Когда она заходила на собеседование, я не увидела на ее лице ничего, кроме рта. Он был крупный, нечеткий и подкрашен в такой оттенок красной помады, будто девушка выпила свежей крови. Лишь потом разглядела сухие, мускулистые щеки и твердый подбородок. Бывают такие лица, тренированные, как тела фито-няшек. Все-таки мускулатура на женском лице должна быть гладкой, это придает ему нежности. Я думаю, лицевые мышцы огрубевают от постоянных неестественных ужимок.
Она сказала начальнице, что зовут ее Ханна, ей 40 лет, на предыдущей работе занимала позицию – руководитель колл-центра, и приехала сюда на личном автомобиле. Уточню, что собеседовалась женщина на вакансию оператор колл-центра. Разговаривает она, будто в колокол бьет. Мы почувствовали большое облегчение для ушей, когда Ханна ушла.
Если новенькая оказывается поблизости, Люба враждебно молчит. «Не подходи ко мне», - говорит ее лицо, и Ханна действительно не подходит. Она огибает стол Любы по радиусу достаточному, чтобы ее нельзя было настигнуть в прыжке. «Не подходи ко мне», - говорит спина Любы, когда Ханна оказывается позади.
- Вы вчера не помыли свою чашку, - сказала ей Люба на второй рабочий день. - Будьте добры, не оставляйте за собой грязь, у нас здесь не конюшня.
- Хорошо, Люба, - ответила Ханна.
- Меня зовут Любовь!
После такого приема Ханна улучила минутку, когда Люба вышла в туалет, и сказала мне вполголоса:
- Юлия, можно с вами поговорить?
- Конечно, можно. Только не надо на вы и лучше просто Юля.
- Хорошо, тогда не уходите сразу, как закончим, я провожу вас до метро.
После Любиной отповеди она так и не смогла переключиться со мной на ты. Видимо, Ханна и меня боится на всякий случай. В метро она стала расспрашивать, сколько я получаю, каковы здесь денежные перспективы? Я ответила, как есть. Процентов от сделок нет, есть вознаграждение за нового клиента. Новые клиенты появятся, когда у тебя будет своя база, а своя база появится не раньше полугода при условии успешного общения, и если удачно сойдутся звёзды.
Но судя по тому, как она разговаривает, мне кажется, они у нее не сойдутся. Громогласный голос – это полбеды. Но она говорит «ладненько», «пасибки» и другие подобные словечки – гендиректору компании. Будто в чатике с пацанчиком болтает. Эти соображения я уже не стала выкладывать.
Ханна жадно вглядывалась в меня, и эти глаза, вернее, само их выражение показалось мне странно знакомым. Цыганские, черные, они как будто впитывают тебя. Низкий цыганский лоб, иссеченный морщинами, смоляные волосы.
– А ты откуда? – спросила я.
– Я арабка. У меня отец араб, а мама русская. Мы жили в Эмиратах, а потом я уехала в Россию и до сих пор проклинаю тот день. Здесь у меня сгорел ребенок, был пожар на даче, соседи подожгли. Я сама еле спаслась, потом легла на операцию, у меня не было волос, бровей, ничего не было. Второй ребенок умер, а третьего вот сейчас на свекровь бросила, а она сама больная, и муж больной, я одна зарабатываю на всю семью. Всех накорми, за коммунальные заплати, это кроме того, что я плачу ипотеку и кредит.
– Как же ты справляешься?
– У меня есть еще работа, тоже в колл-центре ночном. Сейчас туда еду. Там с восьми до шести, потом пару часов подремаю и сюда.
– Да ты же с ног свалишься. А спать когда?
– Я уже валилась. В метро упала, люди подняли. Я сейчас еще рассматриваю вакансии, езжу по собеседованиям. У меня много вариантов. На прежней работе я получала 20 в неделю. Юля, я если что-то хорошее найду, я и вам подкину, дайте мне свой телефон.
Я только головой покачала. Но меня смутило ее мягкое «Г». Неужели в Эмиратах тоже так разговаривают? «А я с Украины», - говорю. Она ничего не ответила.
На следующее утро, когда Ханна вошла в кабинет, Люба проводила ее удушающим взглядом.
– Чего ты так на неё? – спросила я ближе к вечеру, когда новенькая вышла, и пересказала ей вкратце печальную историю Ханны.
– Она всё врет! – взвизгнула Люба. – Не надо мне рассказывать эту муть! Из Эмиратов она, ага. Брешет, как дышит. Горела. И вся семья на ней.
– А откуда она?
– Какая ты, Юля, наивная, тебе рассказывают, а ты и веришь. Не знаю, откуда, но она врет, каждое слово врет! - Люба побелела от злости.
Мне знакома эта реакция, как и взгляд новенькой. Я вспомнила, где видела таких женщин. Когда я работала в швейном цеху, на них так же реагировали другие сотрудницы. Этот взгляд, ухватки, а особенно жилистая, нездоровая худоба и тихая звериная вкрадчивость – печать женщин из мест лишения свободы.
- Ты заметила, она тебя копирует? – мстительно сказала Люба - Заметила? Голос твой, слова. Словами твоими говорит!
Да, я заметила. Это тоже их черта.