Столетие вполне соизмеримо с человеческой жизнью. Давнее-давнее прошлое совсем рядом – нитка личной судьбы вплетена в семейную ткань.
Бабушка моя, Елизавета Михайловна Онохина родилась в Вологде в начале прошлого века, в 1905 году. Моя дочь, Варвара, появилась на свет век спустя, в 2011 году. Я могу связать жизни бабушки и дочери – их разделяет не такая уж непреодолимая пропасть. Революции поломали уклад, войны раскачали прежний порядок, вещи и люди терялись на пути из царской России в Россию советскую и президентскую, но остались фотографии и рассказы, а ещё песни.
Укачивая дочь, я вдруг понял, что до сих пор помню всё, что когда-то пела мне бабушка. Она тоже запомнила эти слова, когда была маленькой – она любила песни старорежимные, не о красных кавалеристах, хотя «Братишка наш Будённый, с нами весь народ» в семейном застолье тоже пели. Но волновали другие герои.
Из-за острова на стрежень, на простор речной волны
Выплывают расписные Стеньки Разина челны…
Волга, Разин, удаль, обручённая со смертью персиянка - я слушал и волновался, зная уже, чем всё закончится. Набежавшая волна накрывала с головою, глаза успевали заметить, как из висевшего над кроватью ковра выступала чья-то рука, как цветок превращался в зарево, и дальше катились колёса непрочного самодельного детского сна.
А вот ещё песня – жалостливая, раскатистая, для мужского и женского голоса, хотя можно и одному тянуть-печалиться.
Среди долины ровныя,
На гладкой высоте
Цветёт, растёт высокий дуб
В могучей красоте.
«Один, один бедняжечка». Как же это трогало, как печалило. Что мог знать пятилетний мальчик про одиночество? А вот знал, и точнее, чем верхогляд взрослый.
И снова Разин – уже перед самой казнью.
Словно море в час прибоя,
Площадь Красная шумит.
Что за говор? Что там против
Места лобного стоит?
Рядом с палачом в красной рубахе, рядом с притихшим народом вдруг пробивался бабий плач некрасовского стиха.
Вянет, пропадает
Красота моя!
От лихого мужа
В доме нет житья…
И последние слова - слабость, исподволь одолевающая силу.
А и поколотит -
Не велик наклад.
Милого побои
Недолго болят!
Потом я узнал: у поэта иначе, у него написано «За милого побои долго не болят», строчка не певучая, кособокая, исправленная безымянными бесхитростными редакторами. Бабушка пела так, как ей запомнилось, и я услышал, полюбил, заучил, сам того не замечая, именно этот вариант. До сих пор считаю его самым правильным. Самым народным.