- Этот мальчик был неблагополучным, жил вдвоем с бабушкой, мать родила его в свои неполные семнадцать лет, кто отец – неизвестно. Последние несколько лет она оставила сына на попечение своей престарелой матери и уехала с каким-то новоявленным кавалером куда-то на Север. С тех пор от нее ни ответа, ни привета. Бабушка Артема – женщина набожная, баптистка, регулярно брала внука с собой на богослужения. Все происходящее там он, по ее словам, воспринимал очень серьезно, часто спрашивал, не будет ли тот или иной его поступок грехом. И уж тем более ему было известно, что самый большой грех – самоубийство! Однако в ту роковую ночь он не стал ничего выяснять у нее, а покончил с собой, повесившись на электрическом шнуре-«переноске», прикрепленном к крючку для люстры. Когда утром бабушка вошла к нему в комнату, он был уже окоченевший.
- Какова версия?
- Возможно, он обнаружил какие-то глубокие противоречия между тем, чему его учила религия, и тем, что он наблюдал в действительности. Но все же надо будет обязательно узнать подробнее об этих богослужениях.
Я согласно кивнул на это и сделал пометку у себя в записной книжке.
- Может, они вообще сатанисты? – сделал я предположение.
- Нет. Если ты возвращаешься к вопросу о сектах, то это совсем не то, что ты думаешь. Это скорее своеобразная община, ее многие в станице знают, ничего дурного о ней никто не говорит.
- Ну вот, а раньше ты говорила, что никто из детей не состоял в подобных организациях! – пожурил я.
- Я просто в тот момент подумала совсем о другом… ну, о чем-то страшном…
- Как Артем учился в школе?
- Весьма посредственно. Но это его не беспокоило. Вообще, он немного отставал в развитии, но шизофреником не был, это точно. Дальше… - она перелистнула страницу, - Стрига Руслан, мать – продавец в магазине, отец – электрик в колхозе, семья вполне благополучная. Увлекался географией, часто пропадал летом на речке, строил с товарищами деревянные плоты и пускался с ними в недалекие прибрежные плавания. Той злополучной осенью собрал рюкзак и отправился один в поход. Его обнаружили трактористы, вспахивающие поле; на кургане с растущим на его вершине одиноким деревом их внимание привлекло что-то мелькающее в ветвях. Это был Руслан, повесившийся на альпинистской веревке.
Я взглянул на фотографию: переплетенный ветвями, словно щупальцами огромного спрута, мальчик, раскинув руки в стороны, был словно распят. Особенно эта ситуация была яркой, когда смотришь на курган, снятый издали. Широко открытыми остекленевшими глазами он смотрел куда-то вдаль – туда, где ему уже не суждено было увидеть новые места…
- Когда я первый раз увидела этот снимок, я всю ночь не могла уснуть, - призналась Жанна. – Ничего ужаснее и представить себе нельзя, правда?
- Мистика, да и только! – покачал я головой. Версия?
- У Руслана была болезнь суставов, и кто-то из врачей проявил непрофессионализм, дав ему понять, что лет через десять тот будет передвигаться с трудом. Зная его тягу к путешествиям, можно было бы предположить, что это сыграло свою роковую роль. Но – по словам родителей и всех, кто близко знал Стригу, - он был неисправимый оптимист. Любовь к жизни, на мой взгляд, в любом случае должна была быть сильнее будущих проблем, тем более не особенно-то и ясных пока еще. Как видишь, все мои объяснения – не более чем фантазии, ибо ни в одном случае не было сколь-либо значимых причин для рокового шага.
- И все же причины должны быть, иначе нам с самого начала пришлось бы признать это дело бесперспективным и ничего не предпринимать. Ну да ладно, оставим философию на потом. Что у нас дальше?