"...Язык тела — это поэзия, потому что он дает единство, которое существовало еще до того, как появились слова.
ПОЭЗИЯ ТЕЛА ПРОСТИРАЕТСЯ ДО СОБСТВЕННЫХ МУЗЫКИ И ТАНЦА: мы сдаемся на милость истории, которая передается ее собственными жестами — это вопрос, который она задает, как бы слегка вопросительно приподнимая брови, — так мы получаем информацию о множестве звуков, которые прячутся в моментах ее тишины. Если мы терпеливы и внимательны к «пустоте», к темноте тела, она освещает наш путь — показывает (открывает) нам смыслы, которые освещают все, даже если сами остаются неясными, темными. Невероятное становится знакомым. Свет растекается по всей поверхности, а вода и масло, смешиваясь, становятся единым целым...
И в теле, и в поэзии происходит сложный интуитивный танец формы и содержания, который можно мельком заметить на миг, но который никогда не увидеть в полной мере при свете дня. Тело рассказывает свою собственную историю — благодаря тому, как оно движется и дышит, благодаря тому, как оно замирает неподвижно, — оно воплощает в себе историю того, чем всегда жило. Если мы будем подходить к телам наших пациентов как к стихам, чем они по сути и являются, мы начнем с того, что они, точно корпус любого глубокого стихотворения, рассказывают нам историю, которая куда больше, чем мы когда-либо сможем узнать до конца. Да и как может быть иначе, раз уж — как мы, раненые целители, прекрасно знаем, — наши пациенты пришли к нам, чтобы мы помогли им сделать что-то с их болью, которая гораздо больше, чем они сами были бы способны вынести в одиночестве.
История человека с ее ужасной болью и стыдом так или иначе застыла в панцире нашего характера – именно этому учил нас Вильгельм Райх. Кто-то из нас, может быть, сумеет разглядеть значительную часть этой истории в теле своего пациента, но он, этот пациент, не будет чувствовать ее больше, чем то, что он сам сумеет вытерпеть из той боли и того стыда, которые как раз и сломили его в самом начале. Большая часть истории, этого стихотворения, остается в тени, в бессознательном, в неявном. Это приглушенное дыхание, напряженные мышцы, неловко подогнанные друг к другу сегменты тела — это ведь само по себе уже причиняет мучения, — но они также милосердно разрушают общий смысл. Свет гаснет при невозможной для осмысления утрате своего «я»."
@ Роберт Льюис, д-р медицины, СБТ.
Ведет частную практику в Нью-Йорке. Тренер факультета IIBA, преподаватель клинического факультета Нью-Йоркского университета/медицинского центра Маунт-Синай.
