В первые же дни после начала германского наступления на Восточном фронте, вызванного срывом мирных переговоров между официальными представителями Германии и Советской России, стало ясно, что для советской стороны ситуация развивается самым неблагоприятным образом. Утратившая боеспособность и распропагандированная ранее большевистскими же лозунгами о прекращении войны и немедленном мире, армия, за исключением немногих отдельных частей, разваливалась под ударами многократно уступавшего в численности противника и в беспорядке отступала. Точно так же не проявили себя серьезной боевой силой свежесформированные красноармейские части. Напротив, германские войска продвигались на восток с пугающей быстротой, неся при этом минимальные потери.
Ввиду сложившегося положения советское военное руководство вполне резонно решило использовать в качестве инструмента сдерживания неприятеля массовое партизанское движение, которое должно было быть развернуто на оккупированных немцами территориях. Основная ставка тут делалась на крестьянство, поскольку крестьяне, не столкнувшиеся еще с такими явлениями, как "продовольственная диктатура" и продразверстка, пока еще доверяли в большинстве своем советской власти, и к тому же справедливо опасались того, что оккупанты введут новые налоги и восстановят на захваченных территориях имущественные отношения, существовавшие до революции (и немцы действительно сделали это к лету 1918 года). Одним из "партизанских краев" намечалось сделать и Псковскую губернию, тем более что развивавшееся там германское наступление в перспективе создавало угрозу Петрограду.
Организация "красной" партизанщины в губернии, с одной стороны, проходила довольно легко и быстро, но с другой натолкнулась на непредвиденные трудности. Лояльность крестьянства к советской власти и наличие в прифронтовых областях огромного количества оружия, брошенного отступающей армией, дали возможность в очень короткий срок создать множество хорошо вооруженных отрядов, общая численность которых превышала 10 тысяч человек. Однако же далеко не все крестьяне на самом деле проявили решимость сражаться с оккупантами. В ряде сел и деревень, достаточно далеко отстоявших от основных транспортных магистралей (вдоль которых и шло наступление немецких войск) жители очень охотно взяли оружие, но вместо того, чтобы нападать на германские коммуникации, использовали его исключительно для самообороны и решения конфликтных ситуаций со столь же хорошо вооруженным населением соседних деревень. Кроме того, в дальнейшем выяснилось, что партизанская активность оказалась в прямой зависимости от сезона сельскохозяйственных работ (что, в общем-то, можно было предвидеть) и свои вооруженные вылазки многие крестьяне-партизаны явно предпочитали устраивать в свободное время, которое начиналось у них только после уборки урожая. Наконец, скорое прекращение боевых действий, вызванное заключением Брестского мира, вынудило советское военное руководство официально расформировать партизанские отряды. Однако некоторые из этих формирований, оставшихся на занятых немцами территориях, продолжали периодически совершать нападения на германские продовольственные команды, обозы, а также имения российских землевладельцев на протяжении всего периода оккупации.
О том, как именно и в каких условиях происходило формирование крестьянских партизанских отрядов в Псковской губернии, дает хорошее представление доклад, составленный 20 марта 1918 года заведующим формированием партизанских отрядов прифронтовой полосы, членом коллегии отдела формирования и обучения Красной армии В.И. Ивановым, и направленный затем в Высший военный совет:
"В ночь на 25 февраля 1918 года коллегией отдела формирования и обучения было получено предписание отправиться на псковский фронт с первыми эшелонами красноармейцев в распоряжение генерального штаба Пехлеванова (громадная ошибка, которая впоследствии дала возможность генералам поднять голову). 25 февраля в 7 часов вечера я и тов. Беркуль по собственному желанию отправились на фронт с 1-м головным красноармейским отрядом, причем по неизвестным причинам готовый боевой эшелон был на Варшавском вокзале задержан на 7 часов и отправлен только после заявления с нашей стороны дежурному по станции, что если через 15 минут не отправите эшелона, то будете расстреляны. После чего мы ровно в 7 часов вечера двинулись и прибыли в Лугу в 2 часа 26 февраля.
Жуткая в это время наблюдалась картина, как многотысячная деморализованная масса солдат, заполнив все узлы дорог, панически бежала и по пути бросала и распродавала многомиллионное разное военное имущество. Носились самые разнообразные нелепые слухи о силах и преследовании противника. Громадных усилий стоило нам удержать небольшую, сравнительно с бегущими, часть красноармейцев на месте. По прибытии штаба Пехлеванова в город Луга, 26 февраля около 12 часов был созван первый военный совет, на котором присутствовал и я, причем здесь Пехлевановым было предложено окапывать Лугу и ждать противника. Я и тов. Беркуль с этим не согласились, и, получив разрешение от штаба, с командой в 30 человек добровольцев-красноармейцев и тукумцев направились на паровозе на Струги Белые и Новоселье. По прибытии в Новоселье, ввиду разноречивых крестьянских сведений о том, что, якобы, немцы далеко у нас в тылу, мы решили сделать самую глубокую и тщательную разведку. Имея в своем распоряжении 4 верховых лошади, я с тремя тукумцами отправился от Новоселья в сторону противника по шоссе Петроград - Псков. Проехав около 55 верст, мы нигде не обнаружили присутствия противника, о чем и было сообщено Пехлеванову. 27 февраля в Псков проезжала украинская мирная делегация, с которой (с согласия тов. Беркуля, как начальника авангарда) отправился и я с целью рекогносцировки.
В Пскове я выяснил, что немцы имеют незначительные сводные части и с лихорадочной поспешностью эвакуируют город. Русская буржуазия и офицерство настроены к нам враждебно, причем последние массами шли в немецкие ряды. По возвращении обо всем было сообщено штабу, после чего на станцию Торошино прибыли 1-й головной красноармейский эшелон и бронированный поезд. Нами был проведен целый ряд разведок и мелких стычек с противником, после чего нахальство немцев значительно сократилось и германский штаб понял, что перед ним стоит сила, которая умеет сопротивляться. В этот исторический момент, горя желанием выгнать коварного врага из древнего русского Пскова и зная незначительные силы противника, мы все же лишены были возможности перейти в наступление, не имея артиллерии и достаточного количества пехоты (в нашем распоряжении было 600 красноармейцев). Тогда я решил, одновременно исполняя должность начальника штаба авангарда, командира головных застав, разведчика и писаря, организовать крестьян в добровольческие партизанские отряды. С этой целью потребовал с тыла оружие и пулеметы, и раздавал их направо и налево, предварительно образуя на местах военно-революционные комитеты, в распоряжение которых и выдавалось оружие. Таким образом, за 3 - 4 дня у нас было хорошо вооруженных ружьями и пулеметами 12 тысяч крестьян прифронтовой полосы. Большая половина оружия у крестьян уже имелась (брошенное отступающей армией).
3 и 4 марта мною и тов. Беркулем было предложено Пехлеванову взять Псков, на что он не согласился, ссылаясь на постройку Торошинского моста (хотя впоследствии мы убедились, что пока строили мост, немцы приняли ряд технических оборонительных мер). Не останавливаясь на этом, я усиленно принялся сводить вооруженных крестьян в боевые партизанские дружины. Были выставлены заставы и посты на запад до Псковского озера включительно, и на юго-восток до станции Карамышево. Таким образом, к 14 марта пять прифронтовых волостей имели постоянные тысячные отряды, которые несли сторожевую службу, имея у себя в виде резерва около 7 тысяч вооруженных крестьян, которые ждали боевого сигнала, чтобы кинуться на Псков. Одновременно с этим я завязал тесную связь с тылом противника и там сорганизовал 25 мелких партизанских отрядов от 100 до 150 человек, которые непрерывно делали набеги на склады, транспорты противника и портили мосты и дороги, чем осложняли вывоз имущества и продуктов в тыл противника. Для этой цели мною были направлены 15 надежных добровольцев агитаторов-организаторов в Островский и Порховский уезды, которые непрерывно информировали меня о настроении масс в тылу противника, я же давал им необходимые средства и указания.
С получением извещения о заключении мира воинский энтузиазм у масс мгновенно угас (ибо он появился только тогда, когда немцы взяли за горло). От массы везде и всюду стало слышно: "мир во что бы то ни стало" и "дайте хлеба". 20 марта я издал приказ и широко распространил его среди крестьян о заключении мира и переходе на мирное положение, призывал к расформированию партизанских отрядов и созданию пограничных частей. Широкие крестьянские массы откликнулись и начали добровольно вступать в отряды."