Начало Часть 2 Часть 3 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Окончание
До первой пары Люба успела вымыть посуду. Даже порадовалась горе грязных тарелок: значит, Каринка хоть есть начала! Кастрюлька из-под супа опустела, ну, а тефтельки Любанины Карина всегда любила: тефтельки – это вне любого стресса. Ладно, на ужин что-нибудь придумаем!
Пока подруга сладко потягивалась в постели, Люба приготовила чай. Разложила по блюдцам варенье. Карина в мягкой пижамке прыгнула за стол. Любаша улыбнулась:
- Разобралась в моих конспектах?
Карина с наслаждением облизывала ложечку с вареньем:
- Ой, Любаш!.. Не смотрела... – В томной полуулыбке опустила глаза: – Тут ко мне Павел Ильич заходил. Ну, и... пролетело время.
Любаша изумлённо приподняла брови:
- Наш... психолог?
Каринка вздохнула:
- Ну, а то ж кто... Изображал тут из себя психотерапевта. Лечил меня. Цееелитель!..
- Так у него же дочка... Маринка его в прошлом году к нам на первый курс поступила!
- И что? – Карина накладывала в блюдце персиковое варенье: – Вкуусно, Люб! Подлей мне чайку. А с Ильичом... у нас не впервые. Ещё после той городской конференции. Мы с ним тогда на водопад ездили...
Люба бестолково хлопала глазами:
- А... Юрка?
-За Алейникова мне надо было замуж,– серьёзно объяснила Карина. – А Ильич – это для души! – Засмеялась: – ну... и для тела! – Деловито оглянулась: – Не забыть бы зачётку... Павел Ильич обещал пробежаться по прЕподам, поставить мне все зачёты – чтобы допуск на преддипломную практику был. – Обняла Любашу, подмигнула: – А уж как он наши тефтельки нахваливал!
Всё бы ничего, да только Савелий Матвеевич, руководитель педпрактики, упёрся:
- Нет! В лучшую школу города – в пятнадцатую! – студентку Асееву на практику я не допущу. Мне хватит предыдущего позора с ней – когда она задачу за четвёртый класс решить не могла... Такого на доске понаписывала! А на уроке природоведения про приливы и отливы какую хрень несла! А на уроки опаздывала!..
Савелий Матвеевич вздохнул:
- Найдёт сама школу – пусть проходит практику. Мне с ней возиться тоже не с руки: скорее бы уж окончила институт, да с глаз долой! Горе Вселенское, а не учительница!
Вечером Любаша осторожно предложила:
- Карин!.. А, может, всё же к нам, в деревню... на практику? Я договорилась.
Карина обиженно накручивала на палец колечки волос. На месяц – в деревню?.. На мееесяц!.. Вздохнула: а что делать! Надо же окончить этот институт! Что ж, столько лет – даром!
Люба обрадовано обняла подругу, горячо убеждала:
- Тебе у нас обязательно понравится! У нас там, знаешь, какие ребята! Послушные, старательные! Увидишь, как ты им понравишься!
Карина усмехнулась:
- Ну, знаешь... такой цели я уж точно не ставлю. Мне бы – практику закрыть. Вообще-то, Ильич обещал мне место лаборанта на кафедре психологии. И аспирантуру.
- И ты согласилась? – Любаша снова захлопала глазами. – Там же... учиться надо будет.
- Ну, а что мне ещё остаётся... Раз Алейников скотом оказался... Приходится вносить коррективы в жизненные планы. Ладно, рассказывай давай... как съездила. Увиделась со своим... как его... короче – Сенькой-Венькой?
Любаша вздохнула. Ей было неловко перед подругой: Каринка всё ей выкладывает, такие тайны открывает – прямо заоблачно-неприкосновенные... А Любаша до сих пор так ничего и не рассказала... про Алексея. А как рассказывать, если она сама даже в мыслях боится дотронуться до такого сокровенного – её любви к Алёшке... Любаша очень любила подругу. Но ей казалось просто немыслимым, чтобы кто-то прикоснулся хоть к чему-то, связанному с Алексеем... И сейчас она просто покачала головой, кратко сказала:
- Нет.
Алексея Любаша всё же увидела. Поздним вечером вышла к колодцу. По узкой тропинке к морю медленной, неуверенной походкой спускался парень. Любашино сердце забилось: Алексей!.. Растерянным, остановившимся взглядом смотрела она ему вслед: Алексей был сильно пьян...
... Свадьбу Алексея и Насти до сих пор вспоминают в деревне. И правда – такой красивой свадьбы никогда ещё не было в Новосёловке. Алёшка – в парадной, уже мичманской, форме. А Настя... Платье её – то ли кружевная жемчужная пена волн... то ли – невесомые белоснежные облака над степью. Фата казалась сотканной из невиданных белых цветов. Алёшка без конца поднимал невесту на руки, а она обнимала его за шею. И он целовал её – не ждал криков «горько!». Алёшкины друзья – моряки из Североморска – уставили вазами, бутылями, вёдрами с цветами всю деревенскую улицу, где из края в край стояли свадебные столы. Столы изумляли своей простой щедростью – вовсе не изысканной, а привычной, желанной: подавали всё, что любят в деревне, умеют приготовить вкусно и красиво, по-своему. Пили тоже всё: от самогонки и местного «сухаря» до шампанского «Абрау-Дюрсо» и заморских коньяков. Сменяли друг друга деревенский баянист Василий Степаныч и ансамбль моряков.
Любаша с одноклассницами стояли поодаль. Понятно: за свадебным столом девчонкам-десятиклассницам нечего делать! Вон, стол со сладостями, с компотами – для вас!
За несколько дней перед свадьбой Любаша увидела Алексея. Ей показалось даже, что он специально пошёл за ней на берег. Люба испуганно и счастливо ускоряла шаги и знала, что он идёт за ней. Оглянулась: Алёшка - не в форме, а в футболке и в старых джинсах – был таким знакомым, деревенским, своим-своим... Они постояли молча. Смотрели, как долго подпрыгивает над водой Алёшкин камешек. Вечерело, волны чуть слышно шелестели. И так же чуть слышно Любаша прошептала:
- Люблю... тебя...
И сама испугалась, замерла – в надежде, что Алёшка не услышал её слов. А он расслышал. И сквозь строгость в Алёшкиных глазах Любаша заметила растерянную грусть:
- Опоздала ты родиться, Любаша... Или я поспешил... Свадьба у нас с Настей. – Улыбнулся застенчиво: – Беременная она... – Взял Любины ладошки в свои: – Ты приходи на свадьбу. Придёшь?.. А я буду смотреть... какая ты красивая стала.
Любаша низко склонила голову, а Алёшка всё равно увидел её слёзы, вытер своими ладонями.
- Ну!.. Ты же уже большая… Не плачь!
И вдруг Алёшка прикоснулся губами к её волосам… Любаша даже дышать перестала, прикрыла глаза… А он целовал её мокрое лицо, шептал:
- Веснушки… веснушки какие красивые у тебя, Любань… и вся ты… красивая такая, – Алёшкин голос чуть вздрагивал. А губы его почти неуловимо, вскользь коснулись Любашиных губ – лишь коснулись…
Алёшка ещё раз бережно вытер слёзы с её лица, глухо сказал:
- Ты… иди, поздно уже, темнеет.
Любаша подняла глаза.
-Иди… А я немного тут побуду.
Люба повернулась, быстро пошла, а потом побежала по тропинке, что вела с берега в деревню…
Проплакала почти до рассвета…
А теперь, на Алёшкиной свадьбе, не плакала. Лишь прислушивалась к какой-то своей глубокой, словно онемевшей боли. Девчонки весело трещали, а она вспоминала горькие Алёшкины слова:
- Опоздала ты родиться… или я поспешил…
Алёшкина нежность к Насте была просто безбрежной. И всё, что было сейчас на этой красивой свадьбе, обещало остаться навсегда… А Люба ещё больше, в миллион раз больше, любила сейчас Алёшку – такого трогательно нежного, счастливого… И неумело молилась о его счастье: ей очень хотелось, чтобы Алёшка был счастлив не только сегодня, а всегда.
Незаметно вышла из круга подружек, пошла к своему дому. Оглянулась – и земля ушла из-под ног: Алёшка смотрел ей вслед…
А ночью на море был шторм.
…И как рассказать об этом даже самой любимой подруге?..
А счастье так и не сбылось. В Североморск через месяц Алексей уехал один. Настя наотрез отказалась ехать в такую даль. Отговаривалась тем, что пока ещё может летать, что не хочет менять климат… что тут у неё знакомый врач. Алёшкина мать молчала в растерянности: это – как?.. Ведь – жена!.. Если муж служит там, в Североморске, то… что тут выбирать… А иначе – зачем тогда свадьба, раз жить порознь… А батя – тоже молча – привлёк к себе мать. И оба вспомнили, как семнадцатилетняя Катюша приехала к Владимиру аж на Тихоокеанский флот… Там и расписались, и служили, и управлялась Катя с домом, с детьми самостоятельно, ещё и телефонисткой работала в части…
К лету Настя родила мальчишку – вылитого Алёшку. Родители Алёшкины настояли, чтобы после роддома Настя с малышом жили у них. Впрочем, Настина мать особо не возражала, довольно делилась с соседками:
- Оно мне надо – бессонные ночи, все эти соски, пелёнки. Пусть у свекрухи живёт.
Грудью кормить ребёнка Настя не стала: профессия такая! Стюардессе надо быть в форме, а малому дай волю – оттянет грудь так, что не в стюардессы идти, а сразу в доярки либо на виноградник!
Свекруха подумала и не стала кормить малютку магазинными смесями: сама козье молочко разводила. Настя не вмешивалась, ездила в город на занятия фитнесом, собиралась на работу: а что?.. Чего сидеть – Алёшкина мать вполне справляется с Васильком. Вон как радостно, взахлёб, сосёт он молоко из бутылочки! Свекруха вечно травы какие-то запаривает – купать малого. И – ни одной бессонной ночи!
Так и шло время: мальчишка рос, Настя летала уже из Москвы – в Рим, в Париж, в Мадрид… Алёшка служил на Северном флоте. Приезжал нечасто. Любаша пряталась от Алёшки. Издалека незаметно смотрела, как Алексей сначала возил сына в колясочке, как потом играл с ним, ходил к морю, плавать учил… И лишь когда уезжал Алёшка в свой Североморск, Любаша иногда подходила к малышу, брала его на руки, замирала: синие-синие Алёшкины глаза смотрели на неё внимательно и дружелюбно.
А Настя всё реже стала бывать дома. Получалось так, что надо было лететь в рейс за Веронику… в следующий раз – за Кристину… А потом Настя аккуратно собрала свои вещи, украшения, что Алёшка привозил да батя покупал, спокойно объяснила, что уходит к командиру экипажа. В смысле – жить уходит. Навсегда. Нет, Васю она не заберёт – муж против. Батя хлопал глазами: муж?.. А Алексей кто?.. Мать, конечно, расплакалась. Трёхлетний Василёк прижался к деду Володьке. Настя поправила перед зеркалом косметику, улыбнулась:
- Ну, это же жизнь. Всякое бывает. С Алексеем потом встретимся, оформим развод. Не мы первые!
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Окончание