16.02.21
Мать смотрела на Сафронова, не мигая, глазами, утратившими цвет от времени и от болезни. Иногда покусывала губы – силилась вспомнить что-то и сообщить о том Сафронову. Теряла надежду, разочарованно вздыхала, натужно улыбалась, сама не сознавая причины улыбки.
- Серёж, а у меня всё хорошо. Я завтракала. И вот сижу.
Сафронов слышал рапорт о событиях сегодняшнего утра третий раз за последние пятнадцать минут. Он мог бы обвинить мать в самоповторе, но событий в доме престарелых с момента подъема и до наступления времени посещений происходило действительно немного. Сафронов вновь проглотил неприятный слёзный комок, ползущий по носоглотке, улыбнулся в ответ и ласково произнёс:
- Да, мам, да…
Клён за окном палаты зашумел листвой, принимая на себя порыв ветра. Одинокий жёлтый листок отделился от кроны и зацепился за жестяной подоконник. От августа до осени оставалось пять дней.
- Серёжа, а как там Лариса?
- Хорошо, мам. Скорее всего, у неё всё… наладилось.
Сафронов не знал никакой Ларисы, но признаться в том матери не решался. Одно признание могло породить череду себе подобных, а Сафронов не хотел выходить на такой уровень откровенности. С самим собой, в первую очередь. Мать тихонько заплакала, при этом забыв перестать улыбаться.
- Мам, ты чего? Что случилось? – Сафронов готов был последовать примеру матери, но глубоким вдохом ещё раз подавил зарождавшеюся внутри него волну рыданий.
- Я просто так, Серёжа. Вспомнила что-то, наверное. А что вспомнила, сразу забыла, поэтому вот так…
- Не надо плакать, мам. Всё ведь хорошо. Смотри, вон там солнышко, деревья. Скоро гулять пойдёте.
Сафронов указывал пальцем в сторону окна, понимая, что точно так же мать когда-то успокаивала его, когда он не хотел оставаться в детском саду один. В детском саду было много детей, но после ухода матери Сафронов неизбежно оставался один.
- Не буду, Серёжа. Не буду! Ты старше, ты умнее. Как скажешь, так и сделаю…
… Сафронова звали Виктором. Выйдя на крыльцо дома престарелых, он опёрся на щербатую балюстраду, полуразвалившиеся столбики который походили на куски гипсового шашлыка, свисавшие с шампура арматуры. Слёз он больше не сдерживал. Мать превратилась в человека, живущего вне времени и внутри мнимого пространства. Она не помнила ничего. Она думала, что его зовут Серёжей. Он считала, что он новый врач. Серёжа - слишком фамильярно для врача и слишком обидно для Виктора. Особенно, если он сын.
Умирать теперь было не страшно. Единственный человек, который мог искренне сожалеть о кончине Сафронова, перестал понимать, кто он, и зачем ходит к ней каждую неделю. Сафронов закурил, закашлялся, равнодушно ухмыльнулся. Жёлтый листок с жестяного подоконника спикировал на асфальт и замер в ожидании дворника.
В порядке вещей. "Улица Ферросплавная" - сборник броуновской прозы
История одной мечты. "Улица Ферросплавная" - сборник броуновской прозы
"Улица Ферросплавная". Вступление