Ранее: Почему так всё сложно?
Как братики провели там лето, сейчас уже за давностью лет не помню. Знаю, что мальчики ходили к нашему двору, где мы жили в последний год перед детдомом, были у Логиновых. Навестили наши дубы, которые и я навещала в дни своего приезда в Черняевку. Конечно, дубы были не наши, росли они на углу школы, за её территорией и сразу за сараями колхозного двора, были ничейными, рядом стояли дома сельчан. Говорили, что этим дубам больше ста лет.
Я не думала, что так можно привязываться к чему-то неодушевленному, но каждый свой приезд в Черняевку, я так или иначе навещала эти дубы. Они были всё равно, что родные. Символом Черняевки. Много лет я не была там и, когда я вспомнила про эти дубы с кем-то в переписке, то мне написали, что дубов нет. Срубили. Это было все равно, что убили родного человека. Они бы еще сто лет прожить могли, но кому-то помешали и их нет. Для моих братиков эти дубы, видимо тоже что-то значили.
Отец еще показал им Ташкент, покатал на аттракционах в парке и сам привез их в детдом. Братики были довольны, рассказывали пацанам как они там провели лето, а общаться с нами поэтому поводу им было недосуг, у них были мальчишеские дела. Получилось так, что они успели попасть на детдомовскую автомашину, которая отправлялась в лагерь с продуктами и другими детьми. Отец, чтобы увидеть нас с Томой тоже приехал с братиками в лагерь
Сразу определили, что он остается с нами в лагере в эту ночь. Еще мы договорились с ним, что он сфотографирует нашу группу отдельно от всех остальных ребят, ибо если он начинал кого-нибудь фотографировать, то все, кому не лень, тоже хотели сфотографироваться. Ничего с этим нельзя было поделать, никто никого не слушал, просто вставал в ряд и ждал, когда фотоаппарат сработает.
А для того, чтобы сфотографироваться одной группой договорились встать рано, как только начнет светать и тихонько выйти к речке. Что мы и сделали. Только вот все заспанные вышли и немного зябко утром у реки. Такой и фотография у нас получилась. Зато память какая осталась!
Днём отец тоже сделал несколько фотографий тех, кто был на тот момент в лагере и хотел сфотографироваться. Не все, конечно попали в кадр, Толик вот не захотел сфотографироваться в группе. Зато остальные с удовольствием. Другие малыши тоже возле отца увивались и немного завидовали нам. Отец оглаживал их по головкам, но что он мог ещё им дать.
На следующий день мы с отцом отправились пешком из лагеря, но решили, что дойдем до дороги из Дормино, а там сядем на попутку до города. На дороге нам встретилась воспитательница Валентина Ивановна, которая только что сошла с попутки из города. Я попросила отца сфотографировать нас на мосту Дормино через реку Арысь. Так мы его называли. После Валентина Ивановна отправилась пешком в лагерь тем же путем, что пришли мы, а мы остались ловить попутку.
Нам повезло, попутка шла не только до города, но еще и за наш детдом. Остановилась прямо у ворот детдома. Детдом был практически пуст, директор в отпуске, детей человек пять и все они разбежались по своим делам, осталась только Света Харендорф, моя ровесница, которая просто пристроилась к нам и уже не отходила от нас ни на шаг. Ей тоже было скучно сидеть одной в детдоме.
До поезда было еще много времени и я повела отца посмотреть школу и городской парк, где я уже второй год помогала высаживать цветы и деревья. Там нас со Светой отец и сфотографировал.
Мы еще походили с отцом по городу, я показывала ему всё, что можно было показать. Проходя мимо железнодорожной больницы рассказывала, как у нас мальчишки играли в бомбочки, самостоятельно изготавливая их начинку и одна такая взорвалась в руках у малыша. Зажигательная смесь, рассыпавшись впилась в его живот, грудь, руки и горела еще в его теле.
Я, оказавшись рядом с ним, не знала, что делать, он дико кричал от боли. Тогда просто схватила его за руку, кивнула другой девочке, чтобы она тоже самое сделала и побежали мы с ним от детдома в эту больницу. Нас отправили в процедурный кабинет и только врач стал осматривать его, как внесли носилки с мужчиной.
Мужчина лежал на носилках с белым бескровным лицом, был в сознании, смотрел на нас отрешенно, а мы забились в угол за кушетку. Когда же развернули носилки и положили их на эту кушетку, то мы увидели ноги мужчины, которые оказались прямо перед нами. Одна была целой, а вторая без штанины. Сама нога по голень и с голой костью зубьями стояла на носилках, тогда как верхняя её часть тоже белела костью.
Я развернула мальчика к себе лицом и прижала к своему животу, чтобы он не видел этого ужаса. А он вырывался. Но как только был освобожден проход, я его вытащила в коридор. Мальчишка, даже, реветь перестал. Всё-таки что-то увидел и ужаснулся. Тут кто-то сказал, что он под поезд попал, когда пути переходил в неположенном месте. Нас отвели в другой кабинет, где долго чистили тело у мальчика.
Потом Свете с нами стало скучно, и она ушла, а мы с отцом еще ходили и дошли к старому кинотеатру в ветхом здании, где была афиша о дневном сеансе, и отец предложил сходить в кино. Он купили билеты, и мы сели ждать начало сеанса на лавочку во дворе клуба. Чуть погодя с нами рядом сел мужчина, один и тоже с билетом на дневной сеанс, еще спросил время.
Отец стал к нему присматриваться всё пристальнее и пристальнее, а потом извинился перед ним и спросил не Золотерёв ли он. Тот удивленно ответил, что да, он Золотарёв. Я вот и фамилию того мужчины запомнила поэтому. Спросил у отца, откуда его знает, а отец сказал, что они жили на одной улице в Туркестане и в детстве вместе играли в уличные игры.
Отец засмеялся, что только у Золоторевых были такие носы, а когда отец встал и прошёлся, тот тоже признал его. Отец был инвалидом детства и заметно хромал. Как он объяснял, что было застужено сухожилие, а лекарств хороших в то время, когда он болел, не было. А родился отец еще до революции в тысяча девятьсот десятом году. Потому говорил, что у него волчий билет. Нам всегда было интересно, как это волчий билет. Он же человек. Только со временем узнали, что это билет невоеннообязанного.
Они сидели и увлеченно разговаривали, вспоминали других своих товарищей, кто где живет, как, кто потерян, кто ушёл навсегда. Отец похвастался мною, сказал, что у него еще пятеро детей. Отцу тогда было пятьдесят четыре года. Начался сеанс, и мы вошли в зал, где народу было мало. После кино они зашли в привокзальный ресторан, где выпили по кружке пива, а мне заказали какой-то десерт. Потом я проводила его на поезд и вернулась в детдом.
Проходя мимо соседнего с детдомом дома, видела, как женщина в возрасте срывает в палисаднике повилику и ругает детдомовских, которые якобы эту повилику в её палисадник закинули. Я не выдержала и сказала, что она у неё еще с весны живёт, что она могла заметить и раньше, я посторонняя и то видела, как зарастает её палисадник. Она стала еще что-то кричать мне в след, но это касалось уже меня, а не всех детдомовских, и я просто игнорировала её.
В детдоме меня встретила Света и другие воспитанники, немного побегали, играя в игры, а потом и спать ушли. Спали все в одной комнате на матрасах, положенных на пол. Кровати все были вывезены в лагерь. Утром нас туда повезли на машине, не надо было идти пешком, хотя мы бы и это проделали с удовольствием. Всего каких-то восемнадцать километров.
Далее: Обожаемый девочками Николай.
К сведению: Это одно из моих воспоминаний на моем канале "Азиатка" , начиная со статьи "История знакомства моих родителей". За ними следуют продолжения о моей жизни и жизни моей семьи. Не обещаю, что понравится, но писала о том, что было на самом деле.