«После того, как Зоткина посчитали за мёртвого, а он оказался ещё живой, его дважды укладывали в госпиталь. Дали месячный отпуск домой – то ли помирать, то ли прийти в себя. Он не знал, живы ли близкие, и кто в деревне – немцы или наши. Как то тысячное воинство в лаптях, он был грязный, оборванный, завшивевший. Но возвращался один, не в толпе и был при смерти...
Потом снова фронт. Пришлось быть ему и топографом, и архитектором оборонительных рубежей, и писарем, и хозяйственником-снабженцем. И везде был он занят печным делом: в землянках, блиндажах, товарных вагонах, разбитых избах на полустанках, в открытом поле. Он был мастером на все руки: ремонтировал часы, швейные машинки, сепараторы, маслобойки. Мастерил ведра, тазы, самогонные аппараты. Чинил старые колхозные трактора и машины. Встречаются такие крестьянские самородки, которые всегда незаменимы и всем нужны. Взводные и ротные командиры брали его помощником во всех делах.
По той железной дороге, которая была вымощена трупами рабочего батальона, шло потом наступление на Сталинград. После битвы на Курской дуге он "снимал мины", в топких белорусских болотах гатил дороги, под огнём наводил мосты для наступления.
По нашим спинам шли и ехали, а мы готовили землю.
Я назначен командиром отделения, получил своё минное поле. Впереди идёт представитель взвода разведки, за ним мы, по-волчьи, след в след. Под вечер весть: подорвался Чернов. Он был огромного роста, до войны работал сталеваром. Недавно получил письмо: вся его семья – жена, сынишка и две дочки погибли в Сталинграде от прямого попадания бомбы. Жизнь для него потеряла смысл. Я пытался убедить его, что он не старик, семью ещё наживёт. Но он не реагировал. И вот, при неизвестных обстоятельствах у него в руках взорвалась ТМД-20 и от него собрали только опалённые кусочки.
Утром, выковыривая мину, сдуру подорвался мой одногодок Чернов. Подряд две страшных смерти.
...В соседней роте по разминированному месту пустили трактор, он подорвался. Командира роты разжаловали и отправили рядовым в штрафной батальон.
...К вечеру, после работы отделение молодёжи вместе с командиром отклонились от маршрута и кучей пошли напрямик. На глазах товарищей напоролись на фугас. Ни одного из 12 человек не осталось в живых! Таких потерь не было ни в одной роте.
Ночью углубляем траншеи, а днём заплетаем стенки и рубим сруб для наблюдательного пункта. Перед вечером подъехали броневики. По траншее бежит майор и приказывает очистить траншею, нерасторопных за шиворот выбрасывают наверх. Ну, а мы, видя такое, повыскакивали сами. По траншее идут человек 20–25. Впереди и сзади по три автоматчика, а посредине почти одни генералы, среди них и Жуков Г.К.
Один, в звании генерал-полковника, жалуется на недостаток артиллерии, отсутствие авиации. Жуков обложил его трёхэтажным матом, бросил (дословно не помню, а смысл не забуду): тебе пять маршевых рот присылали? Пришлём ещё десять, но атаковать обязан непрерывно.
Вот так! Пушечного мяса достаточно, зачем тебе ещё пушки? И авиация зачем?..
* * *
...Ставили мост через Днепр. Немцы постреливают.
И вот через наш мост прошло батальона два пехоты, все измождённые, испуганные, подавленные. Многие из госпиталей. Развернулись в цепь, пошли. За полкилометра до горы из немецких ДОТов на горе ударило несколько десятков пулемётов, заговорили миномёты. За считанные минуты положили всю цепь.
Опять через мост прогнали такую же пехоту. И точно так же всю цепь положили.
Пошла новая пехота. И только тут вынырнула девятка наших самолётов-штурмовиков. Они засыпали стреляющие ДОТы реактивными снарядами, и цепь беспрепятственно заняла гору. Убитых на наших глазах раздели догола и штабелями сложили в могилу.
Наших мёртвых хоронили раздетыми до белья, иногда ретивые стаскивали и хорошее белье. Закапывали в одну могилу до пятидесяти человек.
Немцы каждому копали могилу, хоронили полностью одетыми. Могилу огораживали берёзовыми оградками, ставили берёзовый крест, под крестом на холмик клали каску. Обмундирование в земле портилось, а сапоги хорошо сохранялись. Мы же обувью страдали неимоверно. Так вот по вечерам хлопцы отправлялись потрошить немецкие могилы. Я не охотился: был брезглив.
...Пришли ночевать в село, возле которого были бои. Валяются наши убитые, одетые в свитки, лапти. Нашли двух немцев, уже раздетых, без сапог. Местные жители среди убитых находят своих. Полевой военкомат забрал их за два дня до боя, и они прослужили в доблестной нашей армии ровно сутки, и тут же – в бой.
...Мы двинулись по лощине вдоль немецкой обороны. Белеются какие-то бугорки. Направились к ним. А это наши солдаты, 11 человек, целое отделение. Как шли на лыжах цепочкой, сержант впереди, так и легли, не нарушив строя. Нарвались на пристрелянный участок и погибли от одной очереди.
Позвали "могильщиков" – трофейную команду. Трофейщики стали раздевать погибших. Я взял шинель и ушанку с сержанта: он оказался моего роста и мой одногодок, сибиряк. В комсомольском билете членские взносы уплачены за февраль. А была середина марта. Наконец-то и у меня появилась шинель, но какая...
А нам и раньше иногда выдавали обмундирование, бывшее в употреблении, с подозрительными пятнами и заштопанными дырками. Теперь мы стали свидетелями, откуда это обмундирование.
* * *
...По болоту почти по шею бредут солдаты, автоматы подняты вверх. Встречный пулемёт режет их настильным огнём. Хорошо видно, как иногда падает автомат и пропадает голова.
Это по болоту идут штрафники. А пулемётчик – в ДОТе.
Штрафники приостановились, затаились за камышом. Тогда от нас в рупор раздалась команда, рассыпанная матюгами. Застрочили по болоту наши пулемёты – нашим в спину. Штрафники оказались между двух огней. Движение возобновилось.
На бреющем полете из-за леса вынырнул наш ИЛ-2. Под крылом вспыхнул огонь, около дота раздался взрыв, пулемёт замолк.
Оставшиеся в живых штрафники выбрались из болота и побежали к доту. Он оказался разворочен, там был один пулемётчик, прикованный цепью к доту. Этот пулемётчик был русским. Одно из самых отвратительных воспоминаний – заградотряды.
* * *
...В Польше нас заставили привести себя в божеский вид, пришить пуговицы, заштопать дыры, побриться, постричься. Ведь мы начинаем выполнять освободительную миссию! Из строя не выходить, на привалах не гадить, где попало, в туалет ходить в отведённое место, потом закидывать его землёй. Как только приближаемся к населённому пункту – команда: «Подтянись, подравняйсь, запевай!»
...Приехала в роту на Виллисе женщина-еврейка в звании генерала от медицины. Приказала привести медиков из соседних рот. Нам приказали, сняв штаны, проходить мимо неё. Выступила: Враг любыми средствами пытается ослабить нашу мощь. А в Польше привлёк и девушек легкого поведения. Количество венерических заболеваний растёт. Верховный издал приказ венерических больных военнослужащих отправлять в штрафные батальоны. "Хотите живыми вернуться, не смейте к полячкам соваться, каждая вторая больна венерической болезнью". Не знаю, правда это или нет. Но я к рискованным женщинам не тяготею. От случайных связей держусь в стороне всю войну. Около меня сколотилось несколько девчонок, и я их прикрываю от солдатских грубостей.
Сидим мы как-то вечером с польскими девчатами на лавочке. Въезжает на улицу наш танк Т-34. Молоденький младший лейтенант спросил, кто торгует самогонкой. Я указал на хату. Они подъехали, зашли. Слышу, как ругается один из танкистов, полезший зачем-то в танк. Тут подъезжает виллис, в нем майор-интендант. Полячка увидела машину и выскочила на улицу с криком: "Грабят!" Майор остановил машину и, не вылезая, спрашивает: "Кто кого грабит?" Полячка показывает на вылезавшего танкиста. Танкист обозвал ее спекулянткой, предложил по-хорошему заткнуться.
Майор взвился, почему он так ведёт себя в присутствии старшего по званию. Танкист предложил майору двигать своей дорогой, тут уладится и без него. Майор заорал: "Стань смирно, доложи, из какой части!" – "Катись к чёртовой матери, тыловая крыса" – ответил танкист и пошёл к хате. Майор выхватывает пистолет и стреляет в танкиста. Тот падает. Из хаты выскакивают остальные танкисты. Виллис срывается с места. Танкисты хватают товарища, засовывают в танк и пускаются в погоню. В лесу слышим два пушечных выстрела. Все наши солдаты, бывшие на улице, бросаются в лесок. В полуметре от дороги находим развороченный виллис с мёртвым майором и шофёром».
Олег ФИЛИМОНОВ
Продолжение следует…
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!