Есть такая расхожая фраза «Дети не выбирают себе родителей». Насчёт всех детей не могу утверждать, но моя дочь точно меня ВЫБИРАЛА. Вернее будет сказать — душа будущего ребёнка загодя выбрала для себя родителей. Никакие усилия не смогли отменить этот выбор. И это чистая правда. Об этой своей пронзительной истории я сейчас поведаю.
Шёл 1991 год. Мне было 28 лет от роду. В стране начались кардинальные перемены в общественном и государственном устройстве. В двери миллионов людей гулко и неотвратимо стучались тяжёлые испытания, растянувшиеся на долгие годы. Многие лишились работы, льгот, накоплений, средств к существованию. С прилавков магазинов исчезли почти все товары и продукты, цены росли каждый день. Страна погружалась в пучину хаоса.
И в этих непростых условиях неожиданно для себя узнаю́, что я в положении. Я к тому времени уже много лет жила в законном браке. У нас с мужем хорошие отношения, вместе растим семилетнего мальчугана, в общем, дружная семья. Мы недавно сменили местожительство и переехали в свой частный дом. Мне только-только удалось устроиться на хорошую работу.
А здесь такая неожиданная новость, как снег на голову. Не то, чтобы мы с мужем не хотели второго ребёнка, но всё это было в то время как-то очень некстати. Подумала, всё взвесила и приняла решение — один сынуля.
Для осуществления намеченного отправилась в местную поликлинику. Был хмурый дождливый день. Долго добиралась пешком. Надо сказать, дорога была неблизкой. Где-то посредине пути на меня неожиданно навалилась жуткая усталость. Стало сильно клонить в сон. Тяжёлые веки закрывают глаза, ноги ватные, вот прямо хоть садись на землю и засыпай. А в голове мысль колокольчиком стучится — Возвращайся назад!
Из памяти стёрто, как я добиралась домой. Помню, зашла в спальню, упала, как подрубленная на кровать и проспала беспробудно четырнадцать часов. На следующий день опять отправилась в поликлинику, но там на приёме врач заявила, что срок уже критичный, и я не успею сдать анализы на СПИД. Дело в том, что в 1991 году эти анализы готовили в течение двух недель. Короче, врач дала мне от ворот поворот: «Вот если бы вы пришли ВЧЕРА, мы успели взять анализы и отправить их с машиной в лабораторию».
Мне бы следовало задуматься ещё тогда над тем, что какие-то силы подают вполне очевидный знак! Немедленно откажись от дурной затеи. Но я игнорирую это предупреждение и не отказываюсь от принятого решения. Следующую попытку мне уже постаралась организовать моя свекровь. Отправила меня к своей подруге, опытному врачу. Но та посмотрела меня и категорически отказалась участвовать в моей рискованной затее: "Слишком поздно что-либо предпринимать."
Но я словно под наваждением иду (или меня ведут какие-то силы) по явно губительному пути, и следует третья попытка. Теперь уже моя хорошая приятельница направляет к своей сестре, которая работала врачом в районной больнице, располагавшейся на другом конце города. Обо всём заранее было обговорено, во сколько мне приехать, кого и как спросить на месте и т. п. То есть всё для меня детально расписали и согласовали.
Та дама-врач должна была дежурить в предстоящую ночью. И вот ненастным октябрьским вечером я еду на городской электричке... Всю дорогу настраивала себя как могла.
На этот раз добралась до места без происшествий. Дорога от станции до районной больницы была широкой и прямой. А вот настроение было такое же паршивое, как и погода. Накрапывал мелкий дождик, было сыро. Шуршавшие под ногами опавшие листья, нагоняли тоску. Осень скорбно шумела, как последний аккорд, песни той, что звучала и спета.
Впереди меня по дороге пухленький мальчуган заботливо катил коляску с маленькой девочкой, которая почти всё время задорно смеялась. Мальчику на вид было лет восемь — девять, малышке — года два. Я прям всеми фибрами души ощущала, что этим ребятишкам сейчас хорошо в присутствии друг друга. Кажется очевидным, что от такой картины должно наступить умиление. А я, наоборот, почему-то очень не хотела смотреть на них, мне было как-то не по себе в их присутствии. Но как бы я ни пыталась их обогнать, у меня ничего не получилось. Счастливые брат и сестра двигались передо мной до само́й больницы.
Я зашла в совершенно пустой вестибюль. Горело дежурное освещение. Была хорошо видна часть гардеробной с голыми вешалками. Вокруг ни души. Я покашляла, пошаркала, но помещение отозвалось вязкой тишиной. Стою, не знаю, что предпринять. И в этот момент из-за стойки гардеробной, как чёрт из табакерки, появляется всколоченная женская голова. Я даже вздрогнула от неожиданности. И если честно, испугалась.
На мой вопрос, как пройти к (называю Ф. И. О. врача), голова отвечает: «А она сегодня не работает! Да и приём уже давно закончен. Ступайте как вы женщина домой. Нечего вам здесь делать!»
Я начинаю горячиться:«Не может быть! Мы же с ней договаривались! То есть как это не работает?»
А она мне в ответ с вызовом:«А вот так это!»
Что-то меня смущало и пугало в этой женщине. Что именно я поняла уже на слякотной улице, куда вылетела ошарашенная всем происходящим. Женщина стояла за стойкой неестественно, как бы под углом, сильно накренившись в левую сторону как будто — поломанный манекен.
Все попытки связаться с человеком, который ожидал меня тем вечером в больнице, были безуспешны. Все попадавшиеся мне таксофоны были сломаны. Сотовых телефонов тогда ещё в проектах не было. Дозвониться я смогла только спустя два часа, после того как добралась до квартиры мамы. Выяснилось, что врач была на месте и ожидала меня. Наша договорённость была в силе, и она велела быстрее к ней возвращаться. И ещё сказала, что гардеробщицы, подходящей под моё описание, у них нет и никогда не было.
Я сидела на кухне у мамы. Пыталась согреться горячим чаем. На душе было смятение, в голове звенели вопросы:«Что делать? К кому обратиться? Что предпринять?».
Но чётких ответов не было и постепенно мысли настроились на другую волну. Помню, сижу, отрешённо смотрю в черноту вечера за окном и начинаю осознавать, что после всего случившегося, наверно, только упрямец или полный идиот не поймёт, что ничего не нужно делать. Уже трижды кто-то настойчиво отводил меня от этого безумного шага. Какие-то силы останавливали меня, посылали очевидные знаки, пугали меня. И тут в моём сознании чётко сформировалась мысль — «Не пытайся! Несмотря ни на что этому ребёнку предначертано родиться!»
И вот, примерно на седьмом месяце беременности приснился мне необычный сон, который до сих пор помню в мельчайших подробностях. В сновидении была удивительная девочка. Скорее девушка-подросток возрастом четырнадцать — пятнадцать лет. Высокая, стройная, тоненькая, с длинными до лопаток медными волосами. На ней одето очень короткое платье зелено — кислотного цвета со сложным рисунком. Она просто стояла молча и как-то с вызовом глядела на меня. Вот, дескать, мамуля, посмотри от кого ты хотела отказаться.
29 марта 1992 года раньше срока на месяц у нас родилась дочь. Видимо, торопилась, мамаша-то оказалась неблагонадёжной. Я не делала УЗИ, но точно знала, что будет девочка. И спустя пятнадцать лет она была именно такой, какой увидела её в том сновидении. Высокая, с длинными темно-рыжими волосами. Она и сейчас такая же, в свои 28. И характер не простой, как тот рисунок на платье. И мой старший сын также катал коляску со своей маленькой сестрёнкой, и она весело ему смеялась.
И кто сказал, что дети не выбирают себе родителей? На самом деле, как я потом узнала, души детей выбирают для себя родителей ещё задолго до своего рождения.