Восьмая глава рассказывает, как пленные немцы встретили май 1945 года и как он поймал соседа на воровстве, а также и то, как меняются товарищи, когда этого требует желудок.
Окончание войны 8-го мая 1945 года было объявлено в Советском Союзе 9-го числа. Ранним утром этого дня в Ульяновске взвыли сирены. Они выли очень долго. Мы сначала не понимали, что это должно было значить. Затем стало известно: войне – конец! Эту весть мы скорее зарегистрировали, чем восприняли с эмоциями. Сначала для нас ничего не изменилось. Вскоре мы почти забыли, что война закончилась. Погода становилась все лучше и лучше. Над уходящей вдаль землей плыли, словно огромные парусники, белые облака.
В конце мая пленных снова перегруппировали. Группа из двадцати человек была незыблемой структурой. В общем-то от нее можно было отказаться, но подобная группировка была необходима из-за раздачи хлеба. О сотне больше не было речи. « Dwadzatka » была отныне самым крупным подразделением. Самым малым было пять человек. Однажды в таком составе из пяти человек я был в наряде по чистке картошки. Лагерь стал более обозримым. Когда смертность снизилась, мы заметили, что четверо мертвецов оставались лежать под стеклянной крышей, пока не приносили пятого, поскольку должна была набраться пятерка. Этой арифметики придерживались русские.
Ряды нар постоянно группировали, чтобы набрать двадцать человек. Нас это веселило, хотя это постоянное тасование в общем-то злило и утомляло. В конце концов, я попросил переводчика, чтобы он записал меня в любую двадцатку, не важно, в какую, но чтобы вместе с Вилли, поскольку мы с ним являемся друзьями с начала русской кампании. Тут он запнулся, здорово удивился, затем спросил меня, был ли я на Миусском фронте (Немцы так именуют фронт на реке Миус в Украине – прим. перев. Д.К.) «Конечно, там я был тоже», - ответил я. Тогда тот сказал: «Хорошо, ты останешься вместе со своим товарищем, я позабочусь об этом». Так что в плену одно мое пожелание действительно было выполнено.
В то время, в декабре 1944 года, я лежал посередине фабричного зала, а гиены заигрывали со мной, кружа вокруг больного жаром. Теперь я лежал в углу и спал прямо возле стены. Вилли лежал дальше через пару нар, но мы относились к одной двадцатке. Гиен и волков в образе военнопленных больше не было. Уклад жизни становился все более цивилизованным. Но случайно мне снова повстречался один крайне несимпатичный современник. Во время новой перегруппировки он высказал пожелание, что хочет быть поселенным непременно рядом со мной. Я позаботился об этом. Но его благосклонность была всего лишь лицемерием. Прежде, чем нас в очередной раз расселили, он украл мою солдатскую книжку и ложку. Я не мог это доказать. Мне было жаль очень хорошую ложку. Бумага солдатской книжки была хороша для самокруток. Спустя пару месяцев я увидел, как он ел моей ложкой. Я пошел к переводчику и доложил ему об этом. Тот подошел со мной к этому человеку и спросил того, крал ли он эту ложку. Бывший сосед так сконфузился, что сознался в воровстве. Мы произвели обмен ложек. Я получил свою назад, и отдал ему эту убогую кочергу, ложку Вермахта, на другом конце которой была вилка. Посередине ее был сконструирован поворотный механизм, с помощью которого вся жестянка могла складываться. Когда я рассказал Вилли эту историю, мы снова расхохотались во все горло.
Герда Кемпера мы совсем забыли. Может быть, мы тоже стали немного равнодушными. Внезапно он появился. Мы в буквальном смысле слова набросились на него. Ему было много чего рассказать. Герд был очень немногословен, сказал лишь, что он был выписан из лазарета. Герд снова был здоров и в некоторой степени хорошо выглядел. В полдень он не присоединился вместе с нами в очередь за обедом. Более того, днем он часто пробегал с котелком, полным пшенной каши, залезал на свои верхние нары и ел у нас на глазах. Он буквально давился кашей. Вилли, я и все остальные давно уже съели свою скудную порцию « Kascha », а Герд все глубже и глубже зачерпывал в свой котелок и еще некоторое время ел у нас на глазах. Затем он шел в лазарет и брал добавку. Мы не переставали удивляться. Вскоре мы все узнали. Герд познакомился в лазарете с одним санитаром из своей деревни, и тот позаботился о нем. Возможно, санитар навязал ему строгие нормы поведения – ни в коем случае не отдавать ничего своим товарищам, лучше всего никого более не знать. Герд так и вел себя по отношению к нам, и мы не могли поставить ему это в вину.
Перевод: Дмитрий КУЗИН
Фото: Интернет
Если вам понравился перевод, отметьте его лайком. Начало мемуаров вы найдете здесь. Подписывайтесь на мой канал и добро пожаловать в комментарии.