Мой четвертый (и третий подряд) прочитанный роман Дмитрия Быкова оказался весьма увлекательным чтением за последнее время: восьмисот страничная «Орфография» была проглочена за пять дней, что имеет ряд причин. Это, конечно, преемственность с классической литературной традицией России, множество цитат, рассыпанных по тексту от «Белой гвардии» и «Доктора Живаго» до «Крысолова» Александра Грина, образы последнего стали не просто аллюзиями, но четкими лейтмотивами «Орфографии». Несмотря на угадываемые за прозрачными фамилиями-каламбурами реальные прототипы из писательской среды тех лет этот роман Быкова – все же не «Алмазный мой венец», не книга «с ключом». Ее персонажи вымышлены, хотя и несут на себе печать некоторых черт Луначарского (показанного, что удивительно, с большой симпатией), Горького и Маяковского (чрезвычайно антипатично выглядящих), Ходасевича и Берберовой, Хлебникова и Грина (последний вообще – ангел-хранитель главного героя).
В плане охвата материала, широты философских обобщений, пронзительных лирических пассажей, в которых автор предстает отнюдь не веселым балагуром, а человеком с подлинно трагическим мировоззрением, «Орфография» - большая художественная удача, шаг вперед в сравнении с «Оправданием», однако, во втором своем романе Быков целенаправленно лишает себя одной из базовых характеристик хорошей литературы – лаконичности. «Орфография» многословна, чрезмерна, многие рассуждения героев и даже сюжетные перипетии повторяются, читать столь большой текст порой мучительно, особенно во второй его половине, когда философский драйв первых сотен страниц и предельно точных замечаний об истории России, литературе и культуре сильно сдает.
Тем не менее, несмотря на то, что, выбирая между «Оправданием» и «Орфографией», я выберу быковский дебют в плане эстетической убедительности и прицельности философской критики, второй роман Быкова, безусловно, масштабнее, шире, и, быть может, автор хотел намеренно сделать текст избыточным, сложным, перехлестывающим границы структурированной, аполлонической литературы. Сам Быков назвал свой роман «оперой» не случайно, ведь размашистость художественных мазков, многоуровневое повествование, вбирающее в себя вымышленное и реальное, и преображающее второе усилиями первого, можно воспринимать и как недостаток, и как достоинство.
Концептуально «Орфография» - своего рода приквел и подготовка к «ЖД», уже разворачивающая перед читателем масштабную историософскую теорию Быкова о циклах, однако, и ее герои несмотря на их многочисленность не картонны, хотя и до полноценных характеров им далеко. Задачей Быкова – вовсе не было развенчать Советскую власть, от репутации которой после «перестройки» и так не осталось камня на камне, для него скорее важно было противопоставить простое и сложное, осмыслить любую революцию как упрощение жизни, воинственный отказ от вроде бы бессмысленных условностей, вроде орфографии, которые только и ценны в жизни.
Остов жизни – борьба за выживание, повседневные дрязги, полуживотное существование противопоставлено в этой книге прекрасным, непрагматичным условностям, бесцельным и бесполезным, которые только и приносят интеллигенту духовное наслаждение и составляют саму суть культуры – этой, как презрительно выражаются марксисты, «надстройки», которая только и делает жизнь сносной, не животной, а человеческой. Лично мне эти рассуждения, подтвержденные логикой развития «Орфографии», очень близки, и вообще сама трагическая философия Быкова, пытающаяся оправдать жизненную слабость в пику воинственным, революционным стратегиям, понимающая, что любимое им все равно будет растоптано, а агрессивное зло, проявляющее себя в стремлении к упрощению и отказу от условностей жизни, – это и есть сила самой жизни, что ужасно, но неопровержимо.
Похождения ликвидированной буквы, лишнего человека – во многом транслятора взглядов автора, не способного вписаться в русский культурный алфавит, это личная драма Быкова (и эта исповедальность очень хорошо чувствуется в тексте) и по сути каждого интеллигента в нашей стране, потому для глубинного прочтения «Орфографии» надо, чтобы ее мотивы срезонировали с вашим мировоззрением. Если вы ощущаете себя чужим в вашей собственной стране – это ваша книга, не сомневайтесь.