Февраль. Как дракон из кино, я набираю полную грудь воздуха и, вообразив перед собой чудовищ, уничтожаю их одним мощным выдохом. Пар красиво устремляется в усеянное ватой небо, а моя маленькая сестра висит у меня на спине и заливается смехом. Изображая полёт, я аккуратно прыгаю из стороны в сторону.
– Лети, о, дракон, лети! Ещё один монстр! Вон!
– Вот этот? – я резко останавливаюсь и указываю головой на Бéлю, что пару секунд назад выскочила из-за куста с облепихой. Маленькая и чёрная, она подбежала к нам и начала вертеть своим коротким хвостом.
– Да-а! В атаку!
– Помогай!
Я опускаюсь на колени, и мы с сестрой обдаём монстра двойным залпом огня, который превращается в бело-прозрачное полотно и заслоняет собой подходящего к нам папу.
– Что это вы к собаке пристали? – со своим улыбающимся прищуром спрашивает отец, пробравшийся к нам сквозь «дым».
– Я – дракон, а Мира – наездница, – говоря это, я вдруг ощущаю холод снежинки, попавшей мне прямиком на язык.
– А Беля – монстр! – с важностью уточняет сестра.
Шапочка на её маленькой голове с тёмными кудрями немножко съехала, и папа её поправил.
– Ну, молодцы, дети. Чудовища побеждены! – произнесённая его басом, фраза эта звучала особенно торжественно. – А теперь дальше пошли.
Мира сменила мою спину на папину, и мы отправились к машине, которую отец припарковал на опушке.
Впереди нас радостно бежала Беля .
Мы возвращались с пикника, который наша семья каждую зиму устраивала со своими друзьями в небольшом лесу, что прилегал к городу. Всякий раз, когда мы так собирались, я был безумно счастлив... Во-первых, домой мы возвращались поздно, и поэтому в школу на следующий день можно было не идти. Во-вторых, и самое главное: по возвращении в город я мог похвастаться перед друзьями, что мне довелось пострелять из папиного ружья, которое обычно неприступно хранится в сером высоком сейфе! В провинции конца девяностых люди не сильно думали о законодательстве и могли с лёгкостью договориться собраться вместе дабы пострелять по мишеням где-нибудь в глуши. Папа и его друзья не были исключением.
В этот раз, правда, ничего особенного не произошло, и поэтому, пока мы шли, я обдумывал, как бы лучше приукрасить рассказ о прошедшем дне своим одноклассникам. «Короче, я целился в мишень и вдруг вижу: два зайца выскочили из-за дерева. Гляжу – встали в ряд, ну и быстро ружьё на них направил. Бах! Сразу двоих!» Затем проснулась моя совесть: «Хотя Бог с ним, скажу – одного только...». На самом же деле, мне дали сделать только один выстрел по бумажной мишени, и после этого мы с семьёй уже начали собираться домой. Правда, мне ещё доверили разрядить оружие и упаковать его. Но это, конечно, не считается.
Я смотрел под ноги, слушал хруст снега и продолжал размышлять о том, как навешаю лапши на уши друзьям; в один момент, однако, мысли мои сбились – Беля внезапно гавкнула, и я инстинктивно посмотрел вперёд.
По тропинке навстречу нам шёл мужчина, от которого уже на расстоянии исходил запах спирта; выглядел он тоже невыгодно: потрёпанный пуховик на чёрный свитер, потёртые джинсы и советская меховая шапка. Беля, видимо, приняла его за одного из наших друзей, сидевших с нами тем вечером вокруг костра, и потому приветственно запрыгала на месте, высунув длинный язык.
Никакой агрессии никто не проявлял, и все шли молча, как вдруг моя сестра впервые в жизни услышала мат.
«Дай пройти, псина ебаная!» – поравнявшись с Белей, наш новый знакомый оказался крайне недоволен подбежавшей к нему собакой и одним резким пинком лихо отбросил её в сторону. Обескураженная Беля отбежала назад и завыла; тут же в дело вступил шедший рядом отец.
Буквально в мгновение он передал мне в руки Миру («уши ей закрой»), положил на землю сумки с ружьём и патронами и двинулся в сторону обидчика. Уже через пару секунд по крикам можно было понять, кто победил в этой короткой схватке: лежащий в сугробе пьяница пытался остановить грязной рукой кровь, текущую из носа, и параллельно выкрикивал угрозы. Снег вокруг него окрашивался в красный горошек; наблюдая этот «узор», я почему-то вспомнил скатерть на бабушкиной кухне.
– Ты чё, ваще, бля? – в глазах побеждённого смешивались чистейшие страх и ненависть. – Ты... Тебе пиздец. У меня братан – мусор. Он к нам сюда после службы приехал. Так что и тебе, и мрази этой...
Он указал рукой в сторону непрестанно гавкавшей Бели, но не смог договорить, – отец его прервал:
– Вали отсюда.
Мира, уже дремавшая, пока её нёс папа, спокойно спала у меня на руках.
Пьяница ушёл как раз в ту сторону, где была припаркована машина. Отец взял в руки сумки, и мы медленно зашагали в том же направлении.
Беля с испуганными глазами гавкала невпопад и шла впритирку к отцу. Я же не особо понимал, с чего вдруг мы должны были испугаться какого-то забулдыгу. Метров за тридцать до нашей машины мы вдруг увидели, как с другой стороны дороги к нам приближаются две фигуры.
Одна уже знакомая, в шапке, описанная выше; вторая – синяя и круглая. Милицейский, сопровождавший нашего нового знакомого, внешне выглядел не сильно лучше его. На его толстом, гладковыбритом лице светились растаявшие снежинки, смешанные с потом.
– Гражданин, а ну постойте. – Говоря это, он покачивался из стороны в сторону, при этом держа руку на кобуре. – Мне доложили, что у вас там бешеная собака. Я правильно всё понимаю? Знаете, что по закону милиция должна в таких случаях делать? Особенно, учитывая то, что здесь другие люди культурно время проводят...
– Нет, товарищ милиционер, ошибаетесь. Вот этот, – папа указал на пьяницу, – решил ни с того, ни с сего пнуть собаку. За это и получил.
– А в сумке чё? – внезапно сменил тему служитель закона.
– Ружьё.
– А во второй?
– Патроны. По закону всё. Охотились.
Я видел, что папа не боится, но в то же время было очевидно, что ему крайне тяжело вести этот разговор.
– Скажи малому, чтобы патроны в тачку отнёс, – вмешался пьяница и взглянул на милицейского, – на всякий случай, пускай. – Он вновь повернулся к папе. – Ваша же там стоит?
– Да.
Милицейский посмотрел сначала на своего друга, потом на отца и добавил: «Да, ружьё тоже проверить можно будет. Выполнять».
– Вот, возьми. – Папа протянул мне ключи со значком «Волги» и подмигнул.
Кивнув, я с трудом взял одной рукой массивную сумку, где кроме патронов, лежала ещё куча всякой всячины, и пошёл к машине. Снег хлестал меня по лицу своим морозным, с частицами воды, дыханием. «Совсем как у людей» – вспомнил я школьную биологию.
Трое мужчин позади остались для меня неразличимы в создавшейся белой мгле.
Я торопливо дошёл до машины, открыл заднюю дверь и положил спящую Миру на сиденье. Пока я это делал, она открыла глаза и сонным голосом спросила, когда мы поедем домой. «Скоро, сейчас за папой схожу только», – ответил я, совершенно не уверенный в сказанном.
Затем я открыл багажник и положил туда сумку со старым логотипом «adidas ». Открыв её и бессмысленно посмотрев на боеприпасы, я с сожалением подумал о том, что у папы нет патронов, и мне не удалось даже попытался ему их как-нибудь передать. Я не до конца понимал, о каком законе говорил милицейский, но, разумеется, нутром я чувствовал, что могло произойти что-то страшное... – как с Белей, так и с отцом. Не зная, что делать, я решил вернуться и посмотреть из укрытия, чем всё кончится. Плана у меня никакого не было, и действовал я автоматически.
Закат целовал жарким пламенем небо над верхушками деревьев, которые будто тоже хотели посмотреть на происходящее под ними зрелище. Для этого они охотно нагибались вниз под тяжестью февральских снегов, игриво переплетаясь ветвями. Тропа, по которой я бежал, представлялась мне коридором перед выходом на арену, где ожидалось какое-то кровавое представление.
Я вернулся и застал всех «участников представления» на том же месте. Последние метров двадцать я преодолел ползком, дабы меня никто не заметил, и в итоге следил за происходящим, лёжа в снегу под одним из деревьев. Снег смешивался с орнаментом из кустов и надёжно меня укрывал.
Воздух пронизывали розовые лучи последнего солнца, которые отражались в снегу и слепили глаза, а милицейский кричал на папу, загородившего Белю своим телом:
– Можно стрелять для обезвреживания животного, угрожающего жизни и здоровью граждан! – Срывал он свой пьяный голос, – отойди, бля, или хуже будет.
– Будешь знать заодно, как на людей лезть. Псиной поплатишься, сука. – Поддакивал его друг.
Беля жалобно скулила, но отец удерживал её позади себя и не двигался с места:
– Если надо, меня возьми, а собаку не трожь.
– Ну, это мелкие побои, денег нам отдашь и всё – ещё устроим, не парься. Но это несчетово... Я хочу тебя проучить, больно споришь ты много.
Служитель закона выдвинулся в сторону папы, чтобы прикончить Белю. Как будто специально, собака вырвалась из-под руки отца, из-за чего он поскользнулся и упал рядом с сумкой. Беля выбежала навстречу милицейскому, встав прямо перед ним, и начала рычать. Я увидел, как волосатая рука достала «Макаров» и направила его между двух собачьих глаз.
«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё...» – я уткнулся головой в горячий снег и пытался вспомнить единственную молитву, которой меня учила бабушка. Деревянный крестик больно впивался в ключицу, и мне почему-то казалось, что это может помочь. Больше всего в жизни я боялся услышать выстрел.
Хлёсткий, свистящий звук поразил всё пространство вокруг. Я ощутил это даже сквозь варежки, которыми закрыл уши. Испуганные птицы взвились под облака, и снег с веток повалил вниз, переливаясь миллионом оттенков. «Да святится имя Твоё. Да приидет Царствие Твоё. Да будет воля Твоя и на земле, как на небе...»
Я решился поднять голову и посмотреть.
На земле лежал отец с ружьём, направленным чуть выше человека в синем. Оторопевший пьяница от удивления присел на землю.
– Саныч, ну его нахер, – проговорил он.
– Тронешь собаку, и я в тебя выстрелю. – Отец направил двустволку на толстую милицейскую голову и встал на ноги.
Растерявшийся Саныч не двигался с места и опустил оружие:
– Ты чё делаешь вообще? – крикнул он своим дрожащим протрезвевшим голосом.
– Дай нам просто уйти.
Отец подобрал сумку и, не спуская прицела с защитника правопорядка, пошёл в сторону машины. Отойдя на приличное расстояние, он развернулся и побежал; Беля помчалась за ним. Саныч и его друг оставались на своих местах и обескураженно смотрели вслед. Я встал из своего укрытия и тоже побежал к папе.
А кругом – снег, снег, снег...
– Ну, ты и балбес!
Отец со смехом потрепал меня по голове, прижал к себе и поцеловал в лоб. Мы выехали на проезжую часть. По радио играло что-то очень русское и приятное.
– Я же просил тебя нормально разрядить и упаковать. – Папа выглядел очень радостным, но уставшим. – Что случилось-то? Ох... Сейчас хорошо было, но ты так больше не чуди.
Я покраснел от радости и смущения. Действительно, упаковывая оружие, я взял один патрон себе в качестве трофея, а про второй забыл и оставил ружьё наполовину заряженным.
– Хотел перед друзьями похвастаться, – говорил я с зардевшими щеками.
– А-ай, Бог с ним. Ох, сынок, мама вернётся из командировки – не поверит! Ну, да обойдётся всё.
Мира, полностью проснувшаяся ещё когда мы вернулись к машине, играла на заднем сиденье с собакой и тоже смеялась:
– Папа, а что вы делали там, в лесу? Беля так и лезет играться.
Папа сначала потянулся в бардачок за «Парламентом», однако, посмотрев на дочь в зеркало, положил пачку обратно.
– Да как сказать... Беля нашла себе новых друзей, но они ей оказались не рады.
– Да она со всеми играть хочет!
За окном уже виднелась синяя табличка, сообщавшая водителям о том, что они подъезжают к городу.
– Ага. Но не со всеми людьми стоит играть. – Сказал папа и по-доброму улыбнулся.
– Особенно с чудовищами! – оживилась Мира. – Я мультик смотрела...
Сестра пересказала папе целую серию своего любимого мультсериала, и они детально её обсудили. За окном уже стояла ночь: мы подъезжали к дому сквозь оранжевый свет фонарей и тени девятиэтажек. Снегопад почти прекратился, и отец подытожил:
– В любом случае, Мира, чудовища побеждены.
Об авторе
Фёдор Зербин, студент факультета политологии. Родом из Оренбурга, позже переехал в Германию. Больше всего в жизни любит Льва Толстого.
Другая современная литература: chtivo.spb.ru