря и снова вышли за ограду, теперь – с востока, здесь по краю горы растут вперемешку кусты роз и смородины, а ближе к стене, на лужайке, в той же нежной траве – маргаритки. Вниз ведёт изящная каменная лестница, с коваными ограждениями и деревянными перилами. По ней мы спускаемся к роднику, и Стефан достаёт из колодца воду, пьём. Потом спускаемся в пещеры, но пройти вглубь не решаемся, потому, что не можем найти выключателя.
При прощании с о.Стефаном возникло странное чувство – как будто мы близкие люди и расстаёмся не навсегда. Он говорит спасибо. Дарит на прощанье иконки. И я тоже ему признательна за показанную мне красоту, за сердечность и понимание, и то простое немногословное общение, которое возникает у людей, думающих одну думу. Предостерегает в дорогу: смотри, никому не останавливай!
И опять мимо сёл бежит наша дорога. Не спеша, чинно идут по обочине гуси. В пруду за селом плавают лебеди, утки. С высоких холмов видны квадратики засеянных делянок, крестьяне ворошат сено. Много новых храмов. Красивое зрелище – широкие маковые степи. Алые маки вместе с васильками, колокольчиками, ромашками растут по краям ржаных полей, по обочинам дорог.
И снова вспоминаю детство и печалюсь. Приходят мысли о старости, смерти.
Дочь уже большая. Она обрадовалась моему отъезду – свобода! А раньше — подолгу стояла, крохотная, у дороги, провожая, когда оставляла её у родителей. Став постарше, всё писала мне письма – мамочка, я тебя люблю. И вот – это утрачено.
Бегу от грусти, но она всюду следует за мной со своим неотвязным: что дальше? Искушает: лучше бы кончилась жизнь сейчас, пока не наступила одинокая, беспомощная, бесплодная старость…
Розовым вечерним светом окрашиваются просёлочные дороги, крыши. Навстречу возвращаются с полей запряжённые лошадьми телеги, в которых сидят загорелые румяные хохлушки рядышком со своими чоловiками. Едут в подводах целые семейства, вооружёнными граблями – и дети, и старики.
Через полевую дорогу подъезжаем к разрушенному костёлу, где печально склонилась статуя какого-то католического святого. За ним — посёлок. Мужчина у дороги просит подвезти — не пошёл рейсовый автобус. Удивляется (уже не первый), как мы рискнули с московскими номерами поехать в эти края и тоже предупреждает, чтоб были осторожней. Объясняю свою цель, становится словоохотливым, рассказывает о том, что было здесь в советское время, показывает в сторону бывшего вертолётного аэродрома. Вглядываемся и видим на поле сотни хрупких стрекозок – ненужные вертолёты.
В небольшом городке, прощаясь с нами, попутчик проводил до кафе, где нас приветливо встретили и накрыли ужин.
Снова отправились в путь извилистой, узкой, но удобной дорогой через лес, которая затем пошла мимо маленьких уютных городков, где нет многоэтажек и глухих заборов, где в каждом палисаднике растут жасмин, сирени, вишни.
Итак, сегодня мы проехали по областям – Волынской, Ровенской, Львовской.
Почаев
Тернопольская область, Почаев.
Первый час ночи. Город оживлён. Худенькая доброжелательная женщина объясняет, как удобнее подъехать к Лавре. Там, на территории есть гостиница.
Молодой солдат стоит у ворот – они уже закрыты, но он куда-то звонит, и нам разрешают припарковать машину. Отпираются тяжёлые монастырские врата, и за ними мягко и тепло обступает бархатная южная ночь с запахами цветов и кипарисов, с пением цикад. Под высокими тёмными храмами прохаживаются паломники, читают под фонарями, сидя на лавочках. Время отступает на столетие назад.
В номере «люкс», который стоит около двухсот российских рублей, ждут уют, чистота, душ и постель со свежим бельём.
Рано утром горячее солнце блестит на уже нагретых камнях мостовой, сияет позолотой куполов белокаменных храмов и беседок. Мы идём по большой территории Лавры среди множества паломников, как по прекрасному сказочному городу.
Лавра принадлежит Волынской епархии, была основана на горе близ местечка Новый Почаев после татарского погрома Киева Батыем, около 1240-1241 года. Основатели — затворники Киево-Печерской Лавры, бежавшие на Волынь от ордынского разорения. Древнейшая летопись Почаевского монастыря рассказывает, как двое иноков с жителем села Почаев, пастухом Иваном Босым в 1240 году видели явление Богоматери, стоящей на Почаевской скале в огненном виде. На том месте, где стояла Пресвятая Богородица, остался след Её Стопы, наполненный чистой и целебной водой. Тогда, наверное, и была сооружена у подножия горы каменная церковь во имя Успения Божией Матери.
Со временем обитель стала приходить в запустение, но была вновь устроена помещицей Анной Гойской, принесшей сюда икону Богоматери, после того, как перед ней прозрел слепорожденный её брат Филипп. Эту икону 30 лет назад подарил Анне Греческий митрополит Неофит за оказанное ему гостеприимство.
«В 1596 году польское правительство провозглашает унию. Почаевская Лавра решительно выступает против распространения иезуитской системы и ополячивания православных, выдерживает натиск чуждых вероучений и становится могущественным духовным центром православия.
Во времена литовского правления духовными деятелями Лавры и самыми непримиримыми противниками латино-польского преобладания и унии были преподобный Феодор, князь Острожский, и святой митрополит Фотий, а также преподобный Иов, игумен Почаевского монастыря (его мощи теперь – одна из святынь лавры) и священномученик Макарий, архимандрит Овручский.
Но с 1713 по 1831 год Почаевская Лавра всё же находилась под властью униатов. Переданная в ведение православного духовенства, она в 1833 году получила название лавры с присвоением ей четвертого места в числе существующих в России. До революции при Лавре была иконописная мастерская, школа, где обучали различным ремеслам, три гостиницы и больница для паломников. Соборный храм Успения Божией Матери построен благотворителем обители графом Николаем Потоцким. Впоследствии в нем были воздвигнуты два придела: во имя святого Николая Чудотворца и в честь святого Александра Невского. В соборном храме над царскими вратами в звездчатом киоте помещается чудотворная Почаевская икона Богоматери. Ещё одна святыня — Стопа Богоматери (отпечаток ноги на плотном известковом туфе). Чудотворный источник, покрытый ковчегом, находится внутри церкви Успения Пресвятой Богородицы. Внутри скалы, под стопой, есть пещера, в которой вода стекает по каплям в сосуды и раздается богомольцам». (Сведения взяты из различных печатных источников).
Началась служба, и мы вошли в храм. Внутреннее убранство великолепное — сияющее позолотой, стены расписаны прекрасной живописью с изображением библейских сцен. В конце литургии с высоты царских врат была спущена чудотворная Почаевская икона в сияющем киоте — мы заняли очередь среди паломников, и когда наша очередь подошла, приложились к иконе, приложили к ней образок, купленный в одном из лаврских киосков, оставили поминальные записки. Потом приложились и к отпечатку стопы Богородицы.
Перед отъездом снова прошлись по территории лавры, и по городку у её подножия, полюбовались видами.
По совету одного из послушников, поехали на озеро святой Анны — по белой грунтовой дороге мимо заросших лесом гор, маковых лугов, сосновых лесов. У озера женский монастырь. Там тоже много народу – купаются в озере, берут в источнике воду.
В обратный путь
Возвращаемся. Навстречу летят холмы и невысокие леса. Сёла, возделанные поля, и везде пасутся кони и коровы, да упитанные козы. Пора сенокоса, убирают, возят сено. Носятся разные невиданные птицы, умудряясь проскальзывать в воздухе перед самой машиной. У дороги дети продают лесные ягоды – чернику, землянику. В деревнях и маленьких городках красивая, спокойная молодёжь – ни резкого слова, ни презрительного лица, ни вульгарной девицы, ни парня с пивом. Ни пьяного мужика. Продавщицы в магазине, где покупаем молочные продукты и хлеб — приветливые, симпатичные.
Перед Дубно – большой пятикупольный новый собор необычной архитектуры.
У деревни Полталия на обочине торгуют помидорами, абрикосами, клубникой. Обедаем в лесу. Он, светлый, чистый, из невысоких кряжистых сосен, звучит птичьим многоголосьем. Сколько земляники! Манит: наклонись, ешь, не уходи.
Вот и Белоруссия. Над вечереющим небом – полосы истерзанных закатных облаков. Среди равнины в молочно-зелёной ржи возникает огромный фантастический зубр и словно движется, плывёт оттуда к шоссе.
Встаём у таможни за вереницей машин. В окошко протягиваю документы, рядом стоит какой-то водитель. Таможенник говорит нам, чтоб открыли капоты, спрашивает — откуда, не везёте ли каких раритетов? Пожимаю плечами. Отходит, говорю ему тихо вслед: «Все раритеты уже вывезли, дядя». Переглядываемся с водителем, смеёмся. Он похож на кого-то из известных хоккеистов, машина у него большой чёрный джип. Ничего себе – я здесь таких не видела. Московские номера? Тогда всё ясно. И странно: было немножко радостно – соскучилась. В течение четырёх часов, от окошка до окошка, по территории таможни этот джип двигался за мной следом. За руль пересела мадам. А «хоккеист» всё выходил, останавливался рядом с нашей машиной. Как-то стало понятно, что мадам здесь не при чём, что он хочет подойти познакомиться и не решается. У последнего окошка весёлый таможенник, обратившись ко мне по имени, напутствовал, чтоб ехала осторожно. Тот, кто на джипе, вдруг тоже назвал меня по имени и сказал: «Прости, я бы тебя проводил, но перегоняю машину этой мадам». Он повёл плечом в сторону джипа и бросил туда странный, сквозной тоскливый взгляд. Я усмехнулась: «Ничего, в другой раз…»
«Приключение» в Бресте
Ночь, фонари, фонари… После Бреста что-то начинает греметь в машине, подъезжаю к заправочной станции с дымом из-под капота – как оказалось впоследствии, соскочил ремень, вышла из строя помпа, вытекла вода из радиатора. С этого момента начались «приключения».
Чтобы починить машину, надо вернуться в Брест, переночевать в гостинице, и утром найти автосервис. Но как вернуться в Брест, если из-под капота идёт дым?
Спрашиваю местных парней: не поможете ли за плату отбуксировать машину в Брест? Обещают, цепляют трос к своей старенькой иномарке, но что-то долго собираются, уходят, приходят. Совещаются в сторонке. Подхожу: нельзя ли побыстрее? Вдруг из кафе выходит какой-то тип и начинает задираться к моим «буксировщикам». Его дружок (или охранник) объясняет, что это рецидивист, и урезонить его невозможно. «Буксировщики» с растерянными лицами заталкиваются в свою машину. Я — в свою. «Рецидивист» прыгает на сиденье рядом со мной. Мой спутник сидит на сиденье сзади пытается сказать что-то, вроде «не имеете права». Пробую вытолкнуть с сиденья «рецидивиста». «Буксировщики» трогают, наша машина на тросе тоже трогается с места. Проезжаем несколько метров, «рецидивист» умудряется просунуть ногу и нажать на тормоз. Трос рвётся. Чуть не воткнулись в переднюю машину. «Рецидивист» пытается вырвать из замка ключ зажигания, я сопротивляюсь, как могу, он выскакивает, и, обежав машину, распахивает мою дверцу, тянет руку к ключу. Я, что есть сил, тяну дверцу на себя, отталкиваю его. Совершенно отчётливо чувствую вкус крови во рту. Сумасшедшая мысль: конец!
Путь вперёд отрезан машиной «буксировщиков», назад – бензоколонкой. Включаю заднюю скорость, резко отъезжаю на немного назад, «рецидивист» отскакивая, выпускает дверцу. А я с разгона бью стоящую впереди машину, она откатывается вперёд, освобождая пространство.
Умудряюсь в него проскочить, и вылететь на трассу. Это – две встречные полосы. Слава Богу, встречные машины сравнительно далеко, и я успеваю оказаться на крайней правой встречной полосе, по которой никто не едет. Разделительный газон занят какой-то стройкой с кирпичами и столбами, тянущейся с полкилометра — по нему на свою полосу не проскочишь. Продолжаю движение по встречной.
Помню ослепительные пульсирующие фары, смятение на дороге. Мой бедный спутник обретает дар речи. Говорю: «Не бойтесь. Всё нормально». Наконец вижу свободное местечко между столбами и проскакиваю сквозь них, через этот газон, через парапеты на свою полосу. Мне снова везёт – по нашей левой полосе нет попутных машин. Оглядываюсь – погони не видно. Брест. Останавливаюсь в центре рядом с таксистами. Машина дымит.
Мелкими перебежками, чтоб не повредить мотор, добираемся до гостиницы.
Утром следующего, воскресного дня, сервисы оказываются выходными. Ловлю на дороге какого-то мужичка, объясняю ситуацию. Ему нужно похмелиться. Мы друг друга нашли. Он добыл и мастеров, и запчасти, и заработал на выпивку. К обеду мы покинули Брест.
По пути заехали в Жабинки, там, в тихом месте, в светлом сосновом бору стоит Преображенский монастырь. Отец Стефан просил меня передать поклон настоятелю – отцу Серафиму. Но отец Серафим нас не принял.
Едем домой. Но я чувствую такую усталость, что останавливаю машину. Лес, луг, разнотравье, звенят кузнечики, замечательно пахнет детством, родиной. Под охраной своего спутника сплю полтора часа.
«Приключение» в Крупках
А потом – снова в путь. До Москвы около 600 километров, и уже позади Минск.
Всё так же скатертью стелется навстречу прекрасное Минское шоссе, всё те же поля разворачиваются по обе его стороны. И, опять, как заезженная пластинка: что дальше? Зачем?
В неверном свете сумерек, в огнях СДП (сбор таможенных пошлин) я не сразу увидела, что впереди меня движется машина, обслуживающая электросети. Что это была за машина! Невиданная - сзади приварен толстый чугунный щит, закрывающий собой и переднюю часть машины и часть дороги и неба. Слева, прямо на уровне моего лба, был приварен чугунный винт, диаметром ок.8 см! (это я потом разглядела). Нижние габаритные огни у щита не горели, верхние сливались с иллюминацией СДП.
Фактически, щит я увидела перед носом. Сворачивать было некуда – только в обрыв, но это верная гибель, поэтому тормозила как смогла.
...Звук был похож на звук сминаемой яичной скорлупы. ВСЁ! «Морда» у моей машины всмятку, чугунный бур «электросетей» пробил лобовое стекло и прошёл в пяти сантиметрах у моего виска. На нас – ни царапины.
Расписываю я долго, а на деле, как и в первый раз и это "приключение" длилось секунды. (Теперь, спустя годы, не думаю, что это было случайностью... Тем более, что под Крупками позже случилась трагедия, которую в моём случае, предотвратил мой Ангел-хранитель, потому что это спасение ничем другим объяснить нельзя - только чудом).
ГАИ, суета, протоколы, разговоры, сочувствия – всё поглотила ночь. Лежу в частной гостинице в белорусском городе Крупки, куда привезли добрые люди. Не представляю, что творится дома – мы должны были вернуться утром в воскресенье, сегодня ночь с понедельника на вторник. Почта в городе уже на ночлеге, наш билайн не принимает, связь из гостиницы почему-то невозможна. Я отсюда чувствую состояние дочери, и меня начинает слегка трясти.
Утром звоню домой из почтового отделения. С криком, слезами рвётся в трубку голос дочери – мама, где ты?!!
Мастера из города Крупки взялись за один день отремонтировать машину (мотор на моё счастье оказался цел).
У нас получился выходной. Мы бродили по городу, в котором почти все дома частные, старые. В низине, у речки пасутся кони. Заглядывали в сады. Заходили в магазины. В местном музейчике в первом зале — фотографии погибших «афганцев» — смешные тощенькие мальчишки, волосы соломенные, фуражки на затылках. На одном снимке – мать с отцом плачут, обнявшись. Во втором зале на снимках тоже мальчишки, но другой войны – Отечественной.
Познакомились с хозяевами нашей гостиницы. Это семья: родители и их дети — брат с сестрой, тоже семейные. Приветливые, доброжелательные люди. Гостиница их кормит, дала возможность построить ещё два дома на всех, нормально отдыхать, даже бывать заграницей. Но они сетуют, что 50% доходов уходит на налоги – в том числе, на содержание деревень, которым президент Лукашенко уделяет большее внимание, чем городу. Действительно, в деревнях здесь очень хорошо. Дороги и жильё, комфортный быт, инфраструктура — всё способствует тому, чтоб люди оставались работать в сельском хозяйстве, которое поддерживается всем необходимым – техникой, рабочей силой, финансами.
Мне думается, что 50% доходов, которые остаются на руках даже у таких, не великих предпринимателей, это совсем не плохо. В Белоруссии нет такой чиновничьей хватки, таких преград для развития частного бизнеса, как у нас. Да, возможно, местные предприниматели и чиновники не покупают крайслеров (разве что б/у, здесь у всех подержанные иномарки) и недвижимость в Испании, но зато страна, в целом, нормально живёт, и в ней есть сельское хозяйство и промышленность.
За машиной мы пришли рано утром, как договаривались, но в ремонте оказались недоделки, и только в 11 часам смогли отправиться в путь.
Мой спутник сказал: ну, теперь уже, наверное, всё — доедем без приключений. Но я почувствовала, как в сердце змейкой вползло предчувствие: нет, ещё не всё: двум быть, третьего не миновать.
В Вязьме машина, которая начала странно подёргиваться с белорусской границы (я подозревала плохой бензин), остановилась намертво, с трудом дотянув до бензоколонки.
До глубокой ночи пытался мне помочь грузин Георгий, (а до него и другие водители), мы съездили с ним за запчастями в какой-то круглосуточный магазин, он что-то менял. Но, увы, машина не двигалась. Предложил отбуксировать нас с помощью своей «Газели» до Гагарина, где он живёт. Но я отказалась – ему завтра куда-то рано ехать, а придётся возиться с нами — в наказание за свою доброту. Ничего — заплачу за погрузчик.
В ожидании погрузчика на холодном ветру, стоя у трассы, где неслись навстречу бесконечные фуры, слепя фарами, я думала – завтра это всё будет позади, останется в прошлом, как сон.
Утром, около шести, вяземский погрузчик подъехал к истринскому автосервису, где сгрузил машину, а нас доставил к подъезду. Обремененная сумками, я ввалилась в родной дом под радостные вопли дочери; залезла к ней под нагретое одеяло, и мы, обнявшись, уснули. Потом она рассказывала мне, что пережила за долгие часы неизвестности в эту жуткую ночь, разыскивая нашу «семёрку» по телефону и Интернету.
........................
…Стучат часы, скользит по полу и занавескам солнечный луч. Лежу, наслаждаясь мгновениями позднего летнего утра. Мгновения вдруг стали осязаемыми, плотными, и я словно чувствую их длительность и вес, упругую, приятную структуру. Как хорошо жить. Господи, прости мне это «что дальше?» Жизнь хороша сама по себе.
фото автора