Поглаживая приклад пулемёта, отец Фёдор вспоминал свою жизнь. У него было на это время, те, кого он ждал, должны были появиться через три часа. Первая мировая война, он бравый солдат пехотного полка с георгиевским крестом на груди. Эту награду он получил за то, что уничтожил замаскированный в густом лесу пулемёт немцев. Война была страшная! Жуткие раны солдат долго ещё стояли перед глазами молодого священника. Комиссованный из армии по случаю тяжёлого ранения, после выздоровления, он поступил в духовную семинарию. На улицах большого города уже пахло революцией, вооружённые люди не отказывали себе в удовольствии язвительно смеяться над одеянием священнослужителя. В семинарии, ему посоветовали уехать куда подальше, пока всё не уляжется. Отец Фёдор возглавил приход с маленькой полуразрушенной церквушкой на границе Смоленской области. Три деревеньки – вот и вся его паства. Пришедшие к власти большевики не жаловали церковь, хорошо если относились равнодушно к службе, а то ведь и расстрелять могли! Церковь то закрывали, то не обращали внимания на открытые двери и собравшийся народ. Потом гонения дошли и до отца Фёдора. Шесть, с небольшим, лет он провёл в ссылке, почему его отпустили он не знал до сих пор. Вернувшись в уже ставшие родными края, застал церковь в ещё большем запустении. Вместе с неравнодушными селянами стал приводить её в порядок. А тут и война! Находясь в постоянной тревоге и страхе, деревушка прожила уже один год военной жизни. Немцы, изредка появляясь в деревне, церковь не трогали, службе не мешали.
Поправляя покосившийся образ на стене церкви, отец Фёдор услышал на крыльце шаги.
- Здравствуйте, отец Фёдор. Немцы в деревню приехали!
Перед ним стоял парнишка Матвей.
- Много их?
- Три грузовика и мотоциклы.
- Значит, много.
Отец Фёдор перекрестился, парнишка тоже. На улице послышался треск мотоциклетного двигателя. Возле крыльца кто-то, споткнувшись, выругался по-русски. В храм вошёл человек в немецкой форме, трижды перекрестился, глядя на образ святого.
- Здравствуйте, - начал он на чистом русском языке, - даже церковный запах не забыл. В моём имении в церкви пахло так же. Службу проводите, святой отец?
- Да какая сейчас служба? Только и успеваю отпевать покойников, забыл уже, когда крестил новорождённых.
Отец Фёдор принципиально не стал отвечать на приветствие.
- А почему из России не уехали, большевикам церковь не нужна была?
- А куда мне уезжать?
- Хотя бы в Польшу, туда много ваших съехало!
- Не хотел людей здесь бросать, верили они мне, ничего кроме веры у них не осталось.
- Знаю, что с Советской властью вы дружбу не водили, в ссылке были, чудом спаслись. Это меня устраивает. Знаю так же, что вы тайком крестили красноармейцев, когда они на фронт мимо деревни шли. Я всё знаю!
Отец Фёдор вспомнил про Федота, тот как-то раз видел, как он осенял знамением русских солдат, что шли навстречу врагу. Обещал выдать его немцам, когда те придут, сдержал своё слово!
- Для Бога все родные дети.
- Я почему встретился с вами. За деревней, в старом карьере, будет лагерь для пленных советских солдат и тех, кто не хочет дружить с великой Германией. В деревне вас уважают, прислушиваются к вашим словам. Так вот, вы должны донести до людей, что ходить туда не стоит, иначе смерть! Церковь придётся закрыть, можете взять иконы и повесить у себя в хате, там и служить.
- Говорили, что немецкие солдаты принесли на русскую землю свободу. А тут – церковь закрыть!
- Мне не хочется с вами разводить демагогию, я отдал вам приказ и вы должны его выполнить. Я назначен начальником того лагеря, буду жить в деревне, теперь я для всех власть. Вы меня поняли?
- Понял, чего не понять.
Офицер вышел, застрекотал мотоцикл. С помощью Матвея, отец Фёдор собрал образа, сняв их со стен церкви, уложил в котомку. Котомка та многое повидала, он с ней из ссылки вернулся, весь скарб его в ней уместился.
- Пошли, Матвей, до моей хаты. Держи ношу.
Сам отец Фёдор тяжёлого ничего поднять не мог, сказывалось ранение в спину, ещё в той войне с немцами.
- Отче, что же это происходит?!
- Война это!
Разместив иконы на давно небеленых стенах своей маленькой хаты, отец Фёдор долго молился. Молился за победу наших войск над супостатом, просил Бога помочь им.
Прошло лето, настала осень. Погода стояла тёплая, дождей было мало. Мимо деревни в сторону старого карьера всё время проезжали машины. Никто не знал, что там происходит, боялись туда ходить. Знали лишь, что на развилке стоят палатки и там живут полицаи. Часто со стороны карьера доносились звуки, что это было, люди понять не могли, по деревне ходили разные слухи. Полицаи и немцы в деревню заходили редко, если не считать того самого начальника лагеря и его охрану. Жили они в большой хате, хозяев выгнали, те они ютились у родни, в конце деревни. Про этого начальника отец Фёдор знал немного. Знал, как звать-величать, знал, что из русских эмигрантов он, уехал перед революцией, а теперь вот объявился в обличии врага своей Родины. Деревенские, по большому секрету, рассказывали, что видели колонны пленных советских солдат, как скот их гнали в тот самый карьер. Службу отец Фёдор в своей хате не проводил. Ограничивался лишь проведением причастия, отпевал жителей своей деревни и двух других, что были рядом. Начальник лагеря ничего против этого не имел, даже разрешил оставить ему лошадь, всех других отобрали и увели полицаи. Те, когда появлялись в деревне, вели себя нагло, брали всё что хотели, если кто противился из деревенских, то и ударить могли.
Только-только от его головы отступили тяжёлые мысли и он задремал, как услышал стук в окошко и тихий женский голос.
- Чего, Матрёна, случилось? - открыв окно, он увидел жительницу деревни.
- Отец Фёдор, беда! Митрофан мой помирать собрался, вас кличет.
- Сейчас приду.
Надев рясу и крест, отправился в дом к Матрёне. Несмотря на тёмную ночь, добрался быстро. На узкой кровати лежал мужчина, лицом белый, дыхание тяжёлое.
- Ты чего это надумал?
- Плохо, батюшка, совсем плохо, - Матрёна откинула одеяло, отец Фёдор увидел большое красное пятно на животе лежащего.
- Ты, мать, выйди. Мне с отцом Фёдором поговорить нужно!
- Ты чего, старый, удумал, а то я про тебя ничего не знаю?! Говори уже!
- Вот же вредная какая! Так всю жизнь нашу! Слушай раз не страшно. Отец Фёдор, вам только и скажу. Партизанили мы, оружие собирали, там, где наши оборону держали. Часть успели припрятать, а когда вторую половину несли, на засаду немецкую нарвались. Выдал нас Васька из Семёновки, - раненый закашлялся, - смерть ему под лопатку! У Николая из Ежей, дети все трое погибли, думаю, утром придут нехристи к родителям. Помогите, предупредите родню, пусть уходят.
- Хорошо, схожу к ним.
- Дальше слушайте, а то не успею сказать! Оружие то, мы под Марьиной берёзой спрятали, вы знаете, где это. Если люди добрые объявятся в наших местах, то скажите им про схрон. Пусть польза от этого железа будет! А сейчас идите в Ежи, до утра успеть надо, спасите, кого сможете! Утром меня отпоёте, как будто и не были у меня ночью. Идите!
Отец Фёдор вышел на улицу. Не успеть ему до соседней деревни, дорога трудная, спина будет ему мешать. Надо Матвея отправить, хлопец в миг там будет, вон какой шустрый. Повернул к дому Матвеевых родителей. Парень всё понял, вопросов не задавал, уже через минуту он скрылся в темноте. Даже после этого тяжкий груз с души священника не спал. Было горько осознавать, что можешь так мало сделать для людей! Рано утром, через деревню, на большой скорости промчались два грузовика, в кузове сидели полицаи. Через три часа отец Фёдор услышал на улице встревоженные голоса. Выйдя из дома, увидел людей, те смотрели в сторону леса, соседка неистово крестилась. Посмотрев в том направлении, разглядел поднимающийся чёрный дым, дыма было много, так не горит один дом! За лесом была деревня Ежи. Вот значит, куда ехали полицаи! Не подав виду, что ему что-то известно, переоделся и пошёл к Матрёне. Гроб с телом Митрофана стоял на табуретах посреди комнаты. Только священник стал читать молитву, как в дом вошёл начальник лагеря и трое немецких солдат. Ни говоря, ни слова, офицер приказал что-то солдату, тот подойдя к гробу, с силой дёрнул полу пиджака на покойнике. Всё увидели кровь на чистой рубахе.
- Значит, ещё один партизан нашёлся! Так! А вы, святой отец, и ничего не знаете?
- А что я должен знать? Я знаю, что человек умер и мой долг отдать ему последние почести как сыну Божьему.
- А потом и в соседнюю деревню бы поехали?
- А там что, кто-то умер?
- Думаю, что да. Видели какой дым был? У вас будет много работы! - офицер громко рассмеялся.
Призывать его соблюдать приличие в доме с покойником, отец Фёдор посчитал лишним и так было понятно, что враг не уважает свои же обычаи. Вскорости вернулись машины с полицаями, они вытащили за волосы Матрёну, заставили встать перед офицером на колени.
- Я хочу, чтобы все жители этой деревни поняли раз и навсегда! Кто пойдёт против великой Германии будет наказан. Наказание одно – смерть! В хату её и закройте ставни и двери, а то эта ведьма через окно выскочит! Полицаи, бросились выполнять приказ. Хата превратилась в тюрьму, а потом произошло совсем неожиданное. Притащив под углы дома соломы, один из полицаев чиркнул спичкой, огонь потянул свои языки к небу. Заголосили женщины, заплакали дети. Отец Фёдор молчал, его рука онемела от количества знамений, которыми он окрестил горящий дом.
Вечером к нему пришёл Матвей, пришёл через огород, побоялся на улицу выходить.
- Что же это, отец Фёдор, как же можно людей живьём жечь?! Вы говорили, что Бог всё видит, что он помогает людям, а как же сегодня?! Почему не помог? В Ежах полицаи всю улицу сожгли, кто успел выскочить из хаты, тот живой остался. Старики долго кричали!
Священник не знал, что сказать этому хлопцу, не знал как объяснить!
- Мальцы в карьер на той недели ходили, - Матвей опустил глаза, - такого страху натерпелись, Мишутка до сих пор не разговаривает. Они там наших солдат расстреливают, из пулемётов. Раненых штыками добивают. В ряды складывают, присыпают землёй, а сверху новых кладут.
За окном остановился мотоцикл. Дёрнув за большое кольцо крышки подполья, отец Фёдор указал Матвею на открывшийся лаз, тот спрыгнул в темноту. В дом вошёл начальник лагеря.
- Как вам сегодняшнее представление? - офицер улыбался во весь рот, ему нравилось то, что он делает.
- Грех это большой, людей убивать!
- А когда партизаны немецких солдат убивают – это не грех?!
- Вы сами знаете ответ на свой вопрос, - отец Фёдор смотрел в глаза когда-то русскому человеку.
- Хватит мне голову морочить! Вот вам мой приказ: послезавтра в деревню переезжает охрана лагеря, холодно уже в палатках жить. Идите к людям, скажите им, что надо освободить дома по правую руку от моего дома. Пока это предлагается сделать добровольно! Мебель должна остаться в домах, барахло своё пусть забирают, так и быть. Если к полудню послезавтрашнего кто-то в этих домах останется, я не виноват, что они будут наказаны! Это ясно?
- Ясно.
Отец Фёдор выполнил приказ офицера. Сказал людям его волю, просил послушаться, чтобы избежать новых жертв. Когда он отвечал офицеру «ясно», он уже знал, что ему самому надо делать.
В эту же ночь он пошёл на старый покос, к Марьиной берёзе. Своё название она получила из-за большой трагедии случившейся несколько лет назад. Деревенская женщина по имени Марья, пошла по ягоды со старшими дочерьми. Случилась сильная гроза и ливень. Укрылись они под этой берёзой, а в неё прямиком молния ударила. Отпевал он их тогда тайно, было это ещё до его ссылки. Не сразу, но отыскал он тот схрон, раскопав свежую землю, увидел ящики и завёрнутое в брезент оружие. Приглянулось ему одно, догадался он, что пулемёт это. Отыскал и плоский, как блин, диск с патронами. Недолго покрутив в руках не известную ему модель, догадался, как она работает, сказалась военная молодость. Открыв один из ящиков, обнаружил там гранаты. Всё сгодиться для того, что он задумал. Две ночи ушли на то, чтобы перенести всё это к примеченному им месту. Спина болела, отказывалась сгибаться, несколько раз он ложился на сырую землю, давая ей отдых. Наконец всё было на месте. Утром, надев новую рясу, крест и свою военную награду, он долго молился, после чего спрятал иконы и прочую церковную утварь в тайник в подполе. В тот раз не нашли, даст Бог и в этот раз не найдут! Теперь, пригревшись на осеннем солнышке, он ждал. Послышался звук моторов, вот-вот из-за поворота должны показаться те, ради кого он здесь находился. Показались люди, но они не были людьми для отца Фёдора, в том понимании в каком их создал Господь. Это были посланники ада, нехристи и убийцы, не для них Бог создавал эту прекрасную чистую русскую землю. Пьяные от алкоголя и своей безнаказанности, одурманенные чужой кровью, к нему приближались полицаи. Они старались соблюдать что-то подобие строя, но получалась большая толпа. За ними ехал мотоцикл, а там уж и два крытых грузовика. Отец Фёдор прижался щекой к нагретому солнцем ложу пулемёта и плавно нажал на спуск. Полицаи падали, как зелёная сочная трава под косой! Водя стволом пулемёта из стороны в сторону, старался не дать спрятаться или убежать! Отпустил палец только когда кончились патроны. Солдаты уже выпрыгнули из грузовиков, ответив ему стрельбой из карабинов. Мотоцикл перевернулся. Теперь очередь гранат. Одна за другой они летели в скопление врага, их разрывы слились в один гул, земля не успев осесть, снова вздымалась в небо. Спрятавшись за мотоциклом раненый начальник лагеря пытался достать из кобуры пистолет, вдруг, что-то упало рядом с ним. Повернув голову, он увидел гранату, это было последнее, что он видел в своей жизни. Когда дым рассеялся и улеглась пыль, немецкие солдаты нашли на пригорке человека. Он лежал на спине, глаза его были устремлены в небо, на устах была блаженная улыбка, большой крест на его груди сверкал на солнце, слепя своим светом глаза вражеских солдат! Через два дня, в Семёновке, сгорел в бане Васька-предатель. Кто-то говорил, что печка, дескать, была негодной, а те, кто его хорошо знал, были уверены, что это его Бог наказал. Ведь что посеешь, то и пожнёшь!