Белорусской группе «J:Морс» более 20 лет. И все это время ее солист Владимир Пугач не теряет вдохновения, создавая новые шедевры и даря море драйва со сцены. Интервью же получаются спокойными и где-то даже философскими. Нам Владимир рассказал, как относится к популярности, современной белорусской музыке, «Евровидению» и как удается группе держаться на плаву такое продолжительное время.
– На встречу вы пришли пешком. Люди по дороге узнавали?
– Да, делают это частенько. Подходят, здороваются, фотографируются, берут автографы. Но я бы не сказал, что не дают прохода. Артист в Беларуси не многим отличается от обывателя.
– Что значит известный белорусск ий певец?
– Вы мне скажите. Я не знаю.
Фото: Егор Бабий
– Например, когда, как на Западе, сидят папарацци в кустах с фотоаппаратами…
– У нас в стране такого в принципе нет. В любой отрасли народного хозяйства есть успешные люди, которые зачастую становятся популярными, а есть и неуспешные. Отрасль хозяйства под названием «шоу-бизнес» в Беларуси сама по себе очень неразвита. У нас единицы артистов, которых может прохожий сходу назвать.
Я несколько лет назад говорил, что у нас шоу-бизнес в зачаточном состоянии. Ничего не поменялось. Почему? Много факторов. Во-первых, полное отсутствие интереса со стороны бизнеса. Людям с деньгами, бизнесменам, не до этого – такая в стране ситуация.
Все, что касается сферы развлечений, находится далеко не в приоритете у людей, которые распоряжаются бюджетами. А чтобы все это развивалось, нужны инвестиции.
– Фраза «народ хочет хлеба и зрелищ» не работает?
– Почему же? Работает. Но если людям привозят Лепса или «Ленинград», они воспринимают это как шоу-бизнес и культуру. Никто не отменял культурный домен России, который существует давно. И поэтому белорусских, местных, артистов мало кто знает.
– Мы заложники западного и российского шоу-бизнеса?
– Нет, на мой взгляд, это достаточно сиротская позиция. Неправильно говорить, что нам кто-то мешает тем, что существует. В мире очень известны английские артисты, но, например, в Бельгии, Венгрии при этом знают и своих музыкантов. В Беларуси такого нет.
Фото: Егор Бабий
– И не поменялось ничего с тех пор, как ввели квоту в 75% белорусской музыки на радио?
– На самом деле, если бы это не сделали, было бы еще хуже. Политика культурного протекционизма – это хорошо, особенно в ситуации довлеющего иностранного культурного домена. Это правильно, когда в меру и на определенный период.
– В противном случае белорусская музыка умерла бы?
– Нет, просто стала бы нишевой, андеграундной.
– 10 лет назад мы знали Солодуху и Поплавскую, знаем и сейчас. А где-то в гаражах создаются новые группы, о которых мало кому известно.
– Вы сейчас назвали артистов, которые являются белорусской эстрадой. Я могу назвать Лявона Вольского, которого все знают и который не является эстрадой. Это масштабная фигура, которая переживет всех остальных.
Что касается молодых музыкантов, то они чаще всего работают вне жанра эстрады, поэтому и не попадают в телевизор, но они существуют. Так как фестивалей в Беларуси мало, то заявить о себе тяжело. Через интернет? Нужно иметь хоть какой-то ресурс и поддержку.
Фото: Андрей Шумаев
– Не думаете, что если бы Лявон Вольский в свое время не попал под запрет, он не стал бы таким популярным?
– Про Лявона точно не думаю так. Это человек, который делает всегда все искренне, хорошо. И да, после окончания периода тотальных запретов многие артисты, входившие в так называемый черный список, потеряли свою популярность. А Вольский остается знаменит вне зависимости от обстоятельств.
– Вы сказали, что заявить о себе можно через интернет. В этой связи интересно ваше мнение, почему сейчас так популярен клип Despacito?
– А что это такое?
– Видео, которое просмотрели уже более трех миллиардов человек.
– Ах, да, вспомнил. Это, кстати, яркий пример того, насколько класторизировано общество. Я даже не сразу понял, о чем вы говорите. Я к чему это? Популярность в интернете мимолетна, стихийна, регулируема. Но это не всегда связано с тем, что ты популярен в жизни. Еще год-два – и даже не вспомнят, что такое Despacito.
Такие всплески популярности могут быть естественны, но они недолговечны.
– Для вас что на первом месте – видео или музыка?
– Конечно, музыка. То, что делаю я, это музыка. Видео делают со мной, там в меньшей степени реализуются мои творческие позывы. Не очень люблю этим заниматься.
– Музыка для вас бизнес?
– Если смотреть на то, сколько это занимает времени, то да. Если говорить о моем личном отношении, то это форма существования меня. Я не хожу на работу в «J:Морс». И когда я делаю музыку, создаю песню, не думаю о том, сколько она принесет денег.
Мне сложно быть продюсером самого себя. Делаю то, что нравится, и получаю удовольствие от процесса.
– Несколько лет назад вы говорили, что не подстраиваетесь под слушателей.
– Это правда. Да, существуют тренды, которые влияют на нас и потом выливаются в музыку. Но сознательно что-то менять ради кого-то или чего-то мы не будем.
Фото: Андрей Шумаев
– Это нельзя назвать неким пофигизмом по отношению к слушателям?
– Ни в коем случае. Ведь когда ты начинаешь подстраиваться, это можно назвать маркетингом. Я не умею хорошо этим заниматься. И, соответственно, сделать из «J:Морс» продюсерский проект не получится.
У нас все естественно, честно и самобытно. И если мне не нравится продукт, вы его не услышите.
– Вы готовы продаваться зрителю?
– Что значит продаваться? Раз артист – давай пляши и пой? Тогда да. Для чего мы все делаем тогда?
– Вспоминаю слова Фредди Меркьюри: «Я просто музыкальная проститутка, дорогие мои».
– Он просто хлестко выразился, отразил суть в своем стиле.
– Любой музыкант может себя назвать проституткой?
– Смотря какой смысл в это вкладывать. Я буду петь и играть тем людям, которым это интересно. Но ситуации, когда откажусь это делать, вполне реальны.
Фото: Егор Бабий
– От каких предложений вы готовы отказаться?
– Если пригласят выйти на сцену, где висит свастика или какие-то подобные знаки, то откажусь. Играем ли мы в банях? Нет. Корпоративны – естественно, как и все.
И я не считаю, что это зазорно. Если ты отказываешься от выступления для людей, которым нравится твое творчество, это чванство.
– Вы выполняете просьбы слушателей спеть ту или иную песню?
– Бывает такое. Впрочем, изначально составляется сет-лист, но он может меняться в зависимости от ситуации. Если мы видим, что просьбы людей вписываются в программу, то можем сыграть, такое было не раз.
Сам же сет-лист составляется в зависимости от разных ситуаций: от формата концерта, от настроения публики.
– Нередки случаи, когда из-за поведения зрителей артисты прекращали выступление.
– И у нас был такой момент. Во Дворце спорта посреди концерта на сцену вышла женщина и в свободный микрофон стала что-то громко рассказывать.
Мы спокойно положили инструменты и ушли со сцены. Стараемся хамство по отношению к себе пресекать на корню.
– Нынешняя белорусская публика воспитанна?
– Да. Наши зрители воспитанны, приличны.
– И это зрители абсолютно разного возраста. Не ощущаете дискомфорта от того, что некоторых из них вы старше даже больше чем в два раза?
– Дискомфорта нет, более того, я чувствую удовольствие от того, когда мне говорят, например, «вот, я была в третьем классе, когда начала слушать ваши песни».
Я понимаю: если то, что ты делаешь, перехлестывает за поколение, это вообще круто.
– В чем вы находите вдохновение, чтобы создавать музыку уже для нескольких поколений?
– Во всем. Все, что меня выносит из состояния покоя, то и вдохновляет.
Фото: Андрей Давыдчик
– А тяжело погрузиться во внутренний мир?
– Вообще я интроверт. При всем при том еще и публичный человек. Но не люблю ходить на тусовки, потому что не знаю, как себя там вести. Есть небольшой круг общения, за который стараюсь не выходить.
Нет, я не социофоб, но мне одиночество комфортнее. Когда выхожу на сцену, получаю энергию, но, спустившись со сцены, люблю побыть один. Люблю тишину – шума и так хватает.
– Дома музыка играет?
– Да, конечно, причем абсолютно любая. Нет жанровых предпочтений, потому что везде есть хорошие вещи.
– Легко ли в таком многообразии музыки придумывать что-то оригинальное?
– Такой задачи нет. Я просто сижу и придумываю. Насколько оригинальное – сложно судить. Грань между плагиатом и оригинальным продуктом?
Я о ней судить не могу, но в плагиате меня никто никогда не обвинял. Песню делает индивидуальной не математическое построение звукоряда, не теория музыки, а тот человек, который ее создает и потом поет.
– Есть какая-то чужая песня, которую вы мечтаете спеть со сцены?
– Чтобы так уж мечтаю, нет, просто иногда в качестве развлечения такое практикуем. В том числе как-то на новогодних проектах пели «Трава у дома».
– Все эти проекты, наподобие «Новогодних огоньков», рассчитаны на широкую публику, их можно назвать мейнстримом. А «Евровидение» тоже заслуживает такого эпитета?
– Конечно. И, признаюсь, не смотрю трансляции «Евровидения». Узнаю победителей – этого хватает. Мне просто неинтересно. Это, пожалуй, самый большой телевизионный проект, шоу, но при этом в жанровом диапазоне настолько узок, что мне просто это неинтересно. Не нравится такая музыка. Низкосортной я ее не могу назвать, но она просто не моя.
– Не музыка и песни там решают. Согласны?
– Я даже не вникаю и не думаю, что и кто там решает. Не лезу в эту кухню. Единственное, что могу сказать: со сцены «Евровидения» люди любят эпатировать, борясь за популярность.
Фото: Андрей Шумаев
– Самый успешный белорусский артист на «Евровидении» – это Дмитрий Колдун. Можете объяснить, почему он в 2007 году занял шестое место?
– Он хороший артист. Значит, все остальные, которые оказались ниже, были артистами хуже, менее интересными.
– В этом году ездили Navi, творчество которых вам нравится. Это не эстрада?
– Скорее нет, чем да. Есть, конечно, элементы эстрады, но при этом у Navi все как-то тепло, мне это импонирует. Интересно их слушать. Группа транслирует эмоции, которые я в состоянии уловить.
– Насколько долго сможет продержаться эта группа на пике популярности?
– Конечно, «Евровидение» в этом плане им очень помогло, но я их заметил еще задолго до конкурса. И все, что будет происходить с группой дальше, зависит исключительно от них.
– Может, когда-нибудь выступят в «Минск-Арене». Помнится, вы как-то говорили, что «J:Морс» собрал бы ее, но площадка тогда еще только проектировалась.
– Мы этого никогда не узнаем – собрали бы или нет. Но было и такое, что в течение одного тура собрали два раза Дворец спорта, что нам тоже очень понравилось.
– Для многих белорусских артистов является самоцелью сделать аншлаг в «Минск-Арене».
– Это, по-моему, местечковое мышление об успехе. Да и как ее можно собрать? Если промоутер скажет, что сделает аншлаг, продаст нужное количество билетов, тогда да, это можно считать в какой-то мере успехом. А можно нагнать военных. Это уже другое дело.
– «J:Морс» в силах собрать такую площадку?
– Когда мне об этом скажут промоутеры, тогда я скажу, что в силах. Сами мы не знаем. Мне же, если честно, больше нравится давать концерты в небольших уютных залах.
– Концертов и песен у вас достаточно. А лень одолевает когда-нибудь?
– Бывает такое, особенно летом. Жарко, солнце. Осенью всегда хочется работать, создавать музыку, записывать пластинки.
– Которых, если смотреть на официальном сайте, вышло 18 за все время.
– Там и сборники указаны. Оригинальных студийных альбомов, по-моему, девять. В среднем получается раз в два года, но, например, между «Электричеством» и «Воздухом» прошло пять лет.
Фото: Дмитрий Безкоровайный
– В течение этого времени не было страха, что пропадет интерес к группе?
– Был. Поэтому мы и вернулись. Концерты были, слава богу, нас слушали, на нас ходили. Хотя, понятное дело, определенный спад случился. Но и тогда, и сейчас мы стараемся двигать поезд нашего творчества.
– И стараетесь делать качественный продукт. А продюсер Максим Алейников недавно говорил, что сейчас качество – это последнее, о чем нужно думать.
– Смотря какая цель преследуется. Если тупо заработать денег – да, получить удовольствие от музыки – нет. Есть такая шутка, кстати, о том, что ты тратишься на дорогое оборудование, музыкальные инструменты, а народ потом скачивает песни и слушает их в наушниках за пять долларов.
Вот такое сочетание. Но я всегда очень трепетно отношусь к технической стороне. Мастеринг последнего альбома, к примеру, делали в Нью-Йорке. А на создание альбомов уходит много денег, времени и сил.
– А когда легче было существовать группе «J:Морс» – сейчас или в начале творческого пути?
– Мне лично – в начале, потому что поддерживать популярность гораздо сложнее, чем идти к ней, причем когда во многом это происходит по не зависящим от тебя причинам.
– С высоты прожитых лет скажите, что нужно для того, чтобы выйти на сцену?
– Во-первых, хотеть этого, музыка должна быть твоим приоритетом. Нужно ради этого что-то приносить в жертву. И постоянно бить в одну точку, стремиться к своей цели.
– Глядя на группу «J:Морс», складывается впечатление, что мнение о том, что добиться успеха в Беларуси тяжело, – это стереотип.
– На самом деле тяжело, все правильно. Мне кажется, то, что произошло с нами, это не благодаря, а вопреки.
Беседовал Дмитрий Руто