Я уже совсем не помню, как ее зовут...Ну давайте назовем ее Шура.
Она лежала рядом с моей матерью в терапевтическом отделении местной больницы.
Палата была маленькая, на три человека, но лежали почти всегда только двое: она и моя мама.
Третья кровать заполнилась только тогда, когда мама уже готовилась к выписке.
Мама легла в больницу с
невыясненной этимологией заболевания. Она просто начала падать ни с того ни с сего, и ее положили на обследование. А Шуру положили тоже на обследование, она очень кашляла, и надо было узнать от чего.
Хотя этого и узнавать не надо было на мой взгляд -
Шура курила. Курила помногу. Курила натощак.
Притом ,наверно, и употребляла когда-то.
Потому что вид у нее был, как у подстрелянной птицы-грача. Черная, бухающая, как в грязную, бездонную трубу, со впалой грудью и в синем халате, который висел на ней, как на вешалке.
Мама в палате постепенно обжилась. Я ей принесла плед, потому что она мерзла, маленький кипятильник, хотя нельзя. Потом сменила его на чайник вместительностью в один стакан.
Я приходила к ней каждый день после работы. Работала я тогда на фабрике, график у нас был хороший, до пяти, и я все успевала.
Я ей приносила все, что она хочет. Но нужно знать мою маму, чтобы угодить ей.
По той простой причине, что она не хотела ничего. У нее всю жизнь был больной, чувствительный желудок, и она очень избирательно относилась к еде. Соленого не буду, сладкое не люблю, мясо не хочу, фрукты...подумаю.
Я постепенно все- таки приладилась к ней и стала приносить ей то, что она любит.
К ее соседке не ходил никто.
У нее было два сына. Один пропащий. Который пил, почти не просыхая. Шура его жалела. А второй успешный- работящий и страшно зажимистый, он не давал Шуре денег, так как думал, что она отдаст пьющему. Кстати сказать, он и в больницу к Шуре ни разу не пришел. Не принес ей ни яблочка, ни конфетки.
Пока я не могла приспособится к маме, все, что я ни приносила ей, перекочевывало к Шуре.
Ну, например, принесу я ей колбасы, глядь, это у Шуры.
Я к маме с вопросом:,,Почему?,, Ведь я трачу свои, итак не такие уж большие деньги, почему я должна тратить их на чужого человека...
Мама мне уклончиво объясняла. Мол, потому что я это есть не могу, а Шура съест.
Ладно...На следующий день я приношу пирожки с творогом. Опять они у Шуры.
Творог кислый, а Шуре можно.
Мне тоже было жалко Шуру. Она так бухала в свою трубу, и был у нее такой простой, незлобливый, подстреленный вид, что поневоле посочувствуешь неприкаянному человеку.
Почему- то мне представлялось , что она живет здесь, где- то недалеко от Негочи, от ее дурных трав и топких берегов в каком-нибудь бараке. Что дома у нее ни-че-го... Табуретка, да стол с рваной клеенкой. Что в углу умывальник с замызганной крышкой, а в доме вечный шурум- бурум. Разборки, да нищета.
Кто таким людям виноват? Конечно, они сами.
Поддались когда- то соблазну. Впустили в свою жизнь спиртное, оно их и скрутило, и вытравило из них душу. Но самое интересное, что они, такие люди, просты. И совсем незлобливы. Они проявляют участие, могут помочь в простом. Ну, в общем, они лично у меня не встречают совершенной неприязни.Как некоторые другие, хорошо устроенные люди.
Постепенно я стала приносить что-то маме, а что-то Шуре. Например, маме консерву рыбную за 100 рублей, а Шуре паштет за 40. Чтобы поддержать ее, но не сильно расходоваться.
А то, что мама не могла брать, она стала усиленно совать мне назад. ,,А то Шурка все заберет...,,
Вернее, достанется Шурке.
А у той и впрямь стала скапливаться в холодильнике целая полка продуктов. Не одна же мама ей отдавала то,что не съедала из передачи. Другие тоже...
Постепенно Шура очень даже разжилась в больнице. Так на воле не жила, наверно... Но самое главное, что она и сама накопленного почти не ела.
Все отдавала непутевому сыну.
Этот прием ,, помощи,, у Шуры вошел в такую привычку, что мы с мамой как-то совсем запутались в передачках. Думаю, что у Шуры постепенно развилась фаза ожидания, что ей что-то дадут из каждой. Мама не успевала прикоснуться к бутерброду, как вторая половина их перекочевывала Шуре. Просто уже, как само собой разумеющееся.
Все кончилось тем, что мама выписалась из больницы. Ее немного подлечили, все дело было в сосудах. Необходимо было, чтобы они расширились, и ей прописали уколы,которые мы делали дома. Мама выписалась - а Шура осталась одна. Но в самом конце у двери их палаты появилась еще жиличка - большая, грузная женщина, которую какими-то судьбами устраивали в Дом Престарелых. Она целый день лежала на кровати лицом к стене и почти не разговаривала.
А Шура?.. А Шуру я встретила месяца через два на улице Октябрьской.
Ветер нес по ногам скрученные листья, было промозгло, а она была все в той же синей трикотажной кофточке с накладными карманами. Я узнала ее...
Мы немного постояли под тяжелыми всхлипами почти голых лип, поговорили...
Она рассказала мне, что больна. Что признали у нее рак легких. Она при этом два раза кашлянула, и я почувствовала, что в смоляной глубине ее легких что-то загуляло и сдвинулось.Она забухала, и легкие забулькали вместе с ней.
Я посоветовала ей бросить курить. Она согласилась, но сказала, что вряд ли...так давно курит. Она была рада моему участию, как подстреленная птица, жалкая и одинокая.
Я постояла с ней минут пять, мы еще поговорили о маме, она просила передать ей привет, а потом я пошла по делам, и она тоже пошла, пошла, удаляясь и кашляя, и ветер задирал подол ее длинной юбки и сбивал его возле худых ног...
Читайте, комментируйте, читайте...