Тамара КЕЗИНА
День памяти Пушкина. Сто восемьдесят четыре года прошло со дня его смерти.
А около сорока лет назад в Петербурге, на станции метро «Черная речка», был поставлен памятник поэту, непохожий на другие многочисленные монументы в его честь. Особенно поражало, что автором его был тот самый скульптор Михаил Аникушин, чей памятник Пушкину на Площади Искусств всегда воспринимался как самое жизнеутверждающее и светлое из всех изваяний поэта. Новый памятник представлял собою образ Пушкина сломленного и отрешенного, уже заглянувшего в глаза смерти.
Этот образ нелегко дался скульптору. Судя по всему, он долго и мучительно работал над эскизами, макетами. К открытию станции был готов только вариант, выполненный в гипсе, который и установлен был вначале, и лишь потом заменен на бронзовый памятник.
Не случайно оба эти памятника принадлежат Петербургу. Это город юности поэта, где начиналась его литературная слава, это и город, где прошли его последние годы и где жизнь оборвалась в 37 лет — «в середине великого поприща», как писал В.Ф. Одоевский в некрологе на его смерть.
Петербург — именно тот город, где хранится доныне почти все, что после Пушкина осталось. Рукописи и личная библиотека — в Пушкинском Доме (так чаще называют Институт русской литературы РАН). Личные вещи и некоторые сохранившиеся предметы обстановки его последней петербургской квартиры — в этой самой квартире, ставшей музеем, в бывшем доме Волконских на Мойке, 12.
Уже более двадцати лет в верхних этажах этого дома размещается и обширная литературно-монографическая экспозиция, посвященная жизни и творчеству Пушкина. Ранее ее адрес был в Царском селе, в светлых просторных зала флигеля Екатерининского дворца (где, по моему глубокому убеждению, и должна была бы эта экспозиция оставаться — слишком разные эмоции связаны с трагической историей гибели Пушкина, которые переполняют каждого, кто оказывается в квартире, где поэт умирал, и с нашим ощущением «легкого веселого имени Пушкин» в целом. Не могут быть эти две темы совмещены под одной крышей!)
В свою очередь дом на Мойке, 12 является частью Всероссийского музея Пушкина (есть еще и филиалы) — и это самый крупный пушкинский музей страны. В фондах и экспозициях этого музея находятся и вещи, в свое время поступившие из Болдина.
Если вы бывали в Болдине, то, возможно, обратили внимание на один из рукописных документов, представленных в заключительной части экспозиции дома-музея — копию письма Натальи Николаевны Пушкиной болдинскому управляющему Пеньковскому.
В июне 1837 года оно было передано ему через посыльного:
«Милостивый государь Осип Матвеевич, в находящемся под управлением вашим селе Болдине какие только есть лично принадлежащие покойному мужу моему Александру Сергеевичу Пушкину книги, бумаги, письма и вещи — все без остатку, сделайте одолжение выдайте для доставления ко мне…»
Мы никогда не узнаем, что из оставленного здесь поэтом выдал тогда Пеньковский посыльному от вдовы Пушкина, как не узнаем и того, сохранилось ли что-то из тех книг, бумаг и вещей до нашего времени.
Иначе обстоит дело с теми реликвиями, которые были вывезены из болдинского дома Пушкиных в Петербург для музейного собрания Академии наук при продаже усадьбы в 1911 году. Большая часть этих вещей и была передана впоследствии Всероссийскому (в ту пору Всесоюзному) музею Пушкина. Именно там сегодня можно увидеть прекрасный портрет Пушкина, который представляет собою пастельную копию с живописного оригинала Кипренского (скорее всего, Кипренским же и выполненную), а также портрет отца поэта С.Л. Пушкина (рисунок К. Гампельна 1820-х гг), миниатюру с изображением Льва Пушкина, брата поэта, и, кроме этого, портрет маслом 18 века Ивана Абрамовича Ганнибала (двоюродного деда Пушкина). Из болдинского же дома происходит выставленный в одном из залов экспозиции письменный стол, фанерованный чинарой и палисандром. Иногда его даже называют столом Пушкина, каковым он, насколько мы понимаем, никогда не был (поскольку, судя по сохранившимся описям, письменного стола в доме в то время вообще не существовало), а принадлежал, скорее всего, брату Пушкина, Льву Сергеевичу, и оказался в Болдине после того, как сюда из Одессы уже в 1850-х гг. перебралась на жительство его осиротевшая семья.
Хранится в фондах ВМП и пара столовых приборов, ведущих свое происхождение из кистеневской усадьбы дяди поэта Петра Львовича (после смерти которого в 1825 году его часть имения унаследовал сводный брат, Сергей Львович Пушкин, в свою очередь выделивший именно из нее 200 душ сыну, Александру Сергеевичу, накануне его женитьбы в 1830 году).
Что и говорить, грустно, что все эти вещи принадлежат сегодня не болдинскому музею, где, казалось бы, должно было быть их законное место. Впрочем, мы не можем не считаться с тем, что, например, для хранения портретов петербургский музей Пушкина в состоянии обеспечить более подходящие условия хранения. Поэтому довольствуемся тем, что располагаем прекрасными копиями — удалось успеть: их выполнили лучшие петербургские художники-копиисты.
А определенной компенсаций взамен болдинских реликвий считаем переданную нам Всероссийским музеем Пушкина мебель — гостиный стол и шесть кресел начала 19 века. К 1950-м г., когда вещи были приобретены нашими петербургскими коллегами, они прошли через руки нескольких владельцев, но в свое время были вывезены из города Арзамаса, из дома, где проживали потомки семьи Виляновых, болдинских знакомых Пушкина. В семье сохранялось устойчивое предание, что вещи были куплены у Пушкиных и ранее составляли обстановку их дома. Сейчас, уже много лет, эта мебель занимает свое место в интерьере зальца болдинского дома-музея.
Но если вести речь о том, что наиболее замечательного в смысле мемориальной ценности сохранило Болдино, то, скорее всего, это не столько предметы, сколько сам дом. Ведь это тот самый дом. Он сохранил те самые стены, которые были свидетелями чуда, именуемого Болдинской осенью.
Но не только дом, а еще и то, что за его пределами — эти холмы, на которых расположилась усадьба, эти старинные пруды, эти дали, простирающиеся до горизонта…
«О скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню — поля, сад, крестьяне, книги; труды поэтические…» — писал Пушкин, набрасывая план продолжения стихотворения «Пора, мой друг, пора…» В 1834 году, которым датируется это стихотворение, он строил планы об отставке, думал о том, чтобы оставить Петербург, хотя бы на несколько лет поселиться с семьей в деревне. И, скорее всего, этой деревней виделось ему Болдино. Это могло стать спасением. Но так и не стало...