Медицинский институт в нашем Донецке считается престижным , судя по количеству студентов, дающий им хорошие знания и практику. Некоторые из этих студентов создают семьи. Некоторые, возвращаясь к себе на Родину, спустя годы, отправляют к нам в Донецк учиться в медицинском уже своих детей.
Хорош студенческий городок! Ведь совсем рядышком с учебными корпусами и общежитиями для иногородних и даже иностранных студентов – расположена Больница Калинина с многочисленными корпусами и стационаром.
Территория огромная и на ней жизнь и смерть, переплетаясь, пахнет медицинским спиртом , стерильностью и надеждами.
Я училась, наверное, в классе третьем или втором, а может, уже и в четвёртом, - не помню. Гуляли с моей школьной и детсадовской подружкой Наташкой на территории больницы и мединститута. Хорошо там было попросту гулять! В воздухе настолько ощущалась близость летних каникул и конец учебного года, что усидеть дома было попросту невозможно.
Наслаждаясь тёплым днём, мы бродили по аллейкам, разговаривали, рассматривали футбольное студенческое поле, корпуса, проходящих мимо студентов-медиков, и вообще – что где находится.
Середина весны уже радовала нас зелёными кленовыми листьями, тёплым солнышком и прогретой тёплым воздухом землёй. Казалось, что вся территория была пропитана какой-то медицинской стерильностью и, не смотря на близость городского транспорта, казалось, что пыль и выхлопы сюда не долетают.
Проходя мимо странного, с высоким забором из шлакоблока здания, мы услышали ленивую перекличку собак. Нам стало интересно, что там за забором. Обошли вокруг здания в надежде, что хоть в каком-то месте забор будет ниже, и мы сможем рассмотреть, что там за ним. Но осмотр разочаровал однородной глухой стеной из шлакоблока и большими железными воротами, которые, естественно, оказались закрытые.
- Надо на что-то влезть, - сказала я задумчиво. – Пойдём, вернёмся к тем трубам.
Мы влезли на тёплые водопроводные трубы, стараясь не прикасаться к клоками выдернутой изоляции, уже в наших мытарствах вкусив опасности прикосновения стекловаты к коже.
Заглянули за забор и удивлённо обнаружили больше двух десятков собак на привязи.
Я в спешке спрыгнула с забора.
- Что это такое и почему там столько собак?
- Не знаю. – грустно ответила Наташка. - Но я спрошу у мамы. Она же у меня врач.
Я радостно кивнула.
***
На следующий день мы встретились по дороге в школу. Благо, что она в нашем районе была одна, заасфальтированная между домами частного сектора, пробегая через балку с вечным грязным ручейком, сбегающим в речку Кальмиус.
Наташка тихим голосом поведала мне, что узнала от мамы.
- Там была лаборатория для проведения опытов. Мама сказала, что там есть и морские свинки и хомячки. А ещё мама сказала, что там уже опытов над животными не проводят, а просто их кормят, чтобы у них был хоть какой-то дом. Приходят и кормят утром и вечером.
Я ахнула. Мне так захотелось взять зверушку домой! И людям ведь легче будет – меньше животных кормить придётся.
Мы договорились, что в воскресенье, когда не будет ни работников, ни студентов – мы пойдём спасать животных. А некоторых – возьмём с собой, чтобы раздать в хорошие руки. Можно даже объявление написать, чтобы у каждой зверушки появился свой дом и заботливый хозяин.
Воскресенье снова нас радовал тёплой погодой и солнцем. Мы с Наташкой не забыли взять с собой сумку для хомячков и свинок.
Подошли к забору, осторожно посмотрели и облегчённо вздохнули – никого из людей не было. Только собаки, виляя хвостами, лениво нас облаяли.
Дверь в лабораторию оказалась не запертая, и с чувством спасателей нагрузили в сумку штук 5 хомячков, а я выбрала себе трёхцветную морскую свинку. Она была большая, с маленькими ушками и густой шерстью. Я её сразу полюбила и назвала Машкой.
Сумку со свинкой и хомячками мы аккуратно перенесли через забор и вспомнили про собак.
- Нужно отвязать и освободить их! – нахмурившись, сказала я.
Я отправилась открывать ворота, а Наташка пошла отвязывать собак. Вскоре, я к ней присоединилась. Несколько красавцев-псов с радостью ринулось в воротам. Я улыбалась, выпуская их и наблюдала, с каким задором они спешат к свободе.
Оглянувшись, я наткнулась взглядом на Наташку, которая стояла в окружении стайки собак. Подойдя к ней, я спросила:
- Что случилось? Почему они не хотят уходить?
- Может, они не понимают, что теперь свободны?
И мы стали махать руками и гнать собак к воротам.
Сначала собаки, виляя хвостами, стали пытаться с нами играть. Но потом вдруг обозлились и набросились на нас обоих.
Мы закричали от страха, удивления и боли, пятясь к забору, где было легче перелезать через него. Боль от укусов была ощутимой и я, к собственному стыду, спряталась за спину Наташки. Потом влезла на собачью будку.
- Быстрее, залезай на будку и за забор! – крикнула я, протягивая ей руку.
Наташка, плача, всхлипывая, пытаясь струсить нависших на неё собак, подбежала ко мне, ухватившись за мою руку. А на её ногах и бёдрах уже были заметны кровавые точки от клыков.
***
Вот так спасатели!
Наши перепуганные сердца сверлил адреналин и боль. Уже за забором, присев под кленовыми деревьями, пострадав, прикладывая кленовые листья к ранам, мы с Наташкой, постанывая, смогли друг другу улыбнуться. Страшно было показаться с покусанными ногами дома. Мы договорились не говорить никому, откуда взяли свинок и хомячков.
Но укусы! Как мы это скроем от родителей? Я – молчала, как партизан, соврав, что поцарапалась гвоздями на стройке рядом.
Наташка, через нашу общую подругу передала мне, что призналась родителям.
Я огорчилась. Что будет!
И было нечто!
Дома меня сильно вздул отец. Я узнала, что лаборатория была действующей, и собаки, свинки и хомячки могли быть заражены болезнями, которые не излечимые на данный момент, но изучаются, чтобы иметь возможность лечить людей, которые от этих болезней сейчас умирают.
Свинок и хомячков у нас изъяли, приехавшие работники каких-то служб. И две недели по району ездили отстреливать собак, заставляя злиться и печалиться смотрящих на это детей.
А мы, дети, прятали псов.
Наташка долго не ходила в школу. Я узнала, что ей делали уколы. После этого случая мы долго с ней не общались, и наша многолетняя дружба явно дала трещину.
А ещё мне было невыносимо стыдно, что я спряталась за её спину. Я не винила её за то, что он нас сдала. Я винила себя за дурацкую свою инициативность и синдром спасательства.
С тех пор прошло много лет, и до сих пор я помню выводы, которые я сделала девочкой:
- «Никогда не прятаться за чью-то спину. Думать прежде, чем сделать. Говорить правду и себе, и людям. Не делать того, за что пришлось бы потом винить себя и просить прощения. И всегда отвечать за свои слова и поступки».
Такая вот история.